— Я не вижу здесь схожести. Но садитесь, я изложу вам обстоятельства, это будет полезно и для меня — чтобы лучше запомнить. Вы немного разошлись с пожилым джентльменом, попросившим моего содействия, а то услышали бы все из первых уст. Он — директор Британского музея мистер Кларк, ученый, естественник по специальности. В музее есть отдел египтологии с очень впечатляющими экспонатами. Заведует им профессор Хочкинс, которому семьдесят пять лет. Он пользуется признательностью всех египтологов мира и в своем деле одержимый. На старости лет этот профессор, довольно ветхий, затеял ринуться в экспедицию, и удержать его нет никакой возможности. Попытки Кларка отговорить его от такого рискованного предприятия не только ни к чему не приводят, но и вызывают крайнее раздражение Хочкинса. Профессор утверждает, что Кларк не хочет прославить Англию, а он, Хочкинс, так это дело не оставит, будет обращаться в вышестоящие инстанции; он, видите ли, не в состоянии плодотворно работать у такого ретрограда-директора, которого, кроме его козявок и лягушек, ничто не интересует. Кларк очень этим конфликтом озабочен, он не хочет отпустить Хочкинса, боясь, что при его летах и состоянии здоровья, музей и вся Англия потеряют замечательного египтолога.

А поводом для таких устремлений Хочкинса послужило следующее. Отдел египтологии стал посещать молодой человек, некто Десмонд. Он внимательно рассматривал мелкие золотые украшения на одежде, извлеченные из одного древнего захоронения в Египте. Хочкинс заинтересовался посетителем, и тот сказал, что располагает подобными же. Естественный вопрос египтолога: откуда у него такая ценность? Тот поведал, что год назад был в археологической экспедиции с профессором Бове. Они наткнулись на древнее захоронение, извлекли саркофаг с мумией, но их постигла неудача. Извлеченная на воздух мумия превратилась в прах. Украшения с нее остались, они у него, Десмонда.

— И он их предъявил?

— Совершенно верно. Это редкостные экземпляры: мелкие пластинки и бутончики пурпурного золота, секрет изготовления которых не известен никому из ученых. Возможно, что украшения приобретали такой оттенок от долгого нахождения в гробнице. Возможно, что изготовлявшие их мастера что-то добавляли в золото. Об этом ученые спорят. Но главное, что таких изделий во всех музеях мира — считанные единицы, их очень редко можно встретить в каком-либо захоронении, а потому ценность их неизмерима.

— Не кажется ли вам, что этот молодой человек: намеревается ограбить коллекцию профессора?

— Конечно, это не исключено. Однако, я полагаю, в таком случае он постарался бы остаться в тени, не лезть на глаза профессору. Более того — он передал ему свои украшения, тем увеличив ценность коллекции.

Я посмотрел на Холмса несколько оторопело и, подумав, высказал свои сомнения.

— А вы уверены, Холмс, что переданные в музей украшения — настоящие? Ведь не только ювелир, но и хороший медник может отполировать простую латунь так, что ее не отличишь от драгоценного золота.

Холмс улыбнулся:

— Вы, можно сказать, отлично логически мыслите, мой друг. Это было первое, в чем я усомнился, беседуя с мистером Кларком. Однако он так на меня посмотрел, что я испытал неловкость. Профессор Хочкинс — знаменитый египтолог, и всучить ему что-то, не стоящее внимания, тем более, как вы выразились, «простую латунь», — событие невероятное.

— Тогда чем же обеспокоен Кларк?

— Я уже отвечал вам на этот вопрос: он боится потери в своем штате египтолога. Я продолжу. Почему эти украшения остались собственностью Десмонда, когда должны были принадлежать профессору Бове? Об этом Кларк мне подробно рассказал. Профессор Бове — состоятельный человек, египтология — его страсть. У него огромнейший авторитет среди ученых, и экспедицию он организовал на свой страх и риск, затратив на нее свои личные средства, так что отчитываться ни перед кем не обязан. Экспедицию пришлось прервать ввиду того, что профессор Бове тяжело заболел. Больному, ему пришлось возвращаться в сопровождении Десмонда. Он передал украшения Десмонду и наказал, чтобы он передал их той организации, которая согласится направить экспедицию в найденный ими район захоронений. Он был очень слаб и, по-видимому, предчувствовал свою кончину. Десмонд доставил его домой и передал родственникам. Врачи хлопотали около него, но безуспешно. Он скончался, к прискорбию всех египтологов мира. Кларк был столь предусмотрителен, что, направляясь ко мне, захватил с собой выпуск трудов Британского музея, где опубликован пространный некролог с перечислением научных заслуг профессора Бове. Вот полюбуйтесь.

Я взял в руки выпуск и увидел в черной рамке портрет красивого мужчины, примерно пятидесяти лет. Прочувствованный текст был подписан дирекцией Британского музея и составлен, как я понял, самим профессором Хочкинсом.

— На местности, где побывали Бове и Десмонд, — продолжал Холмс, — осталось еще пять или шесть нетронутых холмов, и профессор Бове остался в уверенности, что они таят в себе захоронения. Десмонд обращался в Парижскую академию, но там не нашлось средств для организации экспедиции, а ждать он не может, так как, узнав обо всем, американцы или кто другой устремятся туда и пожнут плоды трудов профессора Бове. Путь к этим захоронениям знает только Десмонд, но он в эту тайну никого не посвящает, намереваясь сам участвовать в экспедиции. Интересно, что профессор Бове позаботился о технической оснащенности экспедиции. В частности, он использовал новейшие достижения, захватив портативный киноаппарат, и с его помощью был заснят момент обнаружения египетского захоронения. Этот фильм сейчас находится в Британском музее, и любопытно было бы его просмотреть.

— А не могло ли быть, Холмс, что Десмонд — просто убийца профессора Бове?

— Трудно об этом судить, Ватсон, не располагая никаким фактическим материалом. Есть сомнения в этом. Но ведь проще было бы Десмонду довести дело до конца, а затем уже расправиться с Бове, не прибегая к услугам других организаций. Вот вкратце обстоятельства, о которых мне поведал доктор Кларк. Завтра, если вы не возражаете, мы нанесем ему визит, полюбуемся драгоценностями и посмотрим фильм. С Хочкинсом и с Десмондом я попросил его пока нас не знакомить для пользы дела, и мы своей осведомленности ничем не должны выказывать.

Надо ли говорить о том, что я безоговорочно согласился сопутствовать своему другу.

Великолепие Британского музея поразило нас обоих. Меня тянуло подольше задержаться у стендов с экспонатами из Южной Азии, особенно этнографического раздела. Пережитого не выкинешь из головы и сердца. Остановившись у фигуры грозного афганского воина, я в одно мгновение ощутил всю ту обстановку, в которой мне пришлось испытать невзгоды и тяготы, как будто это было не много лет тому назад, а вчера или позавчера. Однако у нас не было возможности задерживаться, и мы, делая вид, что нас интересует все, поторопились в отдел египтологии. У нужного нам стенда, к счастью, не было большого скопления посетителей, и нам удалось присмотреться внимательно к экспонатам. Все украшения, о которых поведал мне Холмс, пересказывая Кларка, были перед нашими глазами. Под стеклом лежали небольшие желтые пластиночки и какие-то мелкие бутончики и цветочки, цвет которых был от красного до пурпурного. Все они были пронумерованы, а рядом с витриной лежал буклетик с подробным описанием каждого из них. Холмс пристально вглядывался, в украшения и внимательно читал описание. В буклетике, правда, были описания и других украшений, которые располагались рядом с интересующими нас под общим стеклом.

После осмотра мы прошли в кабинет директора. Мистер Кларк был очень обрадован нашим приходом. Холмс представил ему меня как своего ближайшего друга и помощника.

— Каковы ваши впечатления, мистер Холмс? — спросил Кларк, когда мы удобно расположились в креслах.

— Несомненно, это очень интересные образцы, — ответил Холмс, — но впечатления этого далеко не достаточно. Если вы, мистер Кларк, располагаете временем и возможностью, то нельзя ли нам просмотреть кинофильм, о котором вы упоминали. Только кулуарно, без лишних зрителей.