— А мы не вдвоем, — сказал я. — Детали можешь предоставить мне.
— Хорошо, Карл. — Она торопливо кивнула. — Но ты… но ты не думай, будто я какая-нибудь шлюха, ладно? Все дело в том, что…
— Да нет, — сказал я. — Ты не шлюха.
— Пока могу, я человека не бросаю, веду с ним честную игру до конца. Но уж когда кончено, значит, кончено. Тогда уж я с ним не хочу иметь ничего общего. Ты меня понимаешь, Карл?
— Я-то понимаю, — сказал я. — А теперь разбежались, ладно? Или ты остаешься, но тогда выметаюсь я. Со стороны выглядит не очень прилично, если мы тут наедине будем валандаться целый день.
— Ладно, зайчик. Уже ухожу. Да, вот еще что: насчет посуды не беспокойся, Руфь вымоет.
— Ты уйдешь отсюда или нет? — рявкнул я.
Она улыбнулась, поцеловала меня и вышла.
Я вымыл посуду, поставил сушиться. Нашел какой-то старый, ржавый молоток и вышел на задний двор. Там у забора лежал полураздолбанный упаковочный ящик. Я добыл из него несколько гвоздей, прошел к парадному крыльцу и занялся калиткой.
Спервоначалу-то она была почти что даже и в порядке: покрепче прибить петли парой гвоздей, и весь ремонт. Но никто этого не сделал, ею хлопали, пытаясь закрыть через силу, и чуть не отломали окончательно.
Я все еще в поте лица трудился, когда на ленч из пекарни явился Кендал.
— О-о-о! — одобрительно протянул он. — Я вижу, вы как я, мистер Бигелоу. Безделья не любите.
— Да это я так, — сказал я. — Чтобы убить время.
— Наслышан о ваших… гм… вчерашних проблемах. Рад, что вы на них не зациклились. Я… гм… не хочу, конечно, лезть в ваши дела, но у меня к вам большой персональный интерес, мистер Бигелоу. Я был бы весьма разочарован, если бы вы позволили какому-то пьяному болвану спутать все ваши планы.
Я сказал «да» или «спасибо», или что-то в этом роде.
— Ну, — предложил он, — пошли? Ленч, наверное, уже готов.
Я сказал, что только что позавтракал.
— Думаю, придется вам перекусить в одиночестве, мистер Кендал. Миссис Уинрой ушла в город, а насчет того, чтобы пришел мистер Уинрой, я очень сомневаюсь.
— Я передам Руфи, — быстро сказал он. — Бедной девочке столько мороки, а толку ноль.
Он вошел в дом, а я вернулся к работе. Через мгновение он появился снова.
— Послушайте, мистер Бигелоу! — окликнул он меня с крыльца. — Вы не знаете, куда подевалась Руфь?
— В глаза не видел, — отозвался я. — Я и не знал, что среди дня она тоже приходит.
— Конечно, приходит. А как же. — Он выглядел раздраженным. — Утренние занятия у нее кончаются в одиннадцать, и к половине двенадцатого она уже здесь, готовит ленч.
— Вот как? — сказал я и снова взялся за молоток.
Он нерешительно мялся на крыльце.
— Ничего не понимаю, — нахмурился он. — В полдвенадцатого она всегда как штык. Иначе до возвращения в колледж не успеет приготовить еду и перестелить постели.
— Да-а, — протянул я. — Что и говорить, плотный график.
Ну вот. С калиткой наконец покончил. Прикурил сигарету, сел на ступеньки отдохнуть.
Руфь. Вот-те здрасте! Встречаться с ней лицом к лицу после вчерашнего не хотелось совершенно. Она, конечно, сама напросилась, без спросу влезла в мою жизнь, а главное, сама хотела этого и потом сказала, что все в порядке. Но ведь такая беззащитная, сама как ребенок…
И вот уже я вновь хочу ее увидеть. Да как хочу! Больше всего на свете! Словно она недостающая часть меня.
Я затянулся сигаретой. Отбросил ее, зажег новую. Стал думать о том, как она… нет, я! — это я враскачку ковыляю с костылем, опустив голову, опасаясь смотреть на окружающих, боясь поймать на себе косые взгляды. Тут делай что угодно, бейся как рыба об лед, ничто не поможет. Хоть в лепешку расшибись, хоть наизнанку вывернись…
Я встал и пошел за дом. Почти побежал… Кендал сказал, что она всегда приходит к половине двенадцатого. Иначе просто не управится с работой. Да и то успевай поворачиваться. Действительно ведь в лепешку расшибается.
Я распахнул калитку заднего двора и поглядел вдоль вереницы высоких дощатых заборов. И оказалось, что выглянул я в тот самый момент, когда в переулке появилась Руфь — тащилась, держась одной рукой за забор, а костылем упиралась, как обычной палкой.
На миг мне стало чуть не так же тошно, как нынче утром. Затем тошнота отступила, зато накатил гнев. Я побежал ей навстречу, ругаясь на чем свет стоит.
— Да боже ты мой, господи, малышка! — Я выхватил у девушки костыль и положил ее руку к себе на плечо. — Ты поранилась? Давай-ка отдохни чуток, отдышись…
— Нет! — выдохнула она. — П-просто дай на тебя обопрусь…
Ее лицо было перепачкано, левая сторона пальто в пыли и грязи. Видимо, у костыля крепление опорного наконечника разболталось, он подломился, и она очень нехорошо упала.
— Где это случилось? — спросил я. — Почему ты никого не попросила помочь? Господи, детка, нельзя же так…
— С-скорей, — сквозь одышку выговорила она. — Пожалуйста, скорее, Карл.
Я засеменил быстрее, стараясь как можно лучше заменять ей костыль. И уже не лез с глупыми вопросами. Какая разница, где это с ней случилось, пришлось тащиться два квартала или шесть?
Вместе мы одолели задний двор и крыльцо. Торопясь, ковыляя, тесно прижавшись, мы словно сделались единым существом. Ее бьющееся сердце, стучащее так мощно, словно готово было выскочить наружу, стало и моим сердцем.
Я помог ей войти в кухню, пихнул под нее стул. Она сопротивлялась, пыталась встать, я не давал, придавливал за плечи.
— Сиди! — прикрикнул я. — Черт побери, сиди, где села! Будешь дергаться, ей-богу, зашибу!
— Но н-нельзя же! Миссис Уинрой…
— Слушай сюда! — приказал я. — Ты можешь меня выслушать, а, Руфь? Все будет хорошо.
— Не б-будет! — Она раскачивалась на стуле, беспомощно причитая: — Т-ты не понимаешь. Т-ты не знаешь ее. Она ув-волит меня, а мне просто н-нельзя… Я д-должна, мне обязательно н-нужно…
Дважды быстро и крепко я ударил ее по лицу — сперва ладонью, потом ее тыльной стороной.
— Ты будешь меня слушать или нет? — Я занес руку, готовый вновь отвесить пощечину. — Просто скажи, будешь или нет? Будешь слушать или тебе башку оторвать?
— Я… я… — содрогнувшись, она подавила всхлип. — Я слушаю, Карл.
В буфете я нашел бутылку виски, плеснул на донышко стакана. Стоял над ней, смотрел, чтобы она выпила все до капли.
— Ну, полегчало? — улыбнулся я. — Теперь тебе надо что-нибудь съесть, а потом ты ляжешь.
— Нет! Я…
— Тебе на занятия сегодня обязательно? Кровь из носу? Правильно, не нужно, и ты туда не пойдешь. А здесь у нас все схвачено. На ленч не пришел никто, кроме Кендала, а он никому не скажет. Я поговорю с ним, он будет за нас.
— Т-ты не понимаешь! Миссис Уинрой…
— Она ушла в город за деньгами. И она их добудет, даже если придется выдирать у мужа из кишок, а когда добудет, станет их долго, вдумчиво тратить. Поэтому домой она вернется не скоро. Я это знаю, ты поняла меня? Я точно знаю, что она будет делать.
— Но… — Она поглядела на меня с удивлением, слегка нахмурившись. — Мне надо перестелить…
— Так. Перестелить постели. Что еще?
— Ну, в комнатах слегка прибраться.
— Когда ты обычно возвращаешься с занятий?
— В четыре.
— Что ж, будем считать, что сегодня ты сорвалась пораньше. Ты поняла, к чему я? Если она заявится домой прежде, чем я рассчитываю, ты пришла пораньше и в поте лица вкалываешь. О’кей?
— Но я должна…
— Я все сделаю, — сказал я. — И не говори, что не сумею. По застиланию постелей и приборке я виртуоз. Сейчас соберу тебе кое-что перекусить, потом помогу подняться наверх и…
— Нет, Карл, нет! Давай по-другому. С ленчем я сама соображу. Я смогу, честно-честно. Я сделаю все, что ты скажешь, но, пожалуйста…
— Как ты собираешься готовить? Костыля-то нет!
— Я починю. Я уже это делала. Затяну столовым ножом винтики, где-то тут была изолента, и… Карл, пожалуйста!
Ладно, пес с ней, пускай. Лучше пусть полезным трудом займется, чем опять впадет в истерику.
