До отхода поезда оставалось двадцать минут, но Ленокс вернулся в гостиницу и написал Грэхему:

В поезде мысли о леди Джейн нахлынули с новой силой. Изо всех сил пытаясь не думать о ней, Ленокс снял с полки саквояж — в купе он ехал один, да и поезд был полупустой, — чтобы достать книгу, и там поверх аккуратно сложенной одежды обнаружил листок с полной копией статьи о Теофиле Батлере, выписанной из «Кто есть кто» каллиграфическим почерком Грэхема. Услышав, что хозяин забыл посмотреть в энциклопедию, Грэхем, очевидно, заглянул утром в библиотеку. Вот что там говорилось.

Ленокс обратил внимание на ирландское происхождение Батлера: вероятно, его предки эмигрировали в Англию довольно давно, по крайней мере предки со стороны отца. Странно, как при таких биографических данных его занесло на службу в восточный Суффолк. По статье, конечно, не скажешь, каков он в жизни — прямодушный учтивый вояка, никогда не слыхавший о Джордже Пейсоне, или тайный организатор происшедшего убийства. Раз он награжден орденом «За выдающиеся заслуги», значит, храбр, а раз посвящен в рыцари, значит, у него могут быть связи при дворе или в высших слоях военной элиты.

Ленокс повернул листок и увидел, что Грэхем переписал и статью о Лайсандере, председателе комиссии по приему в общество, сделав под ней приписку, что сведений о Питере Уилсоне, втором, после Теофила Батлера, учредителе общества «Сентябрь», в энциклопедии нет. О Лайсандере же говорилось следующее:

Интересно, он живет через два дома от Батлера. По всему выходит, они служили вместе, да к тому же в одни и те же годы. Дружба, возникшая в офицерской столовой, после отставки только окрепла и теперь, когда армейские чины не имели значения, получила новое развитие?.. Если догадка верна, то почему же так ограничено число членов общества? Ленокс решил не делать скоропалительных выводов до тех пор, пока не окажется на Пэлл-Мэлл.

И все-таки с вокзала он прежде всего поехал домой, на Хэмпден-лейн. Ему хотелось просмотреть почту, выпить чашку чаю, сменить костюм перед очередным выходом и — как бы он это ни отрицал — зайти к леди Джейн. И вот уже видны стройные очертания родного переулка — но ее нет дома, и, по заверениям Мэри, которая замещает Грэхема и все еще в тихом ужасе от нежданно свалившейся на нее почетной миссии, «леди Джейн уехала с самого утра». Ленокса разбирала досада: столько лет подряд они могли видеться в любое время, а теперь, когда Джейн просто необходима — где же она? Кто был этот тощий верзила в сером сюртуке, которого он застал на пороге ее дома? Что делал ее экипаж в Севен-Дайлс?

На Пэлл-Мэлл Ленокс отправился далеко за полдень, пешком, чтобы размять ноги после путешествия в поезде. Лондон был красив, как никогда: на фоне меркнущего неба отчетливо белели каменные контуры старинных зданий. Ближе к земле холодную строгость линий сменяла суетливая пестрота: спешащие люди, красные листья под колесами экипажей, теплый свет в окнах над тротуарами. Резкий осенний воздух взбодрил Ленокса, вызвал легкий румянец на щеках и прогнал туманное состояние, всегда возникавшее после путешествий. На Карлтон-Гардене, стоя перед домом, где находилось общество «Сентябрь», он от всей души пожелал, чтобы туман, окружавший смерть Джорджа Пейсона и исчезновение Билла Дабни, рассеялся так же быстро.

Двери украшали две небольших латунных таблички. Одна предельно просто сообщала: «КЛУБ „БИБЛИУС“», зато вторая не могла не вызвать недоумения: «ОБЩЕСТВО» только и значилось на ней. Дом представлял собой городской особняк эпохи Регентства. Первый этаж выступал вперед и по глубине был в два раза больше верхних, из чего следовало, что клубы занимают примерно одну и ту же площадь. На застекленной решетчатой двери размещались еще две эмблемы: одну Ленокс видел впервые (она несомненно принадлежала «Библиусу»), а вторая — с уже знакомой кошкой. Впрочем, долго разглядывать изображения Леноксу не пришлось: не успел он остановиться перед домом, как к нему вышел швейцар. За открывшейся дверью Ленокс разглядел маленькую, но очень аккуратную прихожую, футов пять в длину и ширину, из которой две двери вели, надо полагать, в два клуба. Улыбчивый швейцар начинающий седеть мужчина средних лет и, судя по лицу, весьма сметливый малый — пил чай.

— Простите, что помешал вам, — заговорил Ленокс, — но не мог бы я заглянуть на минутку в общество «Сентябрь»?

— А вы в нем состоите?

— Нет, должен признаться. Но я расследую гибель одного юноши и хотел поэтому поговорить с Теофилом Батлером, Питером Уилсоном или Джоном Лайсандером.

— Ну, с мистером Уилсоном вам поговорить не удастся, сэр.

— Почему же?

— К сожалению, сэр, он умер.

— Умер? Как это произошло?

Швейцар откашлялся:

— Понимаете ли, сэр, он покончил с собой, застрелился.

Ленокс был обескуражен.

— Что ж, — сказал он, — остаются майор Батлер или капитан Лайсандер.

— Нельзя, сэр: войти в клуб могут только члены общества, остальным вход воспрещен.

Швейцар, очевидно, был горазд поболтать, а клетушка в пять на пять футов ему порядком надоела, поэтому он доверительно сообщил:

— Да их и нет сейчас, сэр. Они оба только по утрам приходят.

Ленокс прекрасно понимал, что собеседник рад хоть ненадолго отвлечься, поэтому с напускным равнодушием добавил:

— Люди привычки, не так ли? Я и сам такой.

— Точно, сэр, часы по ним сверять можно. Оба приходят в десять и уходят после обеда. Майор Батлер — в Британскую библиотеку, а капитан Лайсандер частенько захаживает в театр.

— Вот как? А разве не случается им забегать в клуб, чтоб переждать дождь или просто посидеть у камина?

— Нет, сэр, для таких случаев у майора Батлера есть «Уайтс», а у капитана Лайсандера — «Армия и флот».

— А, теперь понятно. Такой тип людей я хорошо знаю: любят порядок и никогда его не нарушают.

— Точно, сэр. Хотя, имейте в виду, — швейцар шагнул назад в прихожую и взял чашку с недопитым чаем, — есть еще собрания.

— Собрания? — невинно переспросил Ленокс, на сей раз, возможно, переигрывая.

— Да, сэр. И тогда они приходят очень поздно, после одиннадцати, когда закроется «Библиус». В такие дни ни Чапману — это слуга из «Сентября» — ни мне, ни поварам, ни уборщице не дозволено находиться в здании.

— Подумать только, какие причуды!

Швейцар приложил палец к губам:

— Так и есть, сэр. Правда, они народ военный, а у военных свои порядки.