Дэвид направился к Оливии и увидел витрину, напоминавшую экспозицию геологического музея в каком-нибудь городе юго-западных штатов Америки. Внимание его спутницы привлекли два острых, угловатых кварцевых кристалла с бледно-лиловым оттенком. Они поблескивали в свете лампы, как половинки мускусной дыни. Сначала Дэвид не понял, почему Оливия заинтересовалась ими, но она указала ему на табличку, закрепленную на раме витрины: «Из личного имущества графа Калиостро (Джузеппе Бальзамо); ок. 1786 г.»

— Вы слышали о графе Калиостро? — спросил профессор Верне.

— Да, слышали, — ответил Дэвид.

Ему вспомнилась рукопись графа о египетском масонстве — та книга, которую Оливия заказала в библиотеке «Лоренциана». Насколько забавны такие совпадения, подумал он. Идешь и дважды наступаешь в одну и ту же яму.

— Интересно, как они оказались у вас? — спросила Оливия.

— Граф использовал их в своих демонстрациях гипноза и магии, — ответил профессор. — Но когда ему пришлось бежать из Парижа, многие из его вещей остались здесь.

— И что явилось причиной поспешного отъезда? — поинтересовался Дэвид.

— Наверное, это как-то было связано с ожерельем королевы, — предположила Оливия.

Профессор важно кивнул головой. Дэвид имел лишь отрывочные сведения об этом эпизоде. В ответ на его вежливую просьбу Верне с энтузиазмом изложил суть дела. У Дэвида сложилось впечатление, что директор музея сначала рассердился на непрошеных гостей, нарушивших его рабочий распорядок, но затем хорошенькая Оливия смягчила стариковское сердце. Теперь он с явным удовольствием потчевал ее своими историями.

— Все началось с того, что ювелиры королевского двора, партнеры Бомер и Бассанж, изготовили безумно дорогое ожерелье в надежде, что его приобретет мадам Дюбарри, а позже Мария Антуанетта. Но ни та ни другая не купила это украшение. И тогда одна молодая и привлекательная женщина по имени Жанна де Ламотт Валуа, авантюристка до мозга костей, совершила невероятное мошенничество.

— Самое крупное в те дни, — добавила Оливия.

— Она уговорила беспринципного кардинала купить ожерелье. Он думал, что приобретает его для королевы, которая позже тайно вернет ему потраченные деньги. Однако Мария Антуанетта ничего не знала о сделке. И она не получила это украшение. Его украла Жанна де Ламотт. Она и ее сообщники разобрали ожерелье на части и продали бриллианты почти за бесценок. Вину за эту авантюру взвалили на Марию Антуанетту, хотя она была тут ни при чем и отрицала причастность к покупке ожерелья. Народ Франции не поверил королеве. Позже революционный трибунал объявил этот случай ярким примером ее расточительности.

— Какую же роль играл в этой истории граф Калиостро? — спросил Дэвид, чувствуя себя, словно студент, пропустивший несколько лекций.

— Мадам Валуа намеренно впутала графа в свой план, поскольку он был фаворитом двора. Королеве нравилась его компания, и она щедро выказывала ему знаки своего расположения. Графа осудили, поместили в Бастилию, но после девяти месяцев выпустили на свободу. Будучи умным человеком, он понял, что злоупотребил гостеприимством французов, и на следующий день покинул Париж.

Оливия всплеснула руками и указала Дэвиду на амулеты, вырезанные в форме скарабеев и странных неземных созданий.

— Какая прелесть!

Ей особенно понравился янтарь с изображением злобно усмехавшейся гаргульи.

— Это был подарок королевы, — объяснил Верне. — Она знала, что граф собирал экзотичные и оккультные предметы. Позже он упоминал, что дух одной из таких вещей изгнал его из Франции.

— А что, если Мария Антуанетта подарила ему и медальон с Медузой? — сказала Оливия. — И он принял подарок как знак ее внимания?

Дэвид подумал, что зеркало действительно больше подходило вкусу графа, чем королевы Франции.

— Здесь на витринах все его вещи? — спросил он у профессора.

— Все, кроме некоторых документов, — пожав плечами, ответил Верне. — Они хранятся в архиве. Там, за той дверью.

— Мы можем посмотреть на них? — нетерпеливо спросила Оливия.

Профессор, который уже не мог отказать ей ни в чем, смахнул пыль с халата и жеманно произнес:

— Такой красивой и юной посетительнице я готов показать что угодно.

Дэвид почувствовал себя лишним, но это его не опечалило. Профессор повел их в другой конец галереи, где длинный коридор соединялся с флигелем.

— Бежав из Парижа, Калиостро направился в Рим, — продолжил свой рассказ Верне. — Как выяснилось позже, это было не очень мудрое решение. К тому времени папа римский обвинил графа в богохульстве, велел сжечь все его книги и заточить преступника в замок Сант-Анджело.

— В тюрьму, где некогда сидел Челлини, — заметил Дэвид.

— Оттуда графа перевели в отдаленную крепостную тюрьму Сан-Лео. Он прожил там четыре года, прежде чем его задушил один из тюремщиков.

Они прошли мимо нескольких охранников. Профессор открыл обитую стальными пластинами дверь и начал спускаться по спиральной металлической лестнице. На третьем подземном этаже он щелкнул выключателем, и люминесцентные лампы осветили большое помещение. Бесконечные ряды полок, заваленных ящиками, тянулись, насколько мог видеть глаз. К счастью, Верне неплохо ориентировался в музейном архиве. Он подвел их к какому-то ряду, порылся среди пыльных папок, затем повернулся к другому стеллажу и указал на большую коричневую коробку, стоявшую на верхней полке.

— Вы не могли бы снять ее оттуда? — попросил старик.

Дэвид с радостью выполнил его просьбу, подняв густое облако пыли.

— Несите ее сюда, — сказал профессор, направляясь к запыленному столу, окруженному несколькими старыми деревянными стульями.

Когда Дэвид поставил коробку на стол, Верне продолжил рассказ о судьбе осужденного графа.

— Каждый день своего заточения Калиостро царапал на стене какие-нибудь откровения. Вместо мела он использовал заостренные камни. Позже Наполеон Бонапарт, большой поклонник оккультизма, послал своих помощников в камеру, где скончался граф. Он велел им скопировать все слова и уцелевшие образы.

Похлопав по коробке, профессор добавил:

— Боюсь, что здесь вы не найдете медальонов. Но, возможно, эта информация поможет вам в дальнейших поисках.

Дэвид в этом весьма сомневался, однако из-за отсутствия других вариантов он решил осмотреть предложенные документы. Тем более что Оливия выглядела совершенно окрыленной.

— Вы должны понять, что обычно мы не позволяем посетителям работать здесь без присмотра, — сказал Верне, взглянув на старые настенные часы, которые громко отсчитывали минуты. — Но мне нужно закончить кое-какую работу, а архив сегодня закрыт по техническим причинам.

— Мы будем очень аккуратны, — заверила его Оливия. — И перед уходом вернем коробку на прежнее место.

Верне все еще колебался.

— Если мадемуазель будет так добра и на обратном пути зайдет в мой кабинет, я с удовольствием выслушаю, удалось ли вам что-то найти.

— Восхитительно, — с обворожительной улыбкой сказала Оливия.

— Я тоже приду, — добавил Дэвид.

Профессор сделал вид, что не расслышал его слов. Как только он скрылся за одним из стеллажей, Дэвид поднял крышку коробки. Внутри находилось несколько пластиковых папок, снабженных архивными бирками. Некоторые из них пожелтели от времени. Выбрав самую толстую папку, Оливия бухнулась на стул по другую сторону стола. Дэвид принялся осматривать дневники, озаглавленные как «Documents originaux, С. San Leo, 1804». Это были полевые записи, сделанные посланником Наполеона. Он осторожно вытащил их из папки и разложил на столе.

Желтые и сморщенные листы напоминали папирус. Чернила выцвели и стали серыми, а написанные ими слова едва различимыми. Судя по всему, эти дневники прошли через многие руки. Часть рисунков представляла собой традиционные масонские символы: молоты и деревянные колотушки, кирпичи и мастерки. Другие являлись неумелыми воспроизведениями египетских иероглифов. Дэвид узнал Анубиса — бога подземного мира, которого всегда изображали с головой шакала. Тут же была и Исида, богиня природы и магии, коронованная изогнутыми рогами быка. Посланник Наполеона дотошно скопировал их с тюремной стены, как и фразы на итальянском языке.