Парни ушли, громко хлопнув дверью. Наступила гробовая тишина. Он сидел на стуле в пустой комнате и тоскливо поглядывал на стену с ободранными обоями.

Сзади послышался шорох. Дверь снова приоткрылась. В комнату кто-то вошел, на этот раз шаги были легкими, непохожими на тяжелую походку похитителей. Затем послышался женский голос:

— Майк, зачем ты это сделал? Зачем ты убил меня, а потом воскресил и обвинил в том, что я имитировала собственную смерть? Ах да, ты же не можешь говорить, бедняжка.

Итак, ситуация прояснилась: его похитила Диана Бенхам.

Девушка обошла Майка и остановилась прямо перед ним. Она не стала вытаскивать у него изо рта кляп. Помолчав секунду, Диана продолжила:

— Я дам тебе эксклюзивное интервью. Но при условии, что ты никому не скажешь, где я нахожусь и как ты сюда попал. Правда, особого доверия ты не вызываешь, — Диана презрительно скривила губу, — поэтому сделаем так: ты напишешь статью и отправишь в газету, но мы тебя не отпустим. Посидишь здесь недельку-другую, у тебя будет надежная охрана, так что не надейся — сбежать не удастся. Потом напишешь еще одну статью. Какую, узнаешь позже. Но прежде чем мы приступим к работе, я хочу, чтобы ты ответил на очень простой вопрос: «Ради чего ты делаешь свои репортажи, в которых нет ни слова правды?»

Диана улыбнулась и вышла из комнаты.

Что он мог сказать? Что он журналист, что его мир существует по особым законам, что окружающие его люди похожи на голодных акул, и если ты не хочешь, чтобы тебя сожрали, ты сам должен превратиться в акулу. Но эта правда неведома его читателям. Для них, рабочих и мелких служащих, которые называют себя добропорядочными гражданами и пытаются жить по законам так называемого цивилизованного общества, хотя втайне и подозревают, что их обманывают, репортерская кухня остается за кадром.

Да, таковы его читатели, а работа Майка заключается в том, чтобы высмеивать тех, кто нарушает общепринятые правила. Он должен постараться изобразить их в самом смешном и жалком виде, убедив своих читателей, что они не прогадали, когда выбрали так называемую правильную жизнь, что их истинные ценности — семья, дети и работа в конторе с девяти до пяти — действительно являются таковыми.

Майк привык оправдывать собственную ложь благородными целями. Но ведь он тоже вырос в рабочей семье: отец Майка был токарем, мать всю жизнь проработала секретарем в нотариальной конторе, и он прекрасно знал, что простые люди тоже нарушают правила, только делают это чуть иначе, и выгода, которую они получают от своих преступлений, бывает гораздо меньше, а наказание — гораздо серьезнее. Когда мальчик учился в школе, мама снабжала его ручками, карандашами, фломастерами и прочей канцелярией, которую она целыми коробками таскала из офиса. И у отца, и у матери случались романы на стороне. Майк видел, что его родители плетут интриги, прикидывают, как бы сделать гадость коллегам по работе, напакостить соседям и обмануть друг друга.

Он обвел глазами просторную, похожую на офис комнату с большим окном, выходящим на задний двор. На полу в дальнем углу комнаты лежали два матраса. Когда Диана вернулась и вытащила у него изо рта кляп, Майк сказал правду:

— Я — акула и живу среди таких же акул. Мы не знаем жалости.

— Ну что ж, по крайней мере, твоя искренность заслуживает уважения. — Диана выглядела на удивление спокойной. — Майк, скажи, это правда, что тебя застукали в машине на Пятой авеню, где ты резвился сразу с двумя проститутками? Я читала в «Обсервере».

— М-м… да, у меня тогда был сложный период в жизни…

— И про то, как ты пьяный уснул на скамейке в парке, а утром написал на клумбу прямо на глазах нянь, гуляющих с маленькими детишками, — тоже правда?

— Ну, вообще-то нянь и детишек было не так уж много, всего штук семь-восемь. Не знаю, со мной случилось что-то непонятное… и все из-за этой женщины, она…

— Ладно, мы начнем интервью завтра утром. А пока Сэм поможет тебе устроиться. Спать будешь там. — Диана кивнула в сторону нежащих на полу матрасов. — Бедняжка Майк, ты пережил столько потрясений, так что постарайся вздремнуть.

Первые несколько дней пребывания в раю показались Блэки довольно забавными. Едва проснувшись, они с Эдди бежали на пляж. «Утреннее купание заряжает бодростью на весь день, — говорил Эдди, — лучше всякого кофе». Хотя после купания Блэки все же получала свою порцию кофеина. Они варили кофе в старом медном кофейнике на костре, словно какие-нибудь бездомные бродяги. Всю остальную еду тоже готовили на костре — для голого человека задача не из легких, поскольку приходится следить за тем, чтобы на тебя не попали искры. Вездесущие комары и солнечные ожоги тоже были серьезной проблемой. Блэки поняла, почему люди прикрывают одеждой некоторые части тела. Эдди лечил свою подругу, прикладывая к местам укусов листья алоэ.

— Тебе никогда не хотелось остаться в каком-нибудь красивом месте, поселиться там и больше никуда не уезжать? — спросила Блэки. Они лежали на теплом песке, курили и смотрели в ночное небо. В тот вечер Эдди и Блэки долго сидели возле костра, а потом купались в море и занимались любовью прямо на берегу.

— Да, иногда попадались такие места. Мне казалось, что я мог бы остаться там, открыть небольшой отель или автозаправочную станцию, — Эдди усмехнулся. — Я знаю одного парня, он живет на севере Пакистана, практически посреди пустыни, держит крохотную гостиницу на восемь комнат и бензоколонку. Между прочим, очень прибыльное дело, учитывая, что на пятьдесят миль вокруг нет ни одного отеля. Парень этот никогда не ездил дальше Стамбула, но у него есть мечта — попасть в Мекку. Это единственное путешествие, которое он хочет совершить, прежде чем покинет наш бренный мир. Постоянно слушает программы Всемирной службы новостей, всем интересуется, задает массу вопросов, но не имеет ни малейшего желания таскаться по миру. «Мир сам приходит ко мне», — говорит он и показывает толстый журнал регистрации постояльцев, где полно подписей путешественников из разных уголков планеты. Думаю, я мог бы жить так, как живет он.

Блэки с удовольствием слушала дорожные истории Эдди, но иногда она чувствовала нечто вроде зависти: девушке хотелось самой отправиться в путь, побывать в разных странах и создать свои собственные истории. А Эдди станет одним из персонажей ее рассказов: «Безумный Канадец, с которым я познакомилась в Италии, он рисовал портреты Бога… Потом мы поехали во Францию и целых две недели жили в нудистском лагере на берегу Средиземного моря». В воображаемом дневнике путешественника, который начала вести Блэки, первая глава под названием «Эдди» была почти готова.

— А чем ты занималась до нашей встречи? — спросил юноша. — Расскажи мне о своих европейских приключениях, или ты все время утешала Хлою?

Блэки очень хотелось рассказать о своих европейских приключениях, но она побоялась, что Эдди не понравятся ее криминальные истории.

— Так, — она вяло махнула рукой, — ничего особенного.

— Вы давно дружите с Хлоей?

— Со школы. Мы познакомились в реабилитационном центре городской клиники, где нас пытались отучить от курения.

— Понятно. А ее родители, они действительно идеальная пара?

— О да, такое бывает только в романах. Они женаты уже почти тридцать лет. Да что там родители, дедушка и бабушка Хлои прожили вместе пятьдесят пять лет, дедушка умер года три назад. До последнего дня они называли друг друга Большой Билли и Малышка Салли. Очень милая пара. Я была у них на золотой свадьбе. Помню, как Большой Билли смотрел на свою Малышку Салли, с такой любовью и нежностью… Удивительно. — Блэки расплылась в улыбке. Она вдруг поняла, что больше не сердится на подругу.

— Но бедняжка Хлоя стала печальным исключением из общего правила?

— Да, начисто разрушила семейную традицию. И не пошла в семейный бизнес. Все ее предки занимались фотографией. Большой Билли был торговым представителем фирмы «Кодак», его часто посылали в Европу, думаю, от него Хлоя и унаследовала страсть к путешествиям. Родители тоже каждый год ездили отдыхать за границу. Как гласит легенда, Хлою зачали на каком-то французском острове.