От ужаса Элис даже негромко вскрикнула. Мора там, в доме, да, она ждет ее, минута сведения счетов настала.

Девушка поняла: если сейчас она повернется и побежит, то за спиной раздадутся быстрые хлюпающие шаги и она почувствует, как ледяная рука ложится на плечо.

С испуганным возгласом Элис шагнула вперед и рывком распахнула дверь. И сразу самые худшие кошмары стали реальностью.

Ей вовсе не показалось, что она слышит шум.

Ей вовсе не показалось, что она слышит чьи-то шаги в доме.

В полумраке хижины, сгорбившись перед очагом, сидела закутанная в плащ женщина. Как только дверь со стуком открылась, ее спина распрямилась, женщина обернулась.

Стуча зубами от страха, Элис сдавленно крикнула. В темноте лица не было видно, оно было скрыто капюшоном. Вот она встала и медленно направилась к Элис, все ближе и ближе; вот подошла к порогу и переступила его, подставив лицо солнечным лучам. Элис закрыла глаза, не желая видеть мертвенно-бледную, посиневшую и распухшую плоть, вдыхать отвратительное зловоние трупа утопленницы.

Но нет, это не Мора. Эта женщина выше ростом, немолодое белое лицо изрезано морщинами — это морщины страданий. Из-под капюшона выбиваются густые седые волосы. Глаза серые. Протянутые к Элис руки с худыми пальцами покрыты старческими пятнами. Они крупно дрожат, как бывает при параличе.

— Прошу вас… — с трудом произнесла женщина. — Прошу вас…

— Кто ты такая? — грубо спросила Элис, все еще не оправившись от страха. — Я думала, это Мора! Кто ты такая? И что ты здесь делаешь?

— Простите меня, — робко промолвила женщина; от старости или перенесенных невзгод ее голос звучал как надтреснутый колокол, но речь была нетороплива и благозвучна. — Не сердитесь на меня, пожалуйста. Я надеялась, что здесь никто не живет. Я просто искала…

Подойдя к ней ближе, Элис дала выход злости, взбодрившей, как бокал доброго вина.

— Ты не имеешь права здесь находиться! — закричала она. — Как это никто не живет? Это тебе не ночлежка для попрошаек и нищих! Убирайся прочь!

Женщина умоляюще заглянула ей в лицо.

— Простите, миледи… — начала она, но вдруг просияла радостью и воскликнула: — Сестра Анна! Дорогая моя сестра Анна! Маленькая моя! Боже милостивый! Ты жива!

— Матушка! — охнула Элис.

Она вдруг прозрела и узнала ее, матушку Хильдебранду. Шагнув вперед, она раскрыла руки; аббатиса обняла ее, и обе замерли, будто никогда не расставались.

Долго они так стояли, не в силах оторваться друг от друга.

— Матушка моя, матушка, — повторяла Элис, сотрясаясь от рыданий.

Наконец аббатиса отпустила ее.

— Мне надо отдохнуть, — сконфуженно пояснила она. — Я очень слаба.

Она прошла в дом и села на табурет. Элис упала возле нее на колени.

— Как вы сюда попали? — поинтересовалась она.

— Наверное, это Матерь Божья привела меня к тебе, — улыбнулась Хильдебранда. — Все это время я была больна, меня прятали преданные мне люди на одной ферме недалеко от Стартфорта. Они и рассказали про эту лачугу. Когда-то в ней жила одна старушка, но она пропала. Они подумали, что если я поселюсь здесь и начну продавать нуждающимся лекарства, для меня это будет лучшая возможность избежать опасности. Не сразу кто-нибудь отличит одну старуху от другой.

— Она была ведьма, — с отвращением заявила Элис. — Она была старая грязная ведьма. Всякий сразу догадался бы, что это не она.

— Та старая женщина имела слишком много познаний, что небезопасно, — мягко возразила аббатиса. — И я тоже такая. Ее мудрость превышала ее общественное положение, как и у меня. И та женщина, должно быть случайно или по своему выбору, была отверженной, и я отвергнута. Теперь я буду жить здесь, скрываться, с покоем в душе, пока не настанет время, когда я снова смогу служить Господу в церкви, которую Он избрал.

Аббатиса улыбалась Элис столь светло, будто такую судьбу предпочел бы всякий, будто такой доле позавидовала бы любая знахарка.

— Ну а ты как? — ласково обратилась она к девушке. — Я горевала о тебе и каждую ночь молилась о твоей бессмертной душе с тех пор, как мы в последний раз виделись. А теперь ты снова со мной! Воистину, милосердие Господа не имеет границ! Расскажи мне о себе, сестра Анна. Как ты сумела спастись от огня?

— Я проснулась, когда начался пожар, — быстро соврала Элис. — И побежала в часовню звонить в колокол, но меня схватили. Меня утащили в лес и хотели изнасиловать, однако мне удалось вырваться. Пешком я добралась до Ньюкасла, потом направилась дальше искать другой монастырь, чтобы не нарушить обета, но везде было очень опасно. Тогда я вернулась поискать вас или кого-нибудь из сестер, и лорд Хью, хозяин замка, узнал обо мне и дал у себя работу секретаря.

Лицо матушки Хильдебранды посуровело.

— Приказал ли он тебе поклясться и отречься от твоей церкви и твоей веры? — осведомилась она.

Руки ее все еще дрожали, а лицо говорило о том, что она очень стара и слаба. Но голос звучал строго и уверенно.

— О нет! — воскликнула Элис. — Нет! Лорд Хью придерживается старой веры. Он оградил меня от этого.

— И ты до сих пор хранишь свои обеты? — продолжала допрос аббатиса.

Она окинула взглядом богатый наряд Элис, красное платье, которое прежде носила Мег, умершая от сифилиса содержанка.

— Да, — быстро отозвалась Элис, подняв на матушку свое бледное личико с остреньким подбородком. — Я соблюдаю часы и молюсь молча, читаю молитвы в уме. Конечно, я не имею возможности молиться вслух и носить то, что пожелаю. Но я соблюдаю пост, когда положено, и у меня нет ничего своего. Ни один мужчина не тронул меня. И я готова слушаться вас во всем. Ни один из основных моих обетов не был нарушен.

Матушка Хильдебранда потрепала Элис по щеке.

— Молодец, — похвалила она. — Мы с тобой преодолели трудное и горькое испытание, дочь моя. Я часто думала, что остальным выпала более легкая доля, в ту ночь они все погибли и теперь пребывают в раю, а я осталась здесь и изо всех сил стараюсь хранить обеты, полностью отдаваясь борьбе с миром, который с каждым днем становится все более безнравственным и греховным. Представляю, как тяжело и тебе пришлось, дочь моя. Хвала Господу, теперь мы с тобой вместе. И больше не расстанемся.

Элис спрятала лицо в коленях у матушки Хильдебранды. Старая женщина опустила руку на светлую девичью головку и нежно промолвила:

— Какие чудесные у тебя волосы. Я совсем забыла, сестра Анна, что у тебя такие красивые волосы.

Девушка подняла голову и улыбнулась.

— Я не видела твоих волос с тех самых пор, когда ты была еще девочкой, — вспоминала аббатиса. — Когда ты явилась ко мне из того мира, где царит грех, у тебя было красивое бледное личико и светлые вьющиеся волосы. — Она помолчала и продолжила: — Остерегайся греха тщеславия. Судьба вышвырнула тебя в этот мир, когда ты стала уже совсем женщиной. На тебе красное платье, сестра Анна, и ты носишь распущенные волосы.

— Меня заставляют так наряжаться, — быстро пояснила Элис. — Другой одежды у меня нет. И я решила, что справедливо будет не подвергать опасности лорда Хью, который мне покровительствует, и не требовать себе темных платьев.

Аббатиса недоверчиво покачала головой.

— Ну хорошо, — ответила она. — Значит, тебе пришлось пойти на компромисс. Но теперь мы начнем самостоятельно строить свою судьбу. Здесь, в этом маленьком домике. Здесь у нас будет новый монастырь. Пока нас двое, но кто знает, возможно, потом прибавится. Мы с тобой будем соблюдать обеты и вести образ жизни, который предназначен нам свыше. Станем маленьким лучом света во мраке этой пустоши. Маленьким лучом света для остального мира.

— Здесь? — ошеломленно выдохнула Элис. — Здесь?

Матушка засмеялась, как смеялась в старые добрые времена, светло и весело.

— А почему нет? — сказала она. — Ты что думала, сестра Анна, служение Матери Божьей требует богатых облачений, серебряной посуды и дорогих свечей? Ты же не настолько глупа. Матерь Божья была женщина простая. Возможно, и дом ее был не намного лучше этого. Ее муж был обычным плотником. Зачем нам хотеть большего, чем было у нее?