Ланглуа кивнул и сказал:

— Общее во всех случаях только одно: речь идет о мужчинах.

Камиль придерживался того же мнения. Итак, сексуальный ритуал. Эта девушка — если это она — ненавидит мужчин. Она соблазняет тех, кто попадается на ее пути, или же заранее выбирает их, а затем, как только представляется удобный случай, зверски их уничтожает. Для того чтобы выяснить, почему она питает такое пристрастие именно к серной кислоте, нужно сначала ее задержать.

— Она совершала по одному убийству в полгода, — подытожил Ланглуа. — Чертовски плотный график!

Камиль с ним полностью согласен. Старший сержант Ланглуа не просто изобретал другие, более правдоподобные версии — он задавал себе правильные вопросы. И в самом деле, жертвы не имели между собой практически ничего общего: Гаттеньо — владелец авторемонтной мастерской в Этампе, Масиак — хозяин кафе в Феньюа-ле-Реймс, Трарье — безработный в северном предместье Парижа. Разве что все три убийства произошли с небольшими интервалами, совершены одинаковым способом и, вне всякого сомнения, одной и той же рукой.

— Мы пока не знаем, кто эта женщина, — сказал Камиль, когда Ланглуа завел машину и повез его в сторону вокзала, — но ясно одно: мужчинам лучше не оказываться у нее на пути.

Алекс поселилась в первом же попавшемся отеле. Он располагался прямо напротив вокзала. Всю ночь она не сомкнула глаз. Но даже если бы ей не мешал грохот поездов, ей не дали бы спать крысы, населяющие ее сны, — а это уже не зависело ни от какого отеля. В этот раз ей снилась огромная черно-рыжая крыса, во сне она была огромной, чуть ли не в метр ростом, ее усы нависали над самым лицом Алекс, черные блестящие глазки пронизывали насквозь, из-под верхней губы виднелись длинные острые резцы…

На следующий день она отыскала то, что хотела, в городском справочнике. Небольшой отель в Пре-Арди. К счастью, там нашлись свободные недорогие номера. Хороший, вполне подходящий вариант, пусть даже и далековато от центра. Город ей нравился, ярко светило солнце, и Алекс прогулялась в свое удовольствие, словно туристка, приехавшая в отпуск.

Но, когда она оказалась в отеле, ей очень скоро захотелось оттуда убраться.

Причиной тому была хозяйка, мадам Занетти, — «Но здесь все зовут меня просто Жаклин!». Алекс не слишком нравилась такая манера незнакомых людей — сразу набиваться в друзья. «А вас как зовут?» Да хоть так: Лора.

— Лора? — изумленно переспросила хозяйка отеля. — Ну надо же!.. Мою племянницу так зовут!

Алекс не видела в этом ничего достойного удивления. Всех как-нибудь да зовут, имена есть и у хозяек отелей, и у их племянниц, и у медсестер — словом, у всех, но мадам Занетти это отчего-то казалось необыкновенным. Вдобавок у нее оказалась отвратительная, чисто торгашеская манера взахлеб говорить о своих многочисленных связях, скорее всего вымышленных. Это была женщина, что называется, «общительная», а поскольку она уже явно старела, то свой коммуникативный талант сдабривала настойчивым стремлением покровительствовать всем и вся. Алекс всегда раздражало это свойственное некоторым женщинам стремление быть близкой подругой половины всего мира и матерью другой половины.

Когда-то она была красива, очень хотела сохранить красоту и в этом потерпела полную неудачу. Пластические операции зачастую не омолаживают, а производят прямо противоположный эффект. При взгляде на мадам Занетти трудно сразу понять, что не так, — создается впечатление, что черты словно смещены и лицо, все еще пытаясь походить на лицо, тем не менее утратило всякую соразмерность, превратившись в туго натянутую маску с узкими змеиными глазами и десятками мелких морщинок, протянувшихся к неестественно раздутым губам. Кожа на лбу так сильно стянута вверх, что брови приобрели неестественный изгиб, а щеки уходят к вискам и свисают по обе стороны, как бакенбарды. Волосы, выкрашенные в угольно-черный цвет, уложены в сногсшибательную прическу. Когда она встала из-за стойки, Алекс непроизвольно сделала шаг назад, — воистину у этой женщины лицо злой феи. Да при этом еще такая навязчивость… Необходимо побыстрее принять решение. Алекс решила, что лучше не задерживаться в Тулузе и вернуться в Париж. Сразу не получится — хозяйка уже успела пригласить ее к себе в гости на сегодняшний вечер.

— Приходите, поболтаем немного.

Виски оказалось превосходным, небольшая гостиная — очень уютной, обставленной в стиле пятидесятых годов, с черным бакелитовым телефоном и электрофоном «Теппаз» с иглой, установленной на звуковой дорожке «Платтерс». В целом Алекс довольно приятно провела время. Хозяйка рассказывала забавные истории о своих бывших постояльцах. В конце концов Алекс привыкла к ее лицу и перестала обращать на него внимание. Скоро она его забудет, как хозяйка забудет ее собственное лицо. В сущности, следы неудачной пластической операции — нечто сродни увечью, а поскольку физические недостатки встречаются у людей не так уж редко, этот ничем особенно не выделяется на фоне остальных.

Затем хозяйка открыла бутылку бордо: «Не знаю, что у меня еще осталось из еды, но на ужин хватит». Алекс согласилась, так проще. Вечер продолжался в том же духе. Алекс выдержала шквальный огонь вопросов и лгала вполне правдоподобно. Преимущество разговоров со случайными знакомыми состоит в том, что никто на самом деле не пытается узнать о тебе правду и все, что ты говоришь, в конечном счете никому не важно. Во втором часу ночи она наконец встала с дивана, чтобы отправиться спать. Они с хозяйкой обнялись, заверили друг друга в том, что провели прекрасный вечер, — что было одновременно и правдой, и ложью. Во всяком случае, время прошло незаметно. Алекс легла гораздо позднее, чем собиралась, ее одолевала усталость, мучили все те же кошмары.

На следующий день она прошлась по книжным магазинам, а затем устроила себе сиесту — неожиданно долгую, глубокую и дурманящую, почти мучительную.

В отеле «двадцать четыре номера, все полностью отремонтированы четыре года назад», как сказала Жаклин Занетти, «называйте меня просто Жаклин, нет-нет, я настаиваю!». Алекс досталась комната на третьем этаже, она почти не сталкивалась с другими постояльцами, только слышала разнообразные звуки из соседних номеров (полный ремонт, стало быть, не включал в себя звукоизоляцию). Вечером, когда Алекс, вернувшись в отель, попыталась незаметно проскользнуть к себе в номер, Жаклин тут же вынырнула из-за стойки ресепшена. Отказаться от приглашения выпить по бокальчику Алекс не удалось. Жаклин была в отличной форме, еще лучше, чем накануне, ей хотелось видеть себя блистательной, остроумной, улыбающейся, строящей обаятельные гримаски, порхающей по комнате, веселящейся до упада, она выпила двойную порцию виски и в десять вечера, наливая уже третью, окончательно разрезвилась: «Может, сходим в одно местечко потанцевать?..» Предложение явно предполагало немедленное и восторженное согласие, но Алекс выразила сомнение, что сейчас подходящий для этого момент… к тому же эти заведения, в которых якобы «только танцуют», внушали ей недоверие. «Да нет же! — воскликнула Жаклин с наигранно-преувеличенным воодушевлением. — Это место и в самом деле только для танцев, поверьте мне!» Это звучало так убедительно, как будто она сама верила тому, что говорила.

Алекс стала медсестрой потому, что так захотела ее мать, но, в сущности, она прирожденная медсестра. Ей нравится делать добро. Она наконец уступила, видя отчаянные попытки Жаклин воплотить в жизнь свое предложение. Та принесла шашлычки, потом стала рассказывать об этом самом заведении, где устраиваются танцы два раза в неделю — «Вот увидите, это потрясающе!», она по-прежнему была от всего в восторге. Затем, поколебавшись, все же жеманно добавила «Ну, еще люди там знакомятся».

Алекс потягивала бордо, слегка отрешившись от происходящего, но из этого расслабленного состояния ее вывел настойчивый голос Жаклин: «Уже пол-одиннадцатого. Ну что, идем?»

Насколько удалось проследить жизненный путь Паскаля Трарье, он никогда не пересекался с путем Стефана Масиака, а тот в свою очередь — с путем Бернара Гаттеньо. Камиль читал вслух выдержки из своих записей: