— Это чудесно, — совершенно искренне сказал Джейк.

Они с Меган были великолепными любовниками и добрыми друзьями, но они не любили друг друга.

На следующее утро Джейк встретился с Меган после первой лекции.

— Надо поговорить.

— Хорошо.

Меган посмотрела на совершенно спокойное лицо Джейка — он явно не намерен заниматься «вскрытием трупа».

— Стефан ничего о нас не знает. Я считаю, что пусть так и будет.

— Согласна. Спасибо тебе.

— Это во-первых, а во-вторых, я хотел бы предложить Стефану, вернее, вам обоим, домик в Сан-Грегорио. Живите там, если понравится.

Джейк знал, что платить за мотель Стефану не по карману, а влюбленным необходимо уединение.

— Но я считала, что домик принадлежит твоему приятелю!

— Он надолго предоставил его в мое распоряжение. Но я все же решил переговорить с тобой, прежде чем сделать такое предложение.

— Из-за того, что мы с тобой там бывали?

— Да.

— Ты просто удивительный! Мы любили этот домик, верно? Почему ты предлагаешь его нам?

— Потому что вы оба мне дороги. Мне нравится заботиться о вас.

— Ты и позаботился!

— Я же сказал, что мне будет тебя не хватать.

В тот же вечер Стефан позвонил Бет. Трубку, как обычно, подняла Меган.

— Стефан!

Она очень ждала от него звонка.

— Привет, — поздоровался он. — Меган, я должен поговорить с Бет. Объяснить ей.

— Понимаю. Хорошо. А когда мы увидимся?

— Я перезвоню тебе после того, как поговорю с Бет. Мне необходимо встретиться с ней сегодня вечером. Хорошо?

Бет заявила, что не хочет встречаться со Стефаном. Это не нужно, она все прекрасно поняла. Стефан очень просил ее о встрече, ему хотелось объяснить ей, что он ничего не мог с собой поделать, причина не в ней, а в нем и в Меган, это было выше его сил.

— Не надо ничего объяснять, Стефан. Я же сказала, мне все понятно.

— Как же так, Бет? Я и сам ничего не могу понять!

— Ну хорошо, это произошло. Больше нечего обсуждать. До свидания, Стефан.

Бет поняла одно: все это штучки Меган. Это вина Меган, а не Стефана. Бет возненавидела Меган. Ненавидеть Стефана она не могла.

В последующие недели, которые стали для Бет временем боли и тоски, к ней вернулось одиночество, ее постоянный спутник до встречи со Стефаном. Ледяные барьеры, защищавшие и отгораживавшие Бет от всего остального мира, вновь поднялись. Бет ушла в себя. Она отказалась присутствовать на музыкальных вечерах по четвергам, сославшись на занятость. Но это была неправда; ей просто стали не нужны ни веселье, ни смех, ни друзья.

Бет скрывала от Меган свою боль, для этого она была слишком горда. Держалась так, словно ничего особенного не произошло. Но в эту весну их комнаты напоминали линию фронта. Ни смеха, ни шуток, ни болтовни. Только вежливая враждебность.

Кэрри видела, что Стефан еще никогда не был так счастлив и так сильно влюблен. Изменилась и Меган. Ее заносчивость как рукой сняло, самовлюбленность тоже, она искренне, самозабвенно привязалась к человеку, которого полюбила. Она оберегала Бет от подробностей своих отношений со Стефаном. Меган не хотела никому причинять боль и меньше всего Бет. Все, чего она хотела, это быть вместе со Стефаном в их собственном мирке.

Бет и Кэрри дружили по-прежнему. Бет не делилась с Кэрри своими страданиями. Но Кэрри и так все понимала, потому что сама испытывала муки женщины, покинутой ради другой. И для них с Бет разлучница была одна и та же — Меган.

Джейк в полном недоумении смотрел на письмо, лежавшее перед ним на столе. Он прочел его один раз и был не в силах перечесть.

«Мой дорогой Джейк.

Когда ты получишь это письмо, я стану графиней Жан-Филип Пино. Я знаю графа целую вечность. Ему пятьдесят, он очень привлекателен — настоящий французский граф (но не зануда). Разведен, жаждет обзавестись «законной» спутницей жизни. Я устала от сплетен, от одиночества и потому согласилась выйти за него замуж. И начались обычные предсвадебные хлопоты.

Джейк, я понимаю, что ты рассердишься и огорчишься. И вряд ли поймешь. Но это именно то, что мне сейчас необходимо…»

Письмо было на пяти страницах, исписанных изящным почерком Джулии. Обычная болтовня перемежалась серьезными попытками объяснить свое решение и слезливыми просьбами понять, пусть и не сразу, чем оно вызвано.

Если Джейк и слышал стук в дверь, то вряд ли его осознал. Голова его была как в тумане, он не помнил себя от гнева и возмущения. Он негодовал, вспоминая факты, которые никак не вязались с содержанием письма: Рождество, великолепно проведенное в Монте-Карло пять месяцев назад; твердое желание Джулии избежать обстоятельств и сложностей брака; их планы провести вместе лето. Зато теперь стали вполне объяснимыми горькие слезы Джулии, когда они расставались в декабре…

Они провели восемь дней на вилле Джулии, в экзотическом убежище, наполовину скрытом под пестрой мантией бугенвиллей и глициний. До самого горизонта сверкала на солнце синева Средиземного моря.

Джейк и Джулия занимались любовью, неторопливо и спокойно беседовали, читали, легко и естественно поддавшись тому образу жизни, какой вели прошлым летом в Арлингтоне.

На Рождество многие покинули Монте-Карло, чтобы провести его со своими близкими. Вместо них княжество Монако гостеприимно встречало тех, кто мог провести Рождество в любом уголке мира, но предпочел Монте-Карло. Эти люди хотели провести праздники со своими друзьями, птицами того же, что и они, полета — богатыми, сильными и знаменитыми.

Джулия настояла — это был вопрос этикета, — чтобы они с Джейком присутствовали на знаменитом торжественном балу в казино, приеме для сливок общества, где гостей встречали князь и княгиня Гримальди. Джулия была знакома с большинством приглашенных — членов королевских семейств, главами государств и просто сказочными богачами. Они знали Джулию. Их явно заинтересовал ее красивый молодой спутник.

За исключением этого бала и короткой поездки по Монте-Карло (Джейк был здесь впервые), они не покидали виллу. Они не обсуждали предложение Джейка о браке или отказ полученный им от Джулии; они вообще избегали тем, которые нарушили бы идиллию, омрачили их счастье снова быть вместе.

Джейка удивило настойчивое намерение Джулии одной поехать на Новый год в Париж, удивило, но не обеспокоило. Это, без сомнения, опять было связано с этикетом, Джулия, вероятно, дала какое-то обещание, когда еще не знала, что Рождество они проведут вместе. Джейк не волновался, потому что знал, какие чувства она питает к нему.

Джулия была необычайно грустна, когда они расставались в парижском аэропорту: она возвращалась на такси в отель «Георг Пятый», он уезжал в Стэнфорд. Джейк вспомнил, как поразил его поток слез, струившийся из прекрасных фиалковых глаз Джулии.

Кэрри снова постучала в дверь блока, который занимали в общежитии Джейк и Стефан, на этот раз более громко и нетерпеливо.

— Стефан!

Кэрри повернула дверную ручку и вошла в комнату. Она была пуста, но дверь в спальню Джейка открыта настежь. Кэрри инстинктивно подошла к ней.

Джейк сидел за письменным столом, полностью погруженный в свои мысли. Было очевидно, что стука он не слышал. Девушка помолчала, потом позвала шепотом:

— Джейк!

Он обернулся и уставился на нее.

— Кэролайн! Я не слышал, как ты вошла.

Ей показалось или он и в самом деле быстро переложил бумаги на столе? Движение его рук привлекло внимание Кэрри к небрежно вскрытому конверту голубого цвета и исписанным листкам голубой же бумаги. Важное, поглощающее все внимание письмо Джейку, но от кого? Во всяком случае, не от Меган. Но может, это письмо объясняет, почему Джейк так искренне радовался тому, что произошло между Стефаном и Меган? Может быть, у Джейка есть другая? Вот еще одна из его загадок.