Мы смотрели на Лестрейда с интересом.

— Я отправился в Ипсуич, — стал он рассказывать, — и там нашел, что в городе есть бакалейная лавка Пибоди. Я разыскал ее и попросил указать, как пройти к ее владельцу. Мне указали. Я сразу узнал его по фотографии из его старого дела, хотя, конечно, с тех пор он несколько постарел. Я спросил его: «Вы Тим Пибоди, владелец этой лавки?» Этот негодяй без тени смущения отвечает: «Да, я, чем могу быть полезен?» Я называю время нападения на полковника и спрашиваю, где он был тогда. Ответ был такой, какого и следовало ожидать: «Я никуда не отлучался». — «Кто может это подтвердить?»

Он призывает своих служащих, и те хором свидетельствуют, что мистер Пибоди в последние дни был в своей лавке. Но старого воробья не так просто провести, я понял, что Пибоди позаботился о том, чтобы они так говорили, если придется на этот вопрос отвечать. Я сказал, что тем не менее для выяснения некоторых обстоятельств ему придется проследовать со мной в Лондон. Он не выказал особого волнения, отдал какие-то распоряжения, и я привез его сюда. Здесь он продолжает упорно отрицать свое присутствие в Лондоне в день преступления. Я привел швейцара из клуба, который обычно посещает полковник. Тот, взглянув на него, сказал, что не может точно сказать, когда именно, но ему приходилось видеть этого человека в клубе совсем недавно.

— Поздравляю вас, Лестрейд, — сказал Холмс, — у вас в руках главное. Остается только выявить мотив действий преступника.

Лестрейд удовлетворенно усмехнулся:

— Да, это уж как водится. Я думаю, он недолго будет запираться. Я пока мариную его, не предъявляя оставленных им отпечатков пальцев.

Казалось, что искать более нечего, что дело полковника Мэрдстона близко к своему завершению, осталось только уточнить некоторые детали. Но получилось иначе. На следующий день Лестрейд пришел к нам совершенно обескураженный.

— Какая-то фантасмагория, Холмс! — начал он без всяких предисловий. — Преступник у меня в руках, но я не могу его идентифицировать. Я всячески хитроумно допрашивал его, но он стоит на своем: да, он Тим Пибоди, но в последние дни из Ипсуича никуда не отлучался, так что к лондонскому нападению на полковника Мэрдстона никакого отношения иметь не может. Я решил его доконать, предъявил ему оставленные на месте преступления отпечатки и полагал, что запирательствам пришел конец. Представьте себе, джентльмены, он и ухом не повел, ну просто никакого смущения! Я заставил его дать отпечатки своих пальцев, а потом пошел и сверил их с теми, что остались от его старого дела. Невероятно, но факт: отпечатки не совпадают! Они совсем не похожи одни на другие. У меня голова кругом идет!

Холмс развеселился и с некоторой игривостью спросил Лестрейда:

— А не могло ли быть какой ошибки в Скотленд-Ярде, при снятии стародавних отпечатков Пибоди, какой-нибудь путаницы или подмены?

— Вы, кажется, издеваетесь надо мной, Холмс. Четкость всех действий Скотленд-Ярда никогда и никем не ставилась под сомнение. С возрастом рисунок линий на пальцах не изменяется, и я сейчас не знаю, что мне делать с этим нахалом.

— Полагаю, что вам придется его отпустить: у вас нет достаточных оснований подозревать его в нападении на полковника Мэрдстона. Тут веселенькое дело. То, что сам он себя именует Тимом Пибоди, а также свидетельство его служащих и швейцара клуба в Лондоне, приводит к мысли, что он — двойник Тима Пибоди, которого тот нанимает, чтобы обеспечить себе алиби. Вашу удачу опрокинула дактилоскопия, настоящего преступника еще надо искать. Могу сообщить вам, Лестрейд, одну маленькую подробность, которая, думается, должна вас заинтересовать. В англо-бурской войне Тим Пибоди состоял ординарцем при майоре Мэрдстоне. Полковника тот получил при выходе в отставку. Что связывало их в последние годы, нам неизвестно. Были ли со стороны бывшего ординарца к своему начальнику какие-нибудь претензии, сказать трудно. Не исключено, конечно, что здесь сведение каких-то старых счетов, но никаких оснований для такого утверждения пока нет.

Лестрейд ушел от нас озадаченным и появился снова только через два дня.

— Ну что, дорогой Лестрейд, — участливо спросил его Холмс, — наметился ли просвет в вашем расследовании?

Лестрейд тяжело вздохнул.

— Полный тупик, Холмс! Я опросил снова этого наглеца и сказал ему, что он не Тим Пибоди, а всего лишь его копия. Постращал его, говоря, что он может быть привлечен к ответственности по делу о нападении на полковника Мэрдстона. Но я его не испугал! Он не стал запираться и сообщил, что он действительно не Тим Пибоди, а Мэтью Мэгвич — актер провинциального театра, по каким-то причинам из него выбывший. Он сидел на мели. Но вдруг ему улыбнулось счастье. Его заприметил владелец бакалейной лавки Тим Пибоди. Он пригласил актера к себе и сделал ему выгодное предложение, заключающееся в том, что его будут при надобности приглашать в лавку с тем, чтобы он изображал Тима Пибоди, когда у того появится надобность отлучиться на несколько дней. Ничего предосудительного актер в этом не предусмотрел, тем более что платил Пибоди хорошо, а работать Мэгвичу приходилось только при его отлучках. Он не интересовался, зачем Пибоди нужна была такая комбинация, полагая, что он обделывает свои коммерческие делишки. Дав согласие, Мэгвич изменил себе прическу, отпустил бачки так, как обычно носит их Тим Пибоди. Актерские способности помогли ему вжиться в роль. Говорить он стал с теми же интонациями, что и владелец лавки, перенял ряд его манер и привычек. Служащие в лавке и не подозревали, что в отдельные дни ими распоряжается фальшивый Тим Пибоди. В общих чертах Мэгвич усвоил себе порядки, установленные в лавке. Он делал в отсутствие Тима Пибоди отдельные мелкие распоряжения, какие сделал бы сам хозяин лавки. Если возникал какой-нибудь более серьезный вопрос, то он откладывал его в сторону, говоря, что еще подумает, как поступить. Все у него шло так хорошо, что служащие и не замечали, когда настоящий Тим Пибоди возвращается к себе. Я попытался было обязать его извещением Скотленд-Ярда о появлении Тима Пибоди, но тот от такого решительно отказался. Он нахально заявил мне, что предпочитает сидеть под замком, ибо он актер, а не предатель. Он-де откровенно рассказал мне историю своего найма, ему хорошо платили, требовать от него черней неблагодарности к своему хозяину у меня нет основания. А страшиться ему нечего: дактилоскопия его уже оправдала, он не был в Лондоне и никакого отношения к нападению на полковника Мэрдстона не имеет. И все это говорилось мне с таким неподражаемым достоинством, что диву можно было даваться. Приложил все свои актерские способности. Я отпустил его, Холмс.

— Ну, совершенно правильно поступили, Лестрейд, радуйтесь, что он еще не потребовал от вас извинений. Теперь вся тонкость ваших действий состоит в том, чтобы установить наблюдение за лавкой и накрыть Тима Пибоди при его возвращении. Не спутайте только их при задержании, чтобы не было нового конфуза. Извещать о своих приключениях актер, я полагаю, не будет, так как Тим Пибоди не ставит его в известность о том, куда он направится.

— Нет, Холмс, дело гораздо хуже, чем вы себе представляете. Я не могу задержать Тима Пибоди потому, что он уже задержан, он попался на взломе сейфа в одном учреждении. Вчера вечером в Скотленд-Ярд поступила депеша, извещающая об этом. От Нортгемптонской полиции. Завтра его доставят сюда. Но ведь беда в том, что я не смогу предъявить ему обвинения по поводу нападения на полковника Мэрдстона. У него алиби покрепче того, что он устраивал себе через актера Мэгвича. К моменту нападения на полковника Тим Пибоди уже три дня как находился под надежным замком полицейского участка в Нортгемптоне!

Когда он ушел, то Холмс откинулся на спинку кресла, задымил своей трубкой и посмотрел на меня испытывающе:

— Ну, что вы можете сказать, мой друг, по поводу так называемых вновь открывшихся обстоятельств?

Мне нечего было ответить на его вопрос. Я только пожал плечами и развел руки.