Горе словно притупилось, столкнувшись с телом Заса. Человек и ангел долго лежали неподвижно, в полной тишине, пока внизу не проехала повозка. Возница придержал лошадь, встал на козлах, присмотрелся — не обманули ли его глаза, правда ли он видел мужчину в объятиях ангела? А убедившись, задрожал, рухнул на место и погнал лошадь, будто за ним гнались все волки Бургундии.

— Твой сосед? — спросил Зас.

— Да, Жюль Лизе. Надеюсь, он решит, будто ему все привиделось.

— Твои домашние скоро проснутся. Нам обоим пора идти.

Глядя, как по дороге удаляется повозка соседа, Собран проговорил:

— Уходя на ночь по делам, я всегда возвращался с подарками, и девочки встречали меня криками: «Папа! Папа!» Они подпрыгивали на месте. Николетта была ниже ростом, но казалась тяжелее. Сабина успевала подпрыгнуть три раза, а Николетта — один. Она приседала и словно выстреливала вверх, вот настолько. — Винодел рукой обозначил высоту, — Я пытался научить Николетту говорить саму за себя, не позволять Сабине высказывать мысли за обеих.

Винодел надолго замолчал, а потом взошло солнце, и от каждого камня на пути его лучей потянулись длинные тени.

Зас провел ладонью по лицу Собрана, будто бы осушая слезы.

— Я постоянно заботился, чтобы девочкам всего доставалось поровну, но Николетту, — голос Собрана надломился, — я любил больше.

Вспомнилось, как они с младшей дочерью строили шуточные заговоры против более сильной старшей, как он с Николеттой на плечах носился по дому за Сабиной и обе девочки визжали от восторга. Вспомнилось, как Собран часами играл с младшенькой, постепенно входя в ее жизнь, ведь после армии отец вернулся для дочери совершенно чужим человеком.

— Найди ее на Небесах, Зас, — попросил Собран. — Ради меня найди.

Ангел разомкнул объятия и развернул Собрана к себе лицом.

— Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! — проговорил он.

— Да, я прошу рассказать, как ей у Бога, — Собран заглянул в лицо ангелу и тут же почувствовал, как рука Заса рванула его за волосы. — Я знаю, тебе это ничего не стоит. Умоляю, найди ее ради меня.

Ангел поднялся во весь рост, уронив Собрана на землю. «Так и быть», — произнес он или что-то подобное, а может, не говорил ничего, но главное, Собран понял: ангел дает согласие.

Огромные крылья захлопали, подняв тучу пыли. Слезящимися глазами Собран следил, как Зас удаляется — летит в сторону дома, а затем витками поднимается в небо навстречу восходящему солнцу.

Закрыв глаза, винодел прокашлялся, встал на ноги и, снова открыв глаза, побрел к дому. Все мысли Собрана оказались заняты одним-единственным образом: ангел, стоящий перед ним во весь рост, раскрывший могучие крылья… Это видение затмило собой прочие воспоминания о Засе, преследуя Собрана весь следующий день и в дни после него — остаток лета, осень и зиму. Стоило виноделу закрыть глаза, как он видел солнце, отраженное от сияющих перьев, видел дорожки от слез на покрытой пылью безволосой груди, два бесцветных соска, перекрещенные полосы-подпись, белые губы на белом лице и глаза — бездонные и враждебные, словно море, на которое смотришь сквозь прорубь.

Собран будто влюбился. Он не мог выкинуть из головы образ ангела, да и не хотел, устал бороться с этой болью. И ему стало за себя стыдно. Все, что он знал об ангеле до того, позабылось.

QUOI-QUE-CE-SOIT [15]

Ангел сидел на пограничном камне, скрестив перед собою крылья. Сидел он столь неподвижно, что, несмотря на ясный взгляд, бледная кожа наводила на мысль о хвори.

Собран надел выходной костюм, причесался, смазав волосы маслом, принес лучшего вина, какое смог отыскать.

Ангел долго колебался и наконец принял предложенный хрустальный бокал.

— В следующий раз, того и гляди, вынесешь сюда кресла, — сказал Зас.

— Мне по душе все как есть, — покраснел Собран.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать. — Малиновый жар еще не сошел с лица Собрана. — А потому без кресел будем обходиться, пока мне не стукнет полсотни лет.

— Посади перечное дерево. Через двадцать лет оно вырастет достаточно, и ты сможешь все лето обедать за столом под его кроной с семьей и одну ночь пить вино со мной.

Селеста, погреб, дерево… Чего только не предложит мой ангел, подумал Собран. Он срезал печать с бутылки, вытащил пробку и, прижав большой палец к горлышку, придержал пену. Разлил напиток по бокалам, а бутылку наполовину врыл в землю, чтобы не упала.

Зас отпил вина и очень тихо произнес:

— Недавно я видел Николетту. Один раз. Я не спешил искать ее, чтобы новость о ней оказалась для тебя именно новостью. — Ангел помолчал. — Разумеется, это не значит, будто она счастлива и всем довольна. Она в раю, и все тут. Дочь тебя не забыла, она само терпение — будет ждать, пока не придет твой срок и пока не придет срок для Сабины. Николетта не тоскует, в ее сердце нет места для боли.

Зас говорил очень тихо и ровно.

— Не знаю, что Николетта переживает, а потому ничего тебе не скажу об этом, но сам я воспринял Небеса такими: когда Бог создал меня, даровал сознание, то я осознал славу и проникся благодарностью, ибо, благодаря Бога, я сумел отделить Его от своих чувств. А чувствовал я именно славу Господню, согласие и радость. Сердце человека устроено иначе. Детьми в утробах вы постепенно учитесь двигаться, а при родах переживаете потерю — вам нужны пища, тепло, вы хотите слышать биение сердца матери. Новорожденный чувствует сначала желание, потом предвкушение и любопытство. Человеческой душе не забыть своего первого рождения — оно соткано из потерь. Даже в раю, даже в благословении.

— Но Николетта счастлива, — нерешительно произнес Собран.

— Я уже сказал…

— Она счастлива. Пусть и не так, как ангел. — Собран пытался уяснить суть сказанного Засом.

— Я никогда не упоминал счастья, когда говорил об ангелах, — возразил Зас.

Собран пробормотал что-то в извинение, как будто ангел упрекнул его: мол, демонстрируя свою боль, винодел уничижает себя. Собрану стало стыдно, и он поблагодарил ангела за новость о дочери, за откровенность.

— Пройдет пятьдесят лет, но для твоей дочери ничего не изменится. Не проси узнавать о ней снова.

— Не стану. Спасибо за беспокойство.

— Беспокоиться стоит тебе. — Зас вздрогнул. — Чего доброго, захочешь узнать об отце, о Батисте…

— Я не знаю, куда отправить тебя за Батистом. Вдруг он в чистилище?

— Да, разумеется, — ответил Зас, не уверенно, а словно просто признавая такую возможность.

Осушив бокал, он потянулся за бутылкой, а налив себе еще вина, попросил Собрана, как обычно, рассказать о делах в семье.

Собран послушно поведал обо всем, особое внимание уделив винограднику. Кажется, Всевышний благословил этот год.

Зас почти не говорил, только слушал, изредка задавая вопросы. Весь год Собрану не хватало этих бесед, уверенных советов ангела. А сейчас между ангелом и человеком будто выросла стена.

«Он злится на меня, — думал Собран, — за мою просьбу». Тут же возникла иная мысль: «Где же его сострадание?» И еще одна: «Больше не стану ни о чем просить Заса».

Будучи человеком неблагоразумным, он спросил, не скрывает ли ангел чего. Уж больно странно Зас ведет себя. Не виной ли тому просьба навестить Николетту?

Собран наклонил бокал, и шампанское пролилось на землю, потекло по склону холма пенящимся змеистым ручейком.

— Как она выглядела, — спросил Собран, — моя Николетта?

Зас тяжело вздохнул.

— Как маленькая девочка с чудесными локонами.

Винодел хмыкнул, и ангел холодно произнес:

— Ты огорчаешь меня, Собран. Николетта играла с другими детьми. Они собирали камни, чтобы нырнуть на дно реки, протекающей по райской долине, среди зеленых трав с голубым отливом. Ни одна травинка в той долине не поедена, ибо насекомые на Небе не испытывают голода. Все всегда сыты. Дети бегали меж деревьев чуть выше реки, и были с детьми взрослые: они беседовали, читали, играли… Если хочешь знать, то кроме реки есть цветочная тропинка, буковый лес, где листья сверкают, а на ветвях сидят птицы. Есть дома из песчаника, город, в котором никто не торгует — только беседуют, занимаются музыкой. При мне даже кто-то играл на скрипке, правда не очень хорошо. Есть холмы, горы; иссиня-черное озеро — на берегу растут камыш и лилии. Если пройти сквозь небольшие заросли, потом по низине, по долине, то выйдешь к гигантскому лесу, где деревья одинаковой вышины, а дальше — берег, мангровые деревья и море… Одним словом, рай.