— Пожалуйста, Карл. П-прошу тебя! — еще жарче зашептала она, мало-помалу втискиваясь под меня.
И тут уж доказать, что мне с ней хорошо, можно было только одним способом.
А мне и впрямь было хорошо. Лучше, чем хорошо. На ее крошечную, младенческую ножку я не смотрел, и все было хорошо, как никогда.
В ванную мы отправились вместе. Потом я вышел из дому и направился в пекарню.
Пекарня занимала длинное одноэтажное здание бурого кирпича, стоявшее на той же улице примерно в полутора кварталах ближе к деловому центру. Пройдя мимо парадного входа в ее контору, я зашел за угол, туда, где двое ребят укладывали хлеб в грузовик.
— Мистер Кендал? — переспросил один и кивнул на боковую дверь. — Да где-нибудь внутри, наверное. Зайди, по ходу там его и встретишь.
Я вошел. Пройдя по длинному коридору, заставленному проволочными корзинами с хлебом, оказался в большом помещении, где трудилось с полсотни мужиков. Одни накидывали узкие полосы теста на крюки в стене — накидывали, стягивали и снова туда бросали. Другие снимали тесто с крюков и раскладывали на длинных деревянных столах.
Одна стена помещения целиком состояла из ряда кирпичных печей; мужики, работавшие около них, ходили голые по пояс. Распахивали дверцу печи, совали внутрь что-то вроде плоской лопаты, причем всовывали ее туда чуть ли не на одну шестидесятую долю секунды — так, во всяком случае, казалось со стороны. Глядя на них, я подумал, что без этакой работы я как раз с удовольствием обойдусь, и тут сзади меня нарисовался мистер Кендал.
— Ну, — проговорил он, тронув меня за рукав, — что о нас скажете, мистер Бигелоу?
— Впечатляет, — отозвался я.
— У нас не очень современно, — посетовал он. — В том смысле, что не так механизировано, как на хлебозаводах в больших городах. Но когда на подхвате столько дешевых рук, механизация не очень-то и нужна.
Я кивнул.
— Я пришел объяснить, почему не было Руфи, мистер Кендал. Около полудня по пути домой с ней произошел несчастный случай, и она…
— Как несчастный случай? Что с ней? Что-то серьезное?
— Да нет, отделалась испугом. Ее костыль подломился, и она навернулась.
— Ах, бедняжка! Вы не торопитесь? Тогда давайте отойдем отсюда, тут очень шумно.
И он пошел вперед, смешной щуплый дедок в белом комбинезоне и белом матросском беретике.
Мы перешли в другое помещение, раза в три меньше, и он плотно прикрыл за нами дверь. Сел на какой-то стол и жестом пригласил располагаться рядом.
— Здесь чисто, мистер Бигелоу. Муку мы здесь не держим, только продукты, что подороже. Похоже на бакалейную лавку, правда? Все эти полки, полки…
— Ага, — подтвердил я. — Да, так вот, насчет Руфи. Я хотел попросить вас…
— В этом нет необходимости, мистер Бигелоу. — Он вынул трубку и принялся ее набивать. — Естественно, я ничего не скажу миссис Уинрой. Но спасибо, что сообщили, в чем было дело.
— Да в общем не за что, — сказал я. — Прибрать комнаты, шконки перестелить — это я ей помог. В смысле…
Тут я запнулся, про себя выругавшись. Зачем мне надо, чтобы кто-то знал, что я побывал во всех комнатах?
— Угу, — рассеянно кивнул он. — Я очень рад, что вы зашли, мистер Бигелоу. Как я и просил вас во время нашей встречи в полдень. Я не хотел бы выглядеть настырным, но я все думал, гм… Не кажется ли вам, что чем сидеть в бездействии и ждать вестей от шерифа, может быть, лучше начинать, что называется, всерьез укореняться? Одним словом, нет ли у вас ощущения, что психологически правильно было бы продемонстрировать отсутствие каких бы то ни было сомнений в том, чем кончатся для вас вчерашние затруднения?
— Чего-чего? — переспросил я. — Я не совсем понял вас.
— Я имел в виду… — он замялся. — То есть теперь… То, как вы только что ответили, немножко меняет смысл моего к вам предложения. Разумеется, если я в ваших глазах не выгляжу, гм…
— Да нет, ну что вы! — запротестовал я. — У меня и в мыслях не было. Я вовсе не считаю вас каким-нибудь клещом приставучим, просто вы очень заботливый. Из любви к ближнему и желания помочь вы, видимо, хотите дать отеческий совет.
Эту тираду я произнес правильно: так, чтобы ни выражением лица, ни тоном не выдать неискренности.
— Я рад, что вы меня понимаете, мистер Бигелоу. Начну с наименее важного. Я бы вам посоветовал быть чуть осторожнее с языком. Я знаю, молодежь сейчас в большинстве своем разговаривает… гм… весьма идиоматично и даже грубовато, и никто на это особого внимания не обращает. Однако в вашем случае… ну, ведь понятно же, разве нет?
— Я понимаю. И очень благодарен вам за совет, — сказал я. — Так или иначе, независимо от того, что произошло вчера, мне бы ничуть не помешало освоить и применять несколько более правильный язык.
— Я, может быть, не вполне корректно выразился, — сказал мистер Кендал. — Или неучтиво, что, в общем-то, почти одно и то же. Видимо, слишком уж привык гонять и в хвост и в гриву наших студентов-подсобников…
— Да ну, ништяк… то есть конечно, — сказал я. — Не надо извиняться, мистер Кендал. Говорю вам: я высоко ценю ваше ко мне отношение.
— Я действительно к вам очень расположен, мистер Бигелоу. — Он с полной серьезностью кивнул. — Всю жизнь у меня было о ком заботиться, а теперь, когда моих родителей нет в живых — упокой их Господи — и мне нечем больше себя занять, кроме разве что работы да чтения книжек, я…
— Да конечно, конечно, — повторил я.
Он усмехнулся, сконфуженно и печально.
— В прошлом году я попытался взять отпуск. У меня есть маленький домик на озере в Канаде — ничего особенного, вы ж понимаете, в местах таких затерянных и отдаленных, где недвижимость большой цены не имеет. Мы с отцом там сами построили себе хибарку. Ну, я купил машину, выехал туда. Только из города вон — глядь, двух дней не прошло, как я опять тут. И снова на работе. С тех пор я и машину-то из гаража почти не выводил.
Я покивал, подождал. Он снова вяло усмехнулся.
— Примите это как объяснение, да и как извинение тоже, если я вам не чересчур еще заморочил голову. Кстати, если вам для чего-нибудь понадобится машина, милости прошу.
— Спасибо, — сказал я. — Если что, я заплачу, буду рад, так сказать, компенсировать.
— Да ну! Этим вы только еще больше осложните мне жизнь. — Он снова усмехнулся. — Деньги я смогу разве что добавить к сбережениям, а они мне, со всей очевидностью, ничего путного дать не способны, потому что, во-первых, я не ценю те удовольствия, которые можно купить, а во-вторых, скоро начну получать пенсию, по моим нуждам более чем достаточную, так что…
Я сказал: «Понимаю» или что-то столь же высокоумное.
— Как я это себе представляю, я слишком стар, чтобы обрести вкус к тратам, — продолжал он. — Бережливость и работа стали для меня чем-то вроде дурных привычек. Которые как будто бы и скучны, и обременительны, а без них и того хуже. Должно быть, вам все это режет слух: какая глупость, не правда ли?
— Ну, так-то уж я не сказал бы, — замялся я. — Впрочем, если бы у вас было действительно вдовольденег — например, двадцать или тридцать тысяч долларов, — вы много чем могли бы себя побаловать.
— Гм. Вы полагаете, в моем случае есть признаки недостаточной осведомленности? Возможно, вы правы. Но поскольку кое-каким состоянием, пусть и сравнительно малым, я все-таки обладаю, и притом не вижу способа существенно его приумножить, то… — Вместо окончания фразы он лишь махнул рукой. — Ах, вернемся к нашим общим начинаниям, мистер Бигелоу, если, конечно, у вас не возникает ощущение, что я грубо вторгаюсь в вашу жизнь.
— Да нет, ну что вы, — сказал я.
— Я тут давно уже чувствовал, что нам не хватает кладовщика. Сотрудника, который следил бы за расходованием припасов, а то сейчас в данной области полный кавардак — приходи из любого отдела и бери что хочешь. Я переговорил сегодня об этом с владельцем, и он одобрил, так что, если хотите этим делом заняться, можете начать прямо сейчас.
— Вы уверены? — спросил я. — То есть по поводу того, чтобы начинать сейчас.
