Так что, братцы, ставьте лагерь. Сколько вам надо народу, столько и берите. Сами отберете, кто позлее. Верно говорю?
— Верно-то оно верно, — Муромские переглянулись. — А вот ты скажи нам, дядя Лука, кто за нас в поле выйдет, покуда мы…
— А как в прежние времена, всем миром соберемся и ваши пашенки пройдем.
— Ополчение — дело такое, — Иван Акимов важно разгладил бороду. — Дело вам, по молодости, незнакомое. Мы-то в прежние года чуть не каждую весну ополчались…. Эх, Петрович, помнишь, как …
— Помню. Поехали, Иван.
— Позволь, дядя Лука, — придержал его младший Муромский. — А не аукнется ли нам самочинная расправа? Людей в неволе держать — не чижика в клетку запереть. Да люди-то еще и чужие. От хозяина ихнего громы-молнии на наши головы не посыплются?
— Небось не посыплются, — уверенно ответил Лука Петрович. — По хозяину ихнему самому клетка плачет. А то и петелька.
Связанного Клейтона и раненых ковбоев усадили на лошадей. Колонна двинулась обратно, на этот раз без особой спешки, и многие дремали на ходу. Впереди еще был долгий день, наполненный трудами, и ночная вылазка не отменяла обычных работ.
Полина так ничего и не спросила, поэтому Лука Петрович, не вынеся ее молчания, сам сказал:
— Наших там нет. Ушли они.
— Как? — равнодушно спросила она.
— Это мне неведомо. Только лошадей ихних там нету.
Она поджала губы, точь-в-точь как мать, и сказала:
— Уеду я отсюда, папаша. В Массачусетс уеду. Авось, в тюрьме меня еще не забыли. Устроюсь в госпиталь. Уеду я отсюда.
— Нечего тут! — прикрикнул Лука Петрович на дочь, как на маленькую. — Нечего до срока хоронить-то! Поезжай домой, упади под иконы и молись. Как о живом молись, как о живом!
30
Расставшись с попутчиками после ночевки в пещерах Красного Пня, Сол Грубер не поехал на ранчо Коннорса, хотя посещение этого объекта и было занесено в его план.
Портреты, которые он так терпеливо коллекционировал, были нужны отнюдь не для персональной выставки. Он бродил со своими камерами по глухим уголкам Запада, фотографировал жителей, а потом, возвратившись к себе в Денвер, передавал карточки в сыскное агентство.
Сол Грубер был специальным агентом финансовой компания «Уэллс и Фарго», и десятки других агентов ежедневно просматривали сотни новых фотографий в поисках знакомого лица. Так были обнаружены многие из тех, кто когда-то грабил дилижансы, почтовые вагоны и банки, принадлежавшие компании, а потом пытался скрыться в глуши.
Опознав беглого преступника, агенты телеграфом сообщали о нем федеральному маршалу той местности, где злодей скрывался. Маршал оповещал шерифов, если доверял им, или брал задержание на себя.
Иногда арест происходил даже раньше, чем почта доставляла фотоснимки. Иногда снимки приходилось сравнивать с лицом убитого при задержании.
Фотографию Коннорса ему заказало нью-йоркское бюро агентства Пинкертона. Оттуда же пришла информация о возможных местах проживания других членов банды «Потрошителей», и после Оклахомы Груберу предписывалось отправиться в Техас.
Однако вместо этого он повернул на север, добрался до железной дороги и уехал в Денвер. Эд Коннорс перестал представлять интерес для следствия. А его возможные связи перестали интересовать агента Грубера.
Агент Грубер остался в живых только потому, что его спас от шайенских томагавков один из друзей Коннорса. И Сол опасался, как бы его служебное рвение не подвело Криса под виселицу. Кроме того, ему не давала покоя загадка — кому нужна была смерть инженера Скилларда?
В Денвере он посетил офис компании Кребса и навел справки об инженере. После чего помчался в Форт Смит, где провел чуть ли не круглые сутки в судебном архиве.
Скала Белого Мула, Волчья река, Мертвая долина — места, где он только что побывал, предстали перед ним совершенно в ином свете. Перечитав гору донесений, ордеров на арест, протоколов допроса и приговоров, он мог только благодарить Бога, что вернулся живым с полей самой кровопролитной битвы из всех, что когда-либо велись на территории Америки.
Мрачная слава таких городков как Дедвуд, Тумбстон и Додж показалась ему детской страшилкой. В одном только оклахомском Маскоги за прошлый год насчитали почти семьдесят убийств — то есть больше, чем погибло народу в знаменитых тумбстонских перестрелках за все годы!
Списки помощников федеральных маршалов обновлялись два раза в год, и причина была проста — люди не увольнялись, они выходили из строя. Одни — по причине ранения, другие — по смерти, третьи — потому что были сами арестованы за разные неблаговидные делишки….
Сол Грубер не искал приключений, они сами находили его, и это, признаться, ему порядком надоело. Он думал, что после визита к индейцам, после крови и тошнотворного страха, после всего, что он узнал об Оклахоме — его ноги там не будет. Есть маршруты и поинтереснее, и поспокойнее. Но прямо из Форта Смит, не заезжая домой, он снова направился в Шерман-Сити.
Маршал Даррет лежал в постели. Его жена завела Грубера в комнату и вышла, плотно прикрыв дверь.
— Ничего серьезного, — Даррет вяло махнул рукой. — Растряс старую болячку, сам виноват. Вот, лечусь домашними средствами. Давненько тебя не видел, Сол. Есть новости?
— Боюсь, новости заставят вас прервать лечение. Инженер Скиллард уже посетил вас?
Даррет сел в постели, подложив подушки под спину.
— Скиллард? Я не видел его давно. По слухам, его выкрали индейцы, но это только слухи…. Или нет?
Грубер встал со стула и прошелся по комнате.
— Извините, Гек, не могу сидеть. Отбил всю задницу. Сначала об чужое седло. Потом насиделся в архиве…. Значит, Скиллард до вас не добрался? Дело обстоит даже хуже, чем я ожидал. — Он потер подбородок. — Его похитили у меня на глазах. Больше того, я был рядом с ним все это время. Индейцы увезли нас на сбор вождей, и там от Скилларда потребовали гарантий, что его компания не станет работать возле скалы Белого Мула. Насколько я понял, он им дал такие гарантии, и нас отпустили.
Но по дороге снова напали. На этот раз нас просто пытались убить, и главной целью был, безусловно, инженер. Отбившись от индейцев, мы отпустили Скилларда в город, и это, каюсь, было моей ошибкой. Мне надо было самому его сопровождать. Но у меня был другой маршрут. В то время я еще не понимал смысла происходящих событий. А теперь он мне абсолютно ясен.
— А мне абсолютно неясен, — сказал Даррет, осторожно вставая с кровати. — Подай-ка мне пояс.
— Помните историю с прокладкой дороги «Техас — Тихий океан»? Команчи нападали на строителей каждое воскресенье, до тех пор, пока компания не сменила подрядчика. Как только это произошло, нападения прекратились. И только через десять лет выяснилось, что индейцам платили за каждый рейд. Кто платил? Тот, кто в конце концов и построил этот участок пути.
— У нас — то же самое? — Маршал, кряхтя, натянул жилет со звездой. — И ты, конечно, уже знаешь, кто заплатил нашим индейцам. И теперь я должен все бросить, забыть о здоровье, оседлать мустанга и скрутить негодяя. Так?
— Не совсем, — улыбнулся Грубер. — Я прекрасно знаю, что вы передвигаетесь не на мустанге, а в пролетке на резиновом ходу.
* * *
Ничто не греет ирландское сердце так, как хорошая драка. Томас Мерфи устроил настоящий праздник шахтерам, схватившись с ними в салуне. Все остались довольны друг другом. А судья Бенсон даже не стал подсчитывать убытки. Землетрясение, ураган, всемирный потоп, хорошая драка — все это проявления всемогущей стихии, а стихии не выставишь счет.
Весь вечер в салуне шла приборка, почти всю ночь тянулся ритуал примирения, а наутро протрезвевшие шахтеры не отправились в карьер, а снова собрались возле салуна.
На площади воздвигли помост из ящиков, на него поставили стол, накрытый звездно-полосатым флагом. За столом сидели четверо: Бенсон, Мерфи, пожилой шахтер и Питер Уолк.
Когда ропот толпы угас, старый горняк встал и потряс над головой исписанным листом бумаги:
