Об этом уже судачили везде: в лавке Маргариты, в газете «Пчела», даже в доме Дитера и Валенсии; говорили о том, как расчищают участки под строительство, как возводят бунгало, как в шестиместных машинах приезжают покупатели. В войну жизнь почти замерла, но сейчас дела снова пошли в гору, как радостно сообщала колонка в «Пчеле», посвященная новым землевладельцам. Заика-пехотинец с невестой-француженкой выстроили дом с оштукатуренными стенами и балками у дороги, неподалеку от «Гнездовья кондора», на земле, которую Линда считала непригодной для жилья. Колодец, выкопанный на участке, еле-еле давал очень плохую воду, а выхода к океану этот акр собственности вообще не имел. Ветеран войны понятия не имел, как работать на земле и ловить рыбу, и поэтому представлялся в деревне строителем. У дороги он установил рекламный щит с крупной надписью: «НОВЫЕ ДОМА ЗА ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ». Но Линде трудно было представить, как люди согласятся жить так далеко от города, от океана, на земле без единого дерева. Тем не менее все шло своим ходом: даже скот стал появляться на дальнем краю салатного поля мисс Уинтерборн. Участок был настолько ни к чему не пригодным красноземом, что даже в лавке Маргариты все единодушно считали, что вся эта земля не стоит и клочка «Гнездовья кондора».

Брудер начал долбить киркой землю для ямы, но после первого же удара оказалось, что тонкая корка земли покрывает жидкую грязь. Он взял лопату, зачерпнул коричневую жижу и перебросил ее через плечо. Он проделал это раз пять, и Линда спросила:

— А мне-то что делать?

— Смотреть.

— Так весь день можно провозиться. Я думала, уже изобрели какую-нибудь машину, которая сама эти ямы копает. Есть же машинка для чистки яблок, например.

— Линда, мы можем просто рядом друг с другом работать?

Она не поняла, что он имеет в виду, — вопрос прозвучал вовсе не нежно, — но велела себе замолчать; еще долго он работал, а она смотрела на него, не говоря ни слова. Небо темнело, Брудер закатал рукава рубашки выше локтей, все кидал и кидал землю, шевелились волоски у него на руках, покраснела от напряжения шея, взмокла рубашка, Линда видела каждый его мускул. Она легла на землю, подперев щеку рукой, а Брудер каждый раз, распрямляясь, бросал на нее взгляд; этот ритм захватил их обоих, день тянулся неспешно, Брудер забыл об обещании, данном Дитеру, а Линда — о том, что когда-то Брудер скрывал свою любовь. Брудер забыл предупреждение Дитера, что Линда опасная девушка, а Линда — что Брудер человек очень непонятный. Оба были молоды, каждый надеялся, что станет особенным в жизни другого, лопата Брудера рыла яму в земле, которой еще не касался человек.

— Хочешь покопать?

Она взяла лопату у Брудера и спрыгнула в яму. Яма была фута три шириной, куча земли и грязи все росла, наверху ее лежали несколько камней с серебристыми рубцами, нанесенными лопатой. Вдруг лопата зазвенела обо что-то. Линда разгребла руками грязь и увидела бронзовую стрелу, затупленную на конце. «Луисеньо», — сказала она, а Брудер взял стрелу и стал рассматривать, вертя во все стороны. В школе мисс Уинтерборн рассказывала им об археологии и о том, что в племени луисеньо был матриархат. Когда Линда узнала об этом историческом факте, глубоко в душе у нее что-то шевельнулось, хотя на вопрос о том, что такое матриархат, она вряд ли могла бы внятно ответить.

Линда снова взялась за лопату, а Брудер сел на край ямы. Своим ножом с ручкой в виде оленьей ноги он выстругал длинную палку, поднялся, воткнул палку в землю и принялся упражнять глаз и руку, кидая нож в палку и всякий раз отходя от нее на несколько шагов дальше. Отойдя на двадцать футов, он снова метнул нож, но на этот раз промахнулся, и нож просвистел мимо руки Линды и воткнулся в землю на другой стороне ямы.

— Тебе что, делать нечего? — спокойно спросила она. — Как бы так придумать, чтобы можно было копать вместе?

— Никак.

— Так что же нам делать?

— Продолжать скучать, — бросил он, и тут к ним на тележке подъехал Пайвер и сказал:

— По двое работать не получается. Надо разбивать пары. Брудер, поехали со мной.

— Я останусь с Линдой.

— Я тебя нанял, и ты едешь со мной.

Брудер опять отказался, спрыгнул в яму к Линде, и Пайвер, тяжко сопя, грузно шлепнулся с тележки. Не мешкая, он объявил Брудеру, что рассчитывает его, и велел убираться. Для верности он еще сжал руки в кулаки и горделиво вздернул подбородок.

— Не можете вы его рассчитать! — крикнула Линда, втискиваясь между ним и Брудером.

— Это я-то не могу?

Но Брудер наклонился к ее уху и шепнул, чтобы она не шумела: «Мы ведь и не собирались у него работать». Она оторопела — как может он так легко смиряться с судьбой? Он что, не умеет сражаться? Он не знает, что судьба каждого человека в его руках? Его теплое дыхание коснулось ее уха, и она услышала: «Пока». Он выбрался из ямы, пошел по дороге, а Линда так и осталась в яме — выставлялись только ее голова и плечи. Пройдя немного, Брудер обернулся и спросил:

— Ну что, Линда, идешь?

Она сделала движение к нему, но Пайвер сказал:

— Что, не хочешь остаться? Мне хорошие работники нужны.

Линда ответила, что пойдет с Брудером, и Пайвер удивился:

— Линда, зачем? Догнать его всегда успеешь. Слушай, мне Маргарита сказала — ты уже давно поглядываешь на шляпку с орлиным пером. Вот если денек у меня отработаешь, я, может, придумаю, как достать тебе эту шляпку. Она тебе очень пойдет!

Брудер был уже далеко и не мог слышать их разговора, поэтому Пайвер продолжил:

— Ты только представь себе — сегодня, в этой шляпке, да к нему на свидание…

Она видела, как Брудер идет сквозь кустарник, как раздвигает ногами истекающие млечным соком стебли цикория. Он казался одинокой морской чайкой в открытом, безбрежном море, и Линда смотрела на него, опершись подбородком на ручку лопаты.

— Так что, Линда? Не уйдешь?

Она кивнула, но на душе у нее стало тяжко, как будто грязь залепила ей все легкие, приглушила стук ее сердца.

— Глубина шесть футов! — крикнул Пайвер, и колеса его тележки загрохотали по дороге.

Линда запела себе под нос, чтобы не скучать; она припомнила и джазовый «Хорс-трот», и «Отдых на небесах», и «Восьмерку», которые играл оркестрик фройляйн Карлотты. Линда напевала, ее серебристая лопата блестела под небом с черневшими на нем облаками, и она все копала и копала, пока на руках не вздулись волдыри, а на запястьях не выступил кровавый пот. Но она упрямо сражалась с землей, яма становилась все глубже и глубже, а к трем часам с неба упали первые капли дождя.

Линда продолжила свою работу, но вскоре в яму натекла целая лужа воды, стенки ее превратились в жидкую грязь, перемешанную с камнями, а потом на поля обрушилась целая стена воды, такая плотная, что за ней исчез океан. Корни сорной травы, давно уже переплетенные между собой, начали жадно впитывать воду и вслед за этим, как будто по волшебству, набухли цветочные почки. Грязь хлюпала в ботинках, вода уже успела основательно подмыть яму, червяки торопливо выползали наверх, и только Линда успела выскочить из ямы, как в нее рухнула черная гора вынутой за день земли. Дрожа, она подошла к положенному на землю телеграфному столбу и стала ждать, когда за ней приедет фургон, подбиравший рабочих. Дождь поливал землю своими холодными струями, облака висели так низко, что Линде казалось — если бы она успела поставить свой столб, он достал бы до них. Далеко над Тихим океаном игриво вспыхивала молния, ей по-братски отвечал гром, тоненькая нить электрического разряда появлялась на небе снова, и снова вслед ей раздавался глухой скорбный удар. Это повторялось и повторялось; они как будто играли друг с другом, поддразнивали, мучили, и Линда крепилась — ей было не страшно, а просто одиноко. Фургон обязательно подберет ее, ботинки просохнут около печки, рука отбросит мокрые волосы с лица, шеи, груди. Появилось незнакомое, еле ощутимое чувство боли, и Линда присела на столб — она вдруг вспомнила, как Брудер лежал на своей кровати в «Доме стервятника», закинув руки за голову, в обтянувшей его торс рубашке; она подумала, что, может быть, сейчас дождь вот так же мочит тонкие волосы Эдмунда. Может быть, сейчас Карлотта надевает шапку ему на голову? Линда ждала, что появится фургон, но на дороге показалась машина Пайвера с включенными фарами. Он открыл дверцу и крикнул ей: