— Садись!

Линда опустилась на кожаное сиденье рядом с ним, радуясь, что укрылась от дождя. Она очутилась в маленькой кабине, где было тепло от его дыхания, кругом не было никого, дождь лил нещадно, окружая их серой стеной. Пайвер заглушил мотор, оставил гореть желтый свет, потянулся к Линде и сказал: «Ну-ка посмотрим, сильно ты хочешь эту свою шляпку?» — прикоснулся к ней своим слюнявым ртом, начал хватать ее за мокрую одежду и все повторял: «Что, понравилось орлиное перо, понравилось?» Он был тяжелый, с огромным, как бочка, торсом; странно маленькие ручки были липкими от пота, острые, как проволока, волоски кололи ее, запах изо рта был такой, что ее тошнило, она плакала, но не собиралась сдаваться ему, потому что твердо верила: любая опасность ей нипочем, и она отшвырнула Пайвера в сторону. Он кинул ее на сиденье, она ударила его коленом, попала в самую середину толстого живота, он громко ахнул, но не остановился; она начала бить все сильнее и сильнее. Пайвер наконец прикрыл живот и промежность руками, заорал на нее, а она сумела открыть дверцу и выпрыгнула прямо в грязь. Вслед ей неслось громовое «Шлюха!», но она уже его не слушала и, не разбирая дороги, неслась прямо домой, в «Гнездовье кондора».

У себя в коттедже Линда разделась, обсушилась полотенцем и твердо пообещала себе, что никогда и никому не расскажет о том, что случилось. Она дрожала, стоя перед зеркалом, по ее светлой коже бегали мурашки, и она подумала, что напрасно распустила свои густые темные волосы. Ей казалось, что она сама во всем виновата. Наступил вечер, на ферме стало темно, в ее окне горел одинокий огонек. Брудер смотрел на него до рассвета и все ждал, что она придет к нему. Про себя он решил: если сегодня этого не случится, завтра он будет у нее.

Но на следующее утро дождь смилостивился над ними, так что можно было продолжить работы на лестнице. Линда сумела убедить мать, что так сильно, как вчера, лить больше не будет, и они стали подниматься по недоделанной лестнице, держа в руках болты и молоток. Валенсия опустилась на колени, потрогала землю и с сомнением произнесла: «Мягкая она еще сегодня», но Линда горячо возразила: «Тогда я без тебя буду работать!» Но, к удивлению Линды, Валенсия ответила: «Нет, я с тобой». Линда не могла вспомнить, чем и когда мать в последний раз удивляла ее; она раздумывала об этом, когда появился Брудер с ящиком инструментов и без разговоров принялся за работу. Все утро они втроем вбивали толстые гвозди в деревянную раму лестницы. За работой Линда пела, рассказывала, как вчера она копала яму, умалчивая о том, что произошло с ней в машине Пайвера. Из головы не выходило, что по этой самой скале много лет назад поднялась ее мать. Линда с упоением работала, мать отбрасывала волосы ей с глаз, она была совершенно счастлива, что проводит целый день вместе с ней и с Брудером; первый раз с того времени, как уехал Эдмунд, она чувствовала, что жгучее беспокойство в ней утихает. К полудню она уже почти забыла свои прежние терзания, и только что у нее внутри настало такое желанное спокойствие, как она подняла голову вверх и увидела, что плотину прорвало и прямо на них несется поток грязи.

Миссис Черри Ней извинилась — подходило время ехать на теннис в охотничий клуб «Долина». Она встала со своего места, подошла ближе к дому и спросила:

— А вы играете, мистер Блэквуд?

— Во что, простите?

— В теннис.

— Нет, я не большой мастер, — ответил он и покривил душой.

На самом деле Эндрю Джексон Блэквуд ни разу в жизни не брал в руки ракетки и много лет собирался сыграть хотя бы разок, чтобы понять, как это вообще делается. Суини Вонючка ходил на корт рядом со своим домом в Оук-Нолле; другие его знакомые тоже увлекались этим видом спорта. Блэквуд боялся признаться даже самому себе, что иногда с тоской смотрел на телефон и ждал, что ему позвонят и пригласят прийти. На всякий случай он даже обзавелся белыми теннисными брюками.

— Что ж, может, когда-нибудь я увижу вас у сетки в миксте, — заметила она.

— С удовольствием попробую, миссис Ней.

Она усмехнулась своим особенным, понимающим смешком; ей опять стало жаль Блэквуда — преуспевающего человека, у которого никак не получалось вписаться в местное общество. Может быть, именно поэтому ей очень захотелось рассказать о Линде и Брудере; пусть у Блэквуда будет хоть маленькая зацепка для переговоров — в ней прямо-таки клокотало чувство справедливости. А может быть, мистер Блэквуд поймет, что с судьбой шутки плохи: каждому свое и так далее. Черри не очень-то верила в Провидение, но по временам просто нельзя было не признать, что каждого привели в этот мир для какой-то своей цели.

— Ну, хватит размышлять на эту тему, — сказала она, собираясь отнести стул в библиотеку.

— Вы что-то сказали, миссис Ней?

— Нет, ничего, мистер Блэквуд.

— Давайте-ка мне стул.

После целого утра, проведенного на террасе, было приятно оказаться в прохладе сумрачной библиотеки. Серо-голубые шпалеры на стенах изображали средневекового принца, стоявшего под апельсиновым деревом.

— Они тоже продаются? — спросил Блэквуд от нечего делать.

— Мистер Брудер просил меня продавать все как есть, — пожав плечами, ответила миссис Ней. — Это было его условие, и мне, собственно, все равно. Дело-то в том, что все не так, как есть. То есть я хочу сказать: все не то, чем кажется.

И она повернула ручку на двери террасы.

— Да, получается, здесь что-то не так, верно? Действительно «как есть», — фыркнул он.

— Жаль, что мы не посмотрели участок.

— Возможно, в другой раз.

— Если вам еще будет интересно, — ответила она и успокоилась, заметив, что он явно заинтересован. — Если только я не рассказала вам слишком много.

— Нет, что вы, миссис Ней. Я бы не хотел, чтобы вы снова об этом думали. Мне ведь нужно знать эту историю, правда?

Он сказал это, не разобравшись еще до конца, что узнал от миссис Ней; какое отношение девушка по имени Линда Стемп имеет к ранчо Пасадена? Ему нужно было разложить все по полочкам — миссис Ней поняла это, заметив, как задумчиво сошлись его брови. Было ясно, что он понятия не имеет, что это за девушка. По телефону Брудер сказал ей: «Что-то мне в этом Блэквуде нравится. Вы знаете, Черри, я ему доверяю. Разузнайте-ка, чего он хочет».

Миссис Ней провела его обратно на галерею. Блэквуд положил руку на холодную ножку мраморного купидона и снова стыдливо отвел глаза от каменной груди слепоглазой девушки — совсем открытой, круглой, белой.

— Скажите мне, миссис Ней. Если не возражаете, конечно… Откуда вы столько знаете обо всем этом?

— О чем?

— О мистере Брудере, о девушке? О «Гнездовье кондора»?

Черри стало досадно; по ее представлениям, такое чувство должна испытывать мать, которая не сумела объяснить сыну, каков намек сказки; сама Черри, конечно же, матерью не была — они с Джорджем с самого начала решили, что родительская доля — не про них. «Занимаемся недвижимостью, — четко и ясно заявил Джордж. — Это наша судьба, и здесь у нас точно все будет под контролем». У них даже появилась шутка: «Судьбу под контроль» — одна из тех шуток супружеских пар, которые понятны лишь двум сердцам на земле.

— Я знала Линду, — ответила Черри.

— Знали?

— Ну да. Всю жизнь. Вы разве не видите?

Но Блэквуд не видел.

— Она стала знаменитостью Пасадены, — продолжила Черри. — Многие до сих пор помнят, как она впервые появилась на новогоднем балу в охотничьем клубе «Долина». Она завернулась в шкуру гризли…

— В шкуру гризли? В охотничьем клубе «Долина»? — откликнулся Блэквуд.

Он никогда и никому не признавался, что давным-давно подавал заявку на вступление; отказ, отпечатанный на бумаге цвета мочи, пришел очень быстро; фамилию его перепутали — назвали его «уважаемым мистером Блэкменом»…