На полу образовались большие липкие лужи сверкающего напитка. Некоторые двойки и тройки легли на пол и лизали пурпурный напиток, сверкающий между осколками стекла. Те же, кому осколки попали в рот, выплёвывали их без малейшего вреда для себя. Другие застыли с открытыми ртами, лица их выражали гнев.

Первым взял слово Король Пик.

— Валеты! — воскликнул он. — Я приказываю вам сейчас же отрубить голову этому дураку.

Повторять приказ ему не пришлось — четыре валета выхватили мечи из ножен и направились к Джокеру.

Я подумал, что не должен покорно смотреть на это, но, когда я уже хотел вскочить, сильная рука Фроде удержала меня на месте.

На маленьком личике Джокера мелькнула растерянность.

— Только Джокер… — пролепетал он. — И никто… никто больше… — И маленький шут расплакался.

Валеты отпрянули назад. Даже те, кто закрывал глаза и уши, удивлённо их открыли. За долгие годы они видели много разных проказ этого маленького шутника. Но, должно быть, впервые увидели, что он способен плакать.

На глазах у Фроде заблестели слёзы, и я понял, что, несмотря ни на что, он никого не любил так, как этого маленького возмутителя спокойствия. Он попытался обнять Джокера за плечи.

— Ну-ну… — Фроде хотелось его утешить.

Джокер сбросил с себя руку Фроде, но тут перед Джокером вырос Король Червей.

— Должен напомнить, что не разрешается утешать тех, кто плачет, — сказал он.

— Треч тов! — воскликнул Валет Пик.

А Король Червей продолжал:

— Одно очень старое правило гласит, кроме того, что не дозволено никому отрубать голову, пока он не кончит говорить. А тут сказано ещё далеко не всё. Поэтому я приказываю положить Джокера на стол, пока мы не отрубим ему голову.

— Спасибо, уважаемый Король, — всхлипнул Джокер. — В этом пасьянсе только у тебя нашлось тринадцать добрых сердец.

После этого четыре валета подняли Джокера с пола и положили на один из столов. Тут он и лежал, заложив руки за голову и положив одну ногу на другую. В таком положении он и произнёс длинную речь, а все карлики столпились вокруг и внимательно его слушали.

— Я самый последний, кто появился в этом селении, — начал он. — И все знают, что я не такой, как вы. Поэтому я и старался держаться подальше от вас.

Неожиданно что-то заставило карликов начать прислушиваться к словам Джокера. Очевидно, больше всего их удивило, почему он не такой, как они.

— Я всем чужой, — продолжал Джокер. — Я не отношусь ни к бубнам, ни к червям, ни к трефам, ни к пикам. Ни к королям, ни к валетам, ни к восьмёркам и даже ни к тузам. Вот я перед вами, всего-навсего Джокер, и, кто я такой, мне пришлось узнавать самому. Стоило мне пошевелить головой, как звенящие бубенчики напоминали мне о том, что у меня нет семьи. У меня нет ни числа, ни профессии, ни масти. Я не владею ни стеклодувным мастерством бубён, ни бережностью рук треф, ни силой пик. Я брожу и извне наблюдаю за вашей работой. Но благодаря этому я смог увидеть кое-что, чего вы не заметили.

Джокер лежал на столе, покачивая одной ногой. Бубенчики тихо позванивали.

— Каждое утро вы начинали свою обычную работу. Но вы словно спали на ходу не в силах проснуться. Конечно, вы видели солнце, луну и звёзды, видели всё, что движется, но не отдавали себе в этом отчёта. Другое дело Джокер, ведь я пришёл в этот мир с изъяном, позволяющим видеть вглубь и вширь.

Дама Бубён прервала Джокера:

— Давай, шут, выкладывай всё, что знаешь! Если ты видел что-то, чего не видели мы, ты должен сейчас же сказать нам об этом!

— Я видел самого себя! — выпалил Джокер. — Видел, как я ползаю на четвереньках среди кустов и деревьев большого сада.

— Ты видел себя с воздуха? — вырвалось у Двойки Червей. — У твоих глаз есть крылья, и они могут летать, как птицы?

— Да, в некотором роде. И это совсем не то, что глазеть на себя в малюсенькое карманное зеркальце, что постоянно делают четыре дамы из нашего селения. Они так поглощены мыслями о своей внешности, что даже не замечают, что живут.

— В жизни не слышала подобной дерзости! — воскликнула Дама Бубён. — Как долго ещё этому дураку будет позволено оскорблять нас?

— Но дело не только в том, что я вижу, — продолжал Джокер. — Я ещё и чувствую. Я чувствую, что я совершенно… совершенно живое существо… С кожей, волосами, ногтями и всем прочим… живая кукла, резиновый человечек… Откуда появился этот резиновый человечек? — спрашивает Джокер.

— Позволим ему продолжать? — спросил Король Пик.

Король Червей утвердительно кивнул головой.

— Мы живём! — воскликнул Джокер и взмахнул руками, так что бубенчики безудержно зазвенели. — Мы живём в таинственной волшебной сказке. Странно, говорит Джокер. Ему постоянно приходится щипать себя, чтобы убедиться, что это правда.

— Это больно? — вырвалось у Тройки Червей.

— Сейчас я чувствую, что живу каждый раз, когда звенит хоть один бубенчик, а они звенят при любом, даже почти незаметном движении.

При этом он поднял одну руку и потряс ею, многие карлики испуганно отступили назад.

Король Червей кашлянул и сказал:

— Так тебе удалось узнать, откуда появился резиновый человечек, или нет?

— Эту загадку каждый должен решить сам, — ответил Джокер. — Но каждый может отгадать лишь крохотную частицу этой загадки. Потому что у вас так мало мозгов, что приходится соединять несколько голов, дабы додумать до конца даже самую простейшую мысль. И причина этому в том, что вы пьёте слишком много пурпурного лимонада. Джокер говорит, что он волшебный кукольный человечек, и вы все тоже такие же волшебные человечки. Но сами вы этого не замечаете. И не чувствуете, потому что пьёте слишком много пурпурного лимонада, вы чувствуете только вкус мёда, лаванды, курбера, рингрота и граминера. Вы полностью сливаетесь с садом, не замечая, что живёте. Ибо тот, у кого во рту целый мир, в конце концов забывает о том, что у него есть рот. А тот, кто руками и ногами чувствует вкус целого мира, забывает о том, что он волшебный кукольный человечек. Джокер всё время пытался рассказать вам правду, но у вас не было ушей, чтобы услышать её. Пусть у вас на лице и есть морщины, но ваши органы слуха забиты яблоками и грушами, клубникой и бананами. То же самое происходит и со зрением. Да, у вас есть глаза, которыми вы могли бы видеть, но что толку, если они всё время ищут только этот напиток. Так обстоит дело, говорит Джокер, ибо только Джокеру открыта истина.

Карлики в зале замерли, глядя друг на друга.

— Так откуда появился резиновый человечек? — повторил свой вопрос Король Червей.

— Все мы — фантазии Фроде, — сказал Джокер и развёл руками. — Но в один прекрасный день эти фантазии стали такими живыми, что стали выпрыгивать из его головы. Непостижимо, говорит Джокер. Также непостижимо, как солнце и луна, говорит он. Но и солнце и луна — настоящие.

Карлики в зале удивлённо посмотрели на Фроде, и старик крепко сжал моё запястье.

— Но это ещё не всё, — продолжал Джокер. — Ибо кто такой сам Фроде? Он сам тоже странный игрушечный человечек, говорит Джокер. Фроде тоже живой, говорит он. Фроде был единственным человеком на острове, но в действительности он из другой колоды. Сколько в той колоде карт, не знает никто. Как не знает и того, кто сдаёт эти карты. Джокер знает одно: Фроде тоже игрушечный человечек, который однажды утром ожил и появился на свет. Из какой головы, из какого лба появился этот человечек? — спрашивает Джокер. Он спрашивает и спрашивает, и в один прекрасный день он получит ответ на свой вопрос.