Роберт, мгновенно забыв о десятицентовом журнале, вскочил с пола. Как же — ведь он увидел отца. Он помчался навстречу Себастьяну, но, уклоняясь от предложенных объятий, изо всех сил ткнул его кулачками в ноги и, скользнув мимо, выскочил из комнаты. До Себастьяна донесся голос Фрэнсис, звавшей мальчика, когда тот кубарем слетал с лестницы.
Элизабет осторожно опустила на пол звучный инструмент и только потом направилась к мужу.
— Что с ним? — поинтересовался Себастьян.
— Он вбил себе в голову, что ты придешь пораньше, — ответила Элизабет. — Вот и все.
— Я ничего не обещал ему.
— Я знаю.
Она приподнялась на цыпочках для приветственного поцелуя, чмокнула Себастьяна в щеку, для устойчивости опираясь рукой о его грудь. Он почувствовал, как она внезапно напряглась, нащупав в его кармане револьвер, хотя выражение ее лица не изменилось.
— Что-то случилось? — спросила Элизабет.
— Нет, ничего не случилось.
— Я думала, что английские полицейские не носят оружия.
— Я давно уже не полицейский и здесь не Англия.
— Кто-то следит за тобой?
Поначалу Себастьян хотел познакомить жену с содержанием телеграммы, но передумал.
— Не волнуйся, — произнес он. — Револьвер — всего лишь мера предосторожности.
— Против чего? Мы все-таки сможем погулять?
Скажи ему подобное любая другая знакомая женщина, не Элизабет, он бы воспринял ее вопрос как вызов.
— Конечно, можем, — заверил он жену.
Глава 2
На следующий день после посещения церкви Себастьян со всем своим семейством, в лучших летних одеждах, погрузился в трамвай, направлявшийся в парк Уиллоу-Гроув, расположенный в ивовой роще. Себастьян был в темном костюме и шляпе-канотье, женщины — в длинных легких платьях, Роберт — в матросском костюмчике. Памятуя о беспокойстве супруги, Себастьян прихватил с собой револьвер, сунув его за пояс брюк. Он спрятал его сзади, поместив в ложбинку на спине, чтобы Элизабет не почувствовала оружие в трамвайной давке, когда их прижмут друг к другу. Себастьян и представить себе не мог, какие страдания доставит ему револьвер в церкви, врезаясь в спину во время сидения на деревянной скамье. В этот день во время службы он испытал куда больше мучений, чем обычно.
Он не ожидал никаких неприятностей. Сегодня он был просто мужем, отдыхающим с семьей. Обычным человеком, неприметным лицом в большой толпе. Парк Уиллоу-Гроув открыла компания «Рапид транзит» с целью дать людям возможность проехаться на ее трамваях. Здесь давались бесплатные концерты и проходили ярмарки. Вскоре пример компании подхватили многие города по всей стране. В Бруклине возник Стипл-чейз-парк, в Солт-Лейк-Сити церковь организовала парк Салтаир. Однако Уиллоу-Гроув в Филадельфии, где его еще называли Сказочной страной, превосходил всех своим размахом. Два года назад сюда со своим оркестром заехал король маршей Соуса, да так и осел в городе.
Элизабет нравились звуки маршей. Она всегда говорила, что унаследовала любовь к ним от деда по материнской линии, старого солдата, который, только заслышав марш, забывал обо всем на свете и вышагивал за музыкантами до тех пор, пока они не заканчивали играть. Случалось, что он оказывался в незнакомой части города и не мог отыскать дороги назад.
На конечной остановке они вместе с толпой двинулись в проложенный под землей туннель и, вынырнув из него, очутились в парке. Фрэнсис повела Роберта в его центральную часть, а Элизабет, под руку с мужем, направилась к музыкальному павильону. Вне всякого сомнения, сестра Элизабет умела отлично справляться с мальчиком. Собственно, по этой самой причине она и проживала вместе с ними, отрабатывая еду и одежду воспитанием и обучением Роберта. Школу он не посещал.
Себастьян находил своего сына трудным ребенком. Говорить он начал лишь в пять лет, и сейчас его ничто не интересовало, кроме десятицентовых книжек. Вначале Себастьян запрещал ему читать их, считая неподходящими для развития, однако Роберт не признавал иных развлечений. Мальчиком он был робким, безразличным к дружбе, обучению и вообще ко всему, что не вызывало у него любопытства. В конце концов Себастьян сдался, и Элизабет разрешила сыну читать романы, давая по десятицентовой монетке в полмесяца на новую книжку. В положенное время Роберт шел с Фрэнсис к ближайшему газетному киоску, где покупал любой роман, который ему понравится. И ной раз выбор занимал не меньше часа. Все приобретенные книжки он хранил, перечитывал, умел воспроизвести на память целые абзацы и страницы. Фрэнк Рид, Дедвуд Дик, Буффало Билл. Роберт мог пересказать содержание любой из книг, назвать количество страниц в ней, перечислить все рекламные объявления на их обложках. Но его бывшая учительница в школе, фамилию которой договорились не произносить в доме, не единожды пыталась доказать Себастьяну и Элизабет, что их сын — слабоумный.
Когда они занимали места на скамье, оркестр играл «Чикагскую красотку». Музыка любого рода оставляла Себастьяна равнодушным, но зато ему нравилось наблюдать, с каким вниманием ее слушает Элизабет. Он не сводил с нее глаз, пока жена смотрела на оркестр. Ей не так давно исполнилось тридцать два, она была намного моложе его.
По прошествии некоторого времени Элизабет почувствовала на себе его взгляд.
— Что такое? — встрепенулась она.
— Ничего.
— Тебе надоело?
— Как мне может надоесть?
Жена улыбнулась ему и снова повернулась к сцене, где сорок оркестрантов под руководством Соусы переворачивали страницы нот, готовясь грянуть очередной марш. Элизабет чуть склонила голову, подставив щеку под дуновение прохладного, дующего с запада бриза, и сердце Себастьяна защемило.
— Отец как-то пообещал мне купить целый оркестр, — сказала она.
— Одни инструменты или вместе с оркестрантами?
Элизабет не заметила иронии и продолжила:
— Правда, цена оказалась такой, что мне пришлось ограничиться обучением игре на одной только виолончели. Это было еще до того, как он потерял весь свой капитал.
Типичное предложение для ее отца. Когда у него водились большие деньги, их семья жила в одном из самых роскошных домов к северу от Маркет-сквер. Не самый престижный район, где селились выскочки-нувориши. Большую часть своего детства Элизабет провела в особняке на Шестнадцатой Северной улице в окружении богатых соседей, таких как Стетсоны и Гимбелы.
Несмотря на свое более чем скромное происхождение, отец Элизабет был ужасным снобом, непоколебимо придерживавшимся своих привычек даже после финансового краха. Себастьян пришелся ему не по вкусу — иммигрант, бывший католик с еврейским именем, слишком старый для Элизабет. Когда же он узнал, что Себастьян работает на почасовой ставке в агентстве Пинкертона, то и вовсе невзлюбил его. В то время Фрэнсис выполняла роль посыльного — курсировала между домами, передавая влюбленным последние новости.
До двадцати лет Элизабет жила принцессой в царстве нувориша. У нее имелись свои лошади и служанка. Однажды она провела Себастьяна мимо своего дома. Тот оторопело глазел на роскошный старинный особняк, Элизабет же, отвернувшись, крепко держала его под руку. Зрелище было незабываемым.
— В чем ты больше всего нуждаешься? — внезапно спросил Себастьян.
— Мне ничего не нужно. — Она посмотрела на него. — Я самая богатая женщина города и я ни по чему не скучаю.
Оркестр грянул «Набат свободы». Мужчины притопывали в такт музыке, женщины махали программками. Закончив марш, Соуса, невысокий худощавый человек в пенсне, с заметной лысиной и линкольновской бородой, повернулся к зрителям и изящным поклоном поблагодарил их за аплодисменты. По случаю воскресенья на нем был белый костюм и белые же перчатки.
Присоединяясь к аплодисментам, Элизабет наклонилась к Себастьяну и спросила:
— Ты не хочешь ничего больше рассказать?
— Мне нечего прибавить, — отозвался Себастьян.
— Я спрашиваю не ради себя, — продолжила Элизабет, — а ради Фрэнсис и Роберта. Как я смогу их подготовить, когда сама ничего не знаю?