— Ему будет здесь хорошо, ведь он лежит рядом с мамой, — сказала Зиглинда. Ее лицо затуманилось от горя.

Паломар взял ее за руку, они посмотрели на мавзолей и оба сразу погрустнели. Девушка была красива, но несколько мужской красотой. Волосы развевались у нее вокруг лица, и она ничего не говорила, погрузившись в молчание. В наступающих сумерках Блэквуд долго смотрел на нее, и, когда она собралась уходить, он понял, почему она совсем не похожа на капитана Пура. Блэквуд сразу же понял, что узнал еще немного о жизни Линди, ему вспомнился Брудер, лежавший в могиле.

Прижавшись друг к другу, как люди, всю жизнь прожившие вместе, Зиглинда с Паломаром сошли с террасы и пошли к машине миссис Ней.

Она тоже засобиралась и сказала:

— До свидания, мистер Блэквуд.

— До свидания, миссис Ней.

— Ваше ранчо понравится вам, я уверена.

Он ответил утвердительно.

— Мне будет интересно узнать о ваших планах.

— Я сообщу вам первой.

Что-то в душе Черри зашевелилось, и она почувствовала себя обязанной сказать:

— Есть такая необходимость, мистер Блэквуд. Это было бы широким жестом. Далеко не каждый на него способен.

— Мне нужно будет рассмотреть все варианты.

— Особняк можно будет приспособить под классы. Из дома для рабочих можно сделать спальню. Подумайте о бедных девочках, мистер Блэквуд.

— Попробую, — ответил он.

Не так давно ему позвонил частный детектив и сообщил плохую новость: «В штате Мэн ни одной Эдит Найт не обнаружено. И еще, мистер Блэквуд, я не обнаружил никаких доказательств, что она вообще там жила».

— Ее могут назвать в вашу честь, — продолжила Черри. — Женская школа имени Блэквуда.

— Я вовсе не жажду, чтобы в честь меня называли школу.

— Тогда они предложат вам самому выбрать название. Женская школа Пасадены?

— Вы не слишком забегаете вперед, миссис Ней?

Она извинилась, протянула загорелую, сильную от тенниса руку, и Блэквуд пожал ее. В свете августовского солнца Эндрю Джексон Блэквуд поблагодарил Черри за все, что она сделала. Она поблагодарила его в ответ и заторопилась к машине в уверенности, что кое-что удалось спасти.

На миг Блэквуд задержался на террасе. Он стоял и слушал шум листьев и щебетание птиц. Но вокруг не было ничего — долина была пуста, тиха и высушена солнцем. Только шум машин за холмом напоминал, что жизнь идет вперед.

Блэквуд вошел в особняк, чтобы отдохнуть в его тени. На галерее было тихо, но вдруг через вентиляционные трубы послышался непонятный звук, похожий на плач девочки. «Это дом потрескивает», — сказала бы миссис Ней. Но звук был тихий, живой. Блэквуд крикнул: «Кто там?» — но ему никто не ответил. Звук не прекращался — как будто плакал или счастливый, или несчастный ребенок, только она могла бы сказать. «Ответьте мне, если слышите», — прошептал Блэквуд в пустоту дома. Стук сердца отдавался у него в ушах, звук слышался еще один миг, а потом затих, и лишь его дыхание эхом отражалось от стен.

Потом уже Блэквуд обнаружил, откуда шел этот звук, — в забытой всеми комнате в конце коридора наверху было открыто окно, и от морского ветра хлопал разорванный полог кровати, — но тогда он опрометью выскочил из дому и сел за руль «империал-виктории». Он спустился по холму, выехал из ворот, двинулся в сторону Моста самоубийц и в зеркале заднего вида увидел, как из выхлопной трубы вылетело черное облако дыма и закрыло от него ранчо Пасадена.

Эта книга — плод художественного вымысла, но действие ее происходит в мире, который некогда существовал (или мог бы существовать), однако теперь его уже нет (или он не мог существовать дольше). Работе моего воображения оказали неоценимую помощь несколько источников. Я начал и закончил роман в Комнате столетия городской библиотеки Пасадены, где за дверью из толстых железных прутьев хранится коллекция истории и тайн Пасадены. Ученые из Хантингтонской библиотеки предоставили в мое распоряжение свои обширные познания по истории Южной Калифорнии. Верхние полки городской библиотеки Карлсбада познакомили меня с историей северного округа Сан-Диего. У моей книги было много источников информации; чаще всего я открывал следующие книги: «В поисках весны. История Карлсбада» Марии Говард-Джонс; «Иллюстрированная история Пасадены» Энн Шейд Лунд; «Столетний юбилей охотничьего клуба "Долина". 1888–1988» Анн Шейд; «Естественная история Калифорнии» Уилера Дж. Норта; «Путеводитель по Калифорнии национального общества Одюбона» Питера Олдена и Фреда Харта; «Ботанические сады Хантингтона, 1905–1949» Уильяма Хертриха; «Ботанические сады в Хантингтоне» Уолтера Хоука; «Пятьдесят лет на ранчо» Чарльза Дж. Тига; замечательная серия книг Кевина Старра «Американцы и калифорнийская мечта»; «Апельсины» Джона Макфи; «Первая мировая война» Джона Кигана. Я в неоплатном долгу за глубокие знания, полученные от каждого из этих авторов.

Книга обязана своим появлением многим людям. Мой агент Элен Костер поощряла меня с самого появления замысла до того дня, когда книга стала пухлой рукописью. Сотрудники издательства «Рэндом Хаус» Саншайн Лукас, Лиз Фогэрти, Том Перри, Кэрол Шнайдер, Габи Бордуин, Эми Эдельман, Стеси Роквуд, Кейси Хемптон, Либи Магуайр, Иван Хелд — мои коллеги, которые вложили все свое умение в издание моей книги. Тщательную экспертизу этих страниц осуществлял редактор Бенджамин Дрейер. Эван Стоун, Мария Месси, Даниэль Бурке тщательно вычитывали последний вариант. Терпеливая, много знающая Энн Годофф редактировала книгу. За это и еще за очень многое я ей искренне признателен.

Ребенком, в Южной Калифорнии, много времени я проводил в пробках, на заднем сиденье автомобиля «понтиак истейт вэгон». Моя память (это настоящий сундук с сокровищами) сохранила воспоминания о том, как много времени я просидел в пробках на горячем, ядовито-синем виниловом покрытии, которое немилосердно жгло ноги. На коленях я всегда держал книгу и открывал ее, чтобы укрыться от потока транспорта и самой машины. Но я страдал от укачивания, и, чтобы не смотреть на то, что творится рядом — ссорились сестры, тяжело дышала собака, недовольно цыкала мать, — я отворачивался к окну и воображал себе другой мир.

На самом севере округа Сан-Диего есть длинная полоса побережья, принадлежащая федеральному правительству. Там, на красивом пляже, облюбованном серферами, стоит атомная электростанция. На южной оконечности находится Кемп-Педлтон, где громадные моряки лазят по стенам и ползают по зарослям кустарника, изображая войну. Но между охладительными башнями и военно-морской базой лежат старые сухие русла рек, склоны холмов, поросшие тойном и лимонадной ягодой, песчаные наносы рек, куда в полдень выползают на солнце гремучие змеи. Склоны тянутся до высоких утесов, сложенных песчаником, которые обрываются высоко над Тихим океаном. Берег под ними широкий, и оттуда осенью хорошо видно китов, когда они выскакивают из воды по пути в Байю.

Кроме немногих дорог для пожарных и чужеродных, квадратных в основании ящиков для сбора мусора, это огромное пространство невозделанной земли может показать любому студенту-историку или начинающему романисту, как некогда выглядела Калифорния. Федеральная дорога номер пять проходит через эти места, но почему-то не портит их, и на калифорнийском побережье эти обширные пространства так и остались одними из самых нетронутых. В одном месте шоссе находится контрольный пункт Национальной иммиграционной службы, где машины останавливают офицеры в бежевой форме и овальных шляпах; они заглядывают в каждую машину и проверяют, нет ли там случайно нелегальных рабочих из Мексики. Из-за этой проверки пробки становились такими огромными, что я успевал прочитать несколько страниц книги, пока мама не снимала ногу с педали и мы ехали дальше.

Впервые я прочел «Грозовой перевал» в пятнадцать лет, то есть все еще сидя на заднем сиденье маминой машины. Как-то раз я смотрел из окна на дикий кустарник и утесы, поднимавшиеся из воды, и мне пришло в голову, что не так уж давно Южная Калифорния была такой же дикой и необитаемой, как вересковые пустоши Кэтрин и Хитклифа. Я представил себе время, когда люди приплывали сюда из Мексики на кораблях, переезжали границу по старым руслам рек на лошадях и мулах. Я думал о том, как выглядело побережье до того, как здесь появились застройщики, до того, как появилось шоссе, до того, как поставили военно-морскую базу и возвели атомную электростанцию. Я воображал, как моя родная Пасадена утопает во фруктовых садах и кругом стоят гостиницы с балкончиками, которые в зимний сезон переполняли туристы. История Калифорнии предстала передо мной простой, но полезной картиной: это была вечная борьба между естественным и искусственным, между поражавшим воображение прошлым и фантастическим будущим. Этот штат бесконечно и стремительно меняется; так же быстро меняются и люди, его жители, хотя подчас они об этом даже не подозревают.