Когда стакан был почти пуст, зазвонил телефон. Долиш спасал свою шкуру. Он сообщил, что Паскис пошел домой.

Смит стоял под навесом напротив дома Паскиса, скрытый густым потоком пешеходов. Архивариуса, который длинным сутулым телом и подпрыгивающей походкой слегка напоминал богомола, легко было заметить в толпе. Смит смотрел, как он медленно движется по тротуару к своему дому, на ходу доставая из кармана ключ. Вдруг Паскис резко остановился и повернул голову, словно кто-то его окликнул. Он смотрел куда-то влево, и даже с противоположной стороны улицы было видно, как напряглось его тело. Смит непроизвольно шагнул вперед, чтобы лучше видеть, что происходит.

С Паскисом заговорил какой-то мужчина. Лицо скрывала низко надвинутая шляпа, но что-то в его облике показалось Смиту знакомым. Сказав что-то Паскису, мужчина указал на его дверь, и архивариус согласно кивнул. Потом он отпер дверь и вошел в дом. Мужчина последовал за ним. На пороге он остановился и бросил взгляд на улицу.

— Господи Иисусе, — пробормотал Смит. — Да это ведь чертов Фрэнки Фрингс.

Фрингс не отрывал взгляда от блокнота. Обычно это успокаивало неуравновешенных собеседников. Паскис начал нервничать еще на улице. Он прямо-таки одеревенел, когда журналист его окликнул. Выражение лица было испуганное. Не успокоился он и дома. Не исключено, что он всегда нервничает при разговоре с незнакомыми людьми. Поэтому Фрингс сосредоточил внимание на собственном блокноте и очень осторожно приступил к расспросам.

— Я знаю, что вы никогда не общаетесь с журналистами.

— Я… нет. Вообще-то мне запрещено сообщать какие-либо сведения репортерам. Это одно из условий моего контракта. Боюсь, что не смогу вам помочь.

— Понятно. Я просто буду задавать вопросы, а вы можете не отвечать, если не хотите.

Паскис задумался.

— Да, думаю, так будет лучше. И все же боюсь вас разочаровать.

— Это не страшно. Я собираю сведения о человеке по имени Отто Самуэльсон.

Взглянув на Паскиса, Фрингс увидел, что на лице у того опять появились страх и растерянность — как и раньше, когда он окликнул его на улице.

— Вам знакомо это имя?

— А почему… почему вы им интересуетесь? — запинаясь, спросил Паскис.

— Мне сказали, что Самуэльсон является ключевой фигурой в расследовании, которое я сейчас провожу. Поэтому мне так важно поговорить с ним. Я узнал, что он был обвинен в убийстве, но никаких сведений о приговоре или месте заключения так и не нашел. Мне порекомендовали поговорить с вами.

Фрингс дал Паскису время подумать, а сам стал рассматривать ковры, висящие на стенах. В комнате стоял какой-то запах. Вероятно, он остался от прежних трапез Паскиса — мясо, специи, рис.

Наконец Паскис заговорил:

— Мне нечего вам сказать, хотя кое-какая информация у меня имеется.

Фрингс озадаченно посмотрел на него.

— В 1927–1928 годах двадцать человек были осуждены за убийства, но в тюрьмы они так и не попали.

— А что с ними случилось?

Паскис с несчастным видом покачал головой.

— Не знаю. Я, как и вы, проводил расследование. У меня есть доступ ко всем официальным документам Города. В нашем архиве имеются все судебные дела. Однако я не нашел никаких упоминаний о том, что эти люди отбывают наказание.

У Фрингса перехватило дыхание и зачастил пульс.

— Вам известны имена этих людей?

Паскис продиктовал ему все двадцать фамилий. Журналист аккуратно записал их в блокнот, поражаясь феноменальной памяти архивариуса.

Когда список был составлен, Паскис сказал:

— По крайней мере один из них уже умер.

Фрингс кивнул, приглашая продолжить.

— Рейф Граффенрейд. Я ездил к нему. Ему отрезали голову прямо перед моим приходом.

Господи.

— А где вы нашли этого Граффенрейда?

Паскис рассказал, как он отправился к Граффенрейду и обнаружил труп. Речь его текла стремительным потоком, временами драматически прерываясь подобно тому, как вода, находящаяся под большим давлением, бьет через небольшое отверстие.

Когда рассказ закончился, Фрингс спросил:

— А как вы узнали, где найти Граффенрейда?

— Мне позвонили… анонимный телефонный звонок… теперь-то я понимаю.

— Вы думаете, это Граффенрейд звонил?

— Нет.

— Это было подстроено? Чтобы вас запугать?

— Похоже, что так.

Теперь уже журналист взял таймаут. Он был слегка под кайфом, и требовалось время, чтобы переварить услышанное. У него сразу же возникло несколько вопросов, и он надеялся, что Паскис даст ответ.

— Когда вы проводили свое расследование, что вам показалось странным в истории с этими людьми? Может быть, у них было что-то общее?

Паскис потер виски.

— Кроме того, о чем мы уже говорили?

Он задумался.

— Все они были убийцами. И активно участвовали в гангстерской войне между «белыми» и «бристольцами».

Фрингс медленно записывал, давая Паскису возможность выговориться.

— А еще что? Что-нибудь еще вас удивило?

— Была одна деталь.

— Я слушаю.

— Когда я впервые увидел дело Граффенрейда, приговор был записан как «пожизненное зак». Я был несколько озадачен, поскольку так сокращать слово «заключение» не принято. Обычно используется аббревиатура «зкл». Но тогда я решил, что это просто опечатка, поскольку буквы «а» и «к» расположены на машинке рядом. Но потом я обнаружил, что все эти двадцать человек имеют в своих делах формулировку «пожизненное зак». Это уже не просто совпадение, но в чем тут дело, я так и не понял.

Закончив писать, Фрингс взглянул на Паскиса, который прямо-таки расцвел, выложив все свои сомнения.

— А что, по-вашему, произошло с этими людьми? — спросил Фрингс.

— Сначала я подумал, что их казнили… как бы неофициально.

— Но потом вы обнаружили, что Граффенрейд жив. По крайней мере был жив.

— Верно. Перед моим приездом он был еще жив. Он жил за городом.

— Так что вы думаете по этому поводу?

Паскис грустно пожал плечами.

— Я не привык делать выводы исходя из столь скудных сведений. Возможно, их отправили в ссылку.

— Но почему именно их, мистер Паскис? Почему?

— Не знаю.

Они посмотрели друг на друга, и Фрингс почувствовал, что между ними установилась какая-то таинственная связь. Ему захотелось закрепить эту ниточку и как-то отблагодарить Паскиса, чтобы обращаться к архивариусу и в дальнейшем. Одно из имен в этом списке было Фрингсу знакомо. О нем имелась кое-какая информация.

— Там есть человек по прозвищу Вампир. Рейд.

Паскис вопросительно поднял брови.

— Вы сказали, что умер один человек из списка. На самом деле в живых нет по крайней мере двоих. Несколько лет назад Рейда нашли мертвым где-то в захолустье. Я хорошо это помню, потому что его искромсали так, словно он здорово кому-то насолил.

Паскис выслушал это сообщение с мрачным выражением на физиономии.

— Я просто думал, что вам интересно будет об этом узнать, — вздохнул репортер.

Когда водитель остановил машину напротив дома Паскиса, Рыжий Генри сразу же заметил Смита, маячившего на углу. Под холодным ветром он нахохлился и упрятал подбородок в шарф. Водитель коротко посигналил. Увидев машину, Смит бросился к ней. Генри занял почти все заднее сиденье, и, чтобы избежать слишком тесного контакта, Смиту пришлось вжаться в дверцу машины. Мэр этого словно не замечал. Он любил демонстрировать свое физическое превосходство. Это был один из способов держать людей в узде.

— Ну и зачем я сюда притащился? — пробурчал Генри.

Дом Паскиса находился всего в семи кварталах от мэрии, но Смит настоял, чтобы они встретились именно здесь. Генри был крайне недоволен, что его вытащили из кабинета, но одновременно его разбирало любопытство, что же могло случиться, если Смит имеет наглость так его напрягать.

Смит сразу же приступил к делу. Если уж он разозлил Генри, притащив его сюда, то любые проволочки могли только усугубить ситуацию.