— А миссис Сэч назвала вам имя женщины, которая собиралась усыновить вашего мальчика?

— Нет, она сказала, что лучше мне его не знать. Новой матери это не понравится. А вдруг я передумаю и захочу забрать у нее ребенка?

— Сколько времени вы уже здесь находитесь?

— С сентября. Я увидела объявление миссис Сэч в августе, а через месяц она взяла меня к себе.

— И вы заплатили ей за это?

— Да, заплатила. Три гинеи, когда поступила сюда, а потом по гинее за каждую неделю.

— А за усыновление?

— Она сказала, что новой матери надо дать тридцать фунтов.

— Несмотря на то что эта женщина сама богата?

— Миссис Сэч сказала, что приемная мать хочет купить ребенку подарок в память о его матери. Мне тридцать фунтов было не по карману, тогда миссис Сэч сказала, что напишет этой даме и спросит, можно ли прислать двадцать пять, и та согласилась.

«Подарок в память о матери». Кид, едва сдерживая отвращение, продолжил расспросы:

— Двадцать пять фунтов для молодой женщины тоже не маленькая сумма.

Женщина стыдливо потупилась:

— Мне пришлось обратиться к семье отца ребенка. Они не хотели скандала, так что дали мне деньги. У меня будут неприятности? Я не думала, что делаю что-нибудь дурное. Честное слово, я не думала…

— Нет, у вас не будет неприятностей, — заверил ее Кид.

— Тогда что же случилось? — Она вдруг расплакалась. — Почему вы расспрашиваете меня о ребенке?

Кид посмотрел на доктора, и тот покачал головой.

— Мисс Голли сейчас нужно отдохнуть, — сказал он. — Я побуду с ней немного и позабочусь о том, чтобы ей дали какое-нибудь снотворное.

Инспектор поднялся, чтобы уйти. Весь день его не покидал образ убитого ребенка Ады Голли, и, как он ни старался избавиться от этого образа, все было без толку. Наступит время, и ему придется объяснить матери, что случилось с ее младенцем, но это произойдет лишь тогда, когда он сам во всем получше разберется, и, разумеется, после того как она покинет Клеймор-Хаус.

Открыв дверь, чтобы спуститься вниз, он увидел на лестничной площадке Джейкоба Сэча с девочкой лет трех-четырех на руках. Тот явно подслушивал — в глазах его стояли слезы, которые он даже не позаботился вытереть. Но что поразило Кида еще больше — Лиззи Сэч была копией своей матери. «Господи, только бы это сходство не шло дальше внешнего».

— Спускайтесь, пожалуйста, вниз, сэр, — сказал Кид. — Я через минуту подойду к вам.

Для тщательного обыска дома понадобится несколько часов, но к тому времени как спустился к Джейкобу Сэчу, Кид уже увидел достаточно, чтобы оценить размеры бизнеса его жены. В доме обнаружили более трехсот детских вещиц, сшитых скорее всего матерями младенцев, которые и понятия не имели, на сколь малый срок эти вещи понадобятся. Кид нашел оставшихся членов семьи на кухне: Джейкоб Сэч сидел за столом, сгорбившись над нетронутой чашкой чая, а на полу, рядом с двумя детьми, одному из которых было года два или три, находилась молодая темноволосая женщина и безуспешно пыталась их развлечь. Увидев Кида, женщина поднялась, чтобы уйти, но он жестом остановил ее.

— Мисс?..

— Эдвардс. Нора Эдвардс.

— Вы работаете здесь?

— Верно.

— Мисс Эдвардс, позвольте спросить вас, сколько времени вы уже проживаете в этом доме?

— С июля прошлого года… но не здесь, а с миссис Сэч. Она жила тогда на Стэнли-роуд.

— И вы переехали сюда вместе с ней?

— Да, с ее семьей.

Женщина держалась весьма настороженно, и Кид подумал: интересно, что именно она знает о деятельности Амелии Сэч? Трудно было поверить, что, прожив с этой семьей больше года, она ничего не ведала о том, кто сюда поступает и куда отсюда уходит.

— Вы пришли к миссис Сэч по объявлению о работе?

— По объявлению, но не о работе.

— А по какому же тогда?

— Я пришла к ней рожать. — Женщина кивком указала на младшую девочку.

— И вашу дочку вам помогла родить миссис Сэч?

— Да, она сама за мной ухаживала. Салли родилась в прошлом сентябре.

— Что же произошло после рождения вашей дочери?

Эдвардс смутилась.

— Миссис Сэч спросила меня, что я намерена делать, и я ответила, что не знаю. Тогда она сказала, что есть одна женщина в Болкоме, которая за двенадцать фунтов удочерит Салли. Но я не хотела расставаться с дочерью, и я ей так и сказала.

— А миссис Сэч стала возражать?

— Она сказала, что у женщины уже готова для нее кроватка и что новая мать будет хорошо за ней ухаживать, но я не могла на это решиться.

— И все же вы у нее остались?

— Да, поначалу я платила миссис Сэч пятнадцать шиллингов в неделю, но потом она предложила мне проживание в обмен на работу.

— И миссис Сэч больше не возвращалась к вопросу об удочерении?

— Нет, больше не возвращалась. Она хорошо относится к нам обеим, и наши дети вместе играют. Да вы и сами видите.

Кид бросил взгляд на детей: угрюмое выражение лица Лиззи и близкое к истерике состояние младшей девочки не слишком сочетались с утверждениями Норы Эдвардс.

— И в чем же заключаются ваши обязанности?

— Да они самые обычные — убираю, немного готовлю, исполняю всякие мелкие поручения.

— А вы здесь встречали женщину по фамилии Уолтерс?

Он описал Энни Уолтерс, и Нора Эдвардс кивнула:

— Я видела похожую женщину, но ее фамилия была Лэминг. Я видела ее и тут, и в доме на Стэнли-роуд. Она обычно приходила, когда в доме рождался ребенок. Миссис Сэч посылала ей телеграмму.

— А между ними были какие-нибудь денежные отношения?

Нора бросила тревожный взгляд на Джейкоба Сэча:

— Были.

— А миссис Сэч когда-нибудь говорила вам что-либо о миссис Уолтерс?

— Она велела мне не говорить матерям, что она уносит их детей.

— А скольких детей миссис Уолтерс забрала отсюда за то время, что вы здесь?

— Я не помню. Я не считала.

— Пожалуйста, мисс Эдвардс, хотя бы приблизительно.

— Примерно восемь, я думаю. И как-то раз миссис Сэч попросила меня отнести ребенка и три фунта миссис Лэминг, то есть миссис Уолтерс, в Плейстоу.

— Спасибо, мисс Эдвардс.

Нора подняла с пола свою дочь и прижала к себе. Кид не отводил от нее взгляда.

— Миссис Уолтерс когда-нибудь говорила с вами о вашей дочери?

— Говорила, инспектор, и не один раз. Она говорила, что я сделала большую глупость, оставив ее.

После ухода полиции в доме наступила невыносимая тишина. Джейкоб сидел на кухне, снова и снова перебирая в уме вопросы, которые ему задавали о его жене, пытаясь совместить образ женщины, недавно уведенной из этого дома, и женщины, на которой он женился, но все его попытки были тщетны. Джейкоб налил себе еще стакан рома и понес его на задний двор. Ему отчаянно хотелось вырваться из этой комнаты, в которой он теперь чувствовал себя как в камере вроде той, где сейчас, по его представлению, находилась Амелия. «Она уже призналась? Или она и вправду верит, что невиновна?»

Он услышал шум у задней двери и, обернувшись, увидел Нору с его дочерью на руках. Свет из кухни упал девочке на каштановые волосы, и она напомнила ему Амелию в молодости. Вид этого невинного ребенка пронзил Джейкоба нестерпимым укором за все его провалы и неудачи.

— Забери ее, — боясь даже пошевелиться, тихо сказал он.

— Но, Джейкоб, девочка просится к тебе. Не отыгрывайся на ней, она ведь ни в чем не виновата.

— Я же сказал: забери ее! — заорал он и швырнул стакан в сторону двери.

Стакан ударился о стену и разбился. Нора в ужасе посмотрела на Джейкоба и, прижимая к себе ребенка, кинулась за дверь.

Джозефина обычно завтракала у себя в комнате, но в этом ограниченном пространстве во время долгой бессонной ночи переданный Мартой конверт настолько психологически довлел над ней, что она решила отправиться в столовую клуба, где если ее и втянут в беседу, то по крайней мере совершенно бессодержательную.