— Да уж, — мрачно подтвердила она. — Я тебя понимаю. И тем не менее… собираешься все-таки попробовать, верно?

— Ну-у, вроде как, — сказал я. — М-м-м… А вот ответь мне на один вопрос.

— Если смогу.

— Они у тебя настоящие?

— Что-что? Ах вот ты о чем! — проговорила она, тихонько усмехнувшись. — Ну ты и хрюшка-хитрюшка! Так-таки хочешь убедиться?

— Ну так как?

— Как? А вот так!

Она резко наклонилась. Не сводя с меня вдруг заигравших глаз, принялась поводить плечами из стороны в сторону, вверх и вниз. Потом быстро сделала шаг назад, смеясь и отталкивая меня выставленными руками.

— Нет-нет-нет-нет! Нетушки, Карл! И так уже сама не знаю… Должно быть, совсем косая — напрочь стыд потеряла.

— Главное, все остальное не потерять, — сказал я первое, что пришло в голову.

Она опять засмеялась.

На сей раз ее смех был куда громче, чем прежде; хрипотцы в нем тоже прибавилось. Точь-в-точь ржанье, что доносится ночью из салунов определенного пошиба. Ну, сами знаете — когда все гурьбой толпятся у одного конца стойки, глядят на некоего парня зачарованно, заранее приоткрыв рты, скаля зубы и блестя остекленевшими глазами; окончание речи рассказчик словно припечатывает, с размаху хлопнув ладонью по прилавку. Тут-то и раздается гортанное ржанье.

— Ах, какой ты зайчик! — Вновь она коротко потрепала меня по щеке. — Зайчик какой сладкий! Сейчас я должна идти вниз: соберу по-быстрому что-нибудь к обеду. Обед через час, так что при желании можешь лечь отдохнуть.

На это я ответил в том смысле, что почему бы и нет, вот только шмотки распакую; она напоследок одарила меня улыбкой и вышла. Я принялся разбирать чемоданы.

Что ж, я мог быть вполне доволен тем, как на первых порах пошло дело. Был момент, когда я засомневался, не слишком ли я гоню, но, с другой стороны, все вроде бы пока о’кей. С такой мадамой, если она и впрямь проникнется к тебе расположением, можно будет тормоза и вовсе выкинуть.

Закончив раскладывать вещи, я растянулся на кровати с журналом, посвященным криминалистике и реальным расследованиям.

Перелистнул до той страницы, на которой остановился в поезде.

…стала история некоего Чарли Бигера «Малого» — самого неуловимого киллера в истории уголовного мира. Установить общее количество совершенных им заказных убийств, скорее всего, не удастся никогда, официально же ему вменяется шестнадцать эпизодов. По однотипным делам его разыскивает полиция Нью-Йорка, Филадельфии, Чикаго и Детройта.

В 1943 году Бигер Малый будто сквозь землю провалился — исчез сразу после того, как во время преступной разборки убили его брата и доверенного посредника «Большого» Люка Бигера. Что именно с Малым Бигером произошло, до сих пор является предметом жарких споров как в полицейских, так и в криминальных кругах. Ходят слухи, что несколько лет назад он умер от туберкулеза. По другим сведениям, его кто-то убил из мести, как его брата, Большого Люка. Есть и такие, кто утверждает, что он жив. Причина расхождений проста: что бы ни произошло с Малым Бигером, никто об этом рассказать не может, потому что личноего никто не знал. Вернее, из тех, кто его знал лично, в живых никого не осталось.

На заказчиков он выходил через брата. Полицией не задерживался, отпечатки пальцев у него не брали, его фотографий тоже нет. Разумеется, о столь активном преступнике не может не быть известно хотя бы что-то, и кое-что о Малом Бигере мы знаем. Но тот его портрет, который у нас все же имеется, составлен из разнородных фрагментов и поэтому в большей мере дразнит воображение, нежели несет в себе действительно полезную информацию.

Если предположить, что Малый Бигер жив и с тех пор не изменился, то это безобидный с виду мужчина маленького роста — чуть больше полутора метров при весе килограммов сорок пять. Из-за слабого зрения носит очки с толстыми стеклами. Предположительно болен туберкулезом. У него очень плохие зубы, щербатый рот. Раздражителен, очень неглуп, курит и пьет умеренно. По нашим оценкам, сейчас ему должно быть лет тридцать — тридцать пять, но выглядел он всегда моложе своих лет.

Несмотря на не слишком презентабельную внешность, Малый Бигер умеет располагать к себе людей, особенно женщин…

Я отложил журнал. Сел, сбросил башмаки на удлиняющей рост «манной каше». Подошел к трюмо, наклонил зеркало ниже и открыл рот. Вынул верхнюю и нижнюю вставные челюсти. Приподнял одно веко, другое, извлек контактные линзы.

Постоял немного еще, осмотрел себя в целом. Мне понравился мой загар, понравилось то, как я раздался, прибавил в весе. Кашлянул, посмотрел на платок, но увиденное там мне понравилось уже меньше.

Я снова лег, размышляя о том, что за здоровьем надо последить, и, кстати, вот: не будет ли мне вредно с нею трахаться?

Я закрыл глаза, подумал о ней… о нем… о Боссе… о Кувшин-Варене… об этой паршивой, рвотного цвета халабуде с голым двором и скрипучим крылечком и… Да, кстати, между прочим: калитка.

Мои глаза открылись, но я их тут же снова прикрыл. С этой калиткой надо что-то делать. А то пойдет кто-нибудь мимо — не ровён час, зацепится, одежду порвет…

С мистером Кендалом (вторым их квартирантом) я встретился на лестнице, спускаясь к обеду. Это был старый пень из тех, что с детства имеют начальственную осанку; мужчина этой породы сохранит значительный вид, даже выползая из-под двери общественного сортира, где его заперли. Он сказал, что весьма рад знакомству и почтет за честь содействовать моему обустройству в Пиердейле. Я поблагодарил.

— Я тут насчет работы думал, — сказал он по пути в комнату, служившую столовой. — С приездом вы, конечно, припозднились, это усложняет дело. Практически все места с неполным рабочим днем уже заняты. Но я взгляну — может, подыщу для вас что-нибудь у себя в пекарне; у нас, между прочим, студентов больше, чем на любом другом предприятии в городе. Не исключено — глядишь, что-нибудь и подвернется.

— Мне бы не хотелось заставлять вас из-за меня беспокоиться, — сказал я.

— Да какое тут беспокойство? Мы все-таки соседи, а кроме того… О, миссис Уинрой, как это красиво смотрится!

— Спасибо. — Она скривила губы, дунув на лезущую в глаз прядь волос. — А пора уже и на вкус попробовать. Скоро ли явится Джейк, все равно один бог знает.

Все сели. Мистер Кендал полностью взял на себя труд распорядителя: передавал, накладывал, тогда как хозяйка сидела, откинувшись в кресле, и обмахивалась ладонью. Насчет того, чтобы соорудить обед по-быстрому, она, оказывается, не шутила. Выскочила, видимо, в магазин да и набрала там первых попавшихся консервов.

Обед не был плох, вы не подумайте. Она накупила кучу всего, причем лучшего качества. Просто, если бы она хоть слегка приложила руки, получилось бы в два раза лучше и в два раза дешевле.

Мистер Кендал отведал спаржи и сказал, что она бесподобна. Попробовал кильку, импортных сардин и консервированный язык и тоже каждый раз хвалил. Приложил к губам салфетку, и, я думал, ее он тоже похвалит. Или разразится развернутым славословием по поводу несказанного качества хозяйского консервного ножа. Но нет, вместо этого вдруг повернулся и, склонив голову набок, посмотрел на дверь.

— Должно быть, это Руфь, — сказал он через мгновенье. — Верно я говорю, миссис Уинрой?

Миссис Уинрой послушала. Кивнула. Облегченно перевела дух.

— Слава богу, — просветлев, выговорила она. — А я уж боялась, что она там еще на день застрянет.

— Руфь — это молодая леди, которая здесь работает, — пояснил мне мистер Кендал. — Она тоже студентка колледжа. Очень славная девушка, весьма достойная.

— Правда? — счел возможным усомниться я. — Может, мне не следует этого говорить, но на мой слух… у нее погуливает поршень.

Старый пень посмотрел на меня без выражения. Миссис Уинрой коротко хохотнула.

— Да нет же, глупенький! — сказала она. — Машина не ее, ее папаши — «Па», как она его называет. Он ее увозит и привозит обратно, когда она ездит навещать родных на ферме.