Песнь двадцатая Битва. — Послы железных людей. — Кончина Калевипоэга. — У ворот преисподней Свет багряный озаряет Чащи и кусты густые. За седой холодной мглою Меркнут дюны золотые, Море хмурится угрюмо Морщью горечи и гнева. Солнца утреннего лико Тучи глухо завалили… То ль холодный ливень свищет, То ли град тяжелый хлещет По увядшему посеву? То не Калева ли сына Древний щит звенит о скалы? Не в руке ли грозной жницы Блещет серп кровавой жатвы? Пой, крылатая вещунья! Из серебряного клюва Языком прощелкай медным, Как беда обсеменилась, Как погибель подымалась! Вот он, ров глубокий смерти, Вот она, долина боя, Где почили беспробудно Вечным сном, без сновидений, Мужи доблести и славы… Калевитян сын могучий, Уж не ты ль из мглы вечерней Рассказать пришел сегодня О последних горьких ранах? Сказывай же, друг, былое, Пой из люльки дней минувших Окончание сказаний! Пред тобою отступали Смерть сама и вражья сила. Но печали злое бремя Даже мощь твою сломило, И заклятием злосчастным Кузнеца в краю Суоми И твоим несчастным словом О мече — ты был погублен. Богатырь Калевипоэг, Только весть войны услышал, Тотчас кончил пир великий, Встал из-за стола веселья. Он во все свои пределы Разослал гонцов верхами — На войну скликать отважных, Подымать на бой сильнейших, Храбрых юношей и мужей. Прежде чем в поход пошел он, Двум своим друзьям любимым Мудрое промолвил слово: "Золота у нас не будет, Серебра в ларях не станет, Коль уйдем и дом покинем Без защиты от разбоя. Отнесем добро в укрытье, В землю черную зароем, Чтобы тать ночной не выкрал, Чтоб разбойник не ограбил. А когда настанет снова Время радости и мира, Мы вернем добро из плена, Отопрем тюрьму сокровищ". И просторную могилу Выкопали побратимы, Золото в нее сложили, Серебро в могиле скрыли. В тихий час глубокой ночи Калев-сын изрек заклятье: "В пазухе земной глубоко, Под сыпучими песками, Хороню я наш достаток, Золотую шапку счастья, Добрую добычу боя, Все сокровище победы, Бусы матери любимой, Золотые ожерелья, Серебро рублей тяжелых, Бочки талеров заморских, И расходную монету, И старинные копейки, Что от дедов нам достались. Пусть три брата черной крови, Без одной шерстинки белой, Будут жертвенным закланьем: Черный петел, травный гребень, Черный пес или котенок, Третий из-под чернозема — Черношерстый крот безглазый! Вспыхнет Яни-огонечек — Указание сокровищ… Кто придет — обрызжет землю Черной жертвы черной кровью: Выдь, котел, на три аршина И еще — на локоть с пядью! Ты услышь слова заклятья, Вверься мудрой силе Таары! Коль чужак или сородич Мать пришельца опозорил, Ты тогда ему, заклятый Старый клад, не дайся в руки, Только сыну чистой девы, Счастье старое, достанься!" Тут свой клад заговорил он Древним заговором тайным И заклял заклятьем страшным. Этих слов никто не знает, Никогда не угадает, Кроме баловня удачи, Баловня судьбы счастливой, Лишь ему падет награда Приподнять котлы сокровищ, Взять из-под земли богатство. Но еще не народился, Не явился сын удачи, Кто бы Калева богатство, Яркую находку счастья, Отыскал в норе подземной, Из могилы тайной вынул! На рассвете раным-рано, Под багряным стягом утра, Препоясался на битву Богатырь Калевипоэг, С наконечником зубчатым Взял копье и щит тяжелый. Вывел скакуна из стойла, Боевого — от кормушки. Мужа Алева поставил За собою щитоносцем. И, поднявши рог военный, Затрубил в громоголосый, Подавая весть народу, Воинов своих в дорогу Издалека созывая. "Туру-руру! Туру-руру!.. " — Рог взывал зычноголосый. Отзывался бор глубокий, Скалы, горы голос рога Многократно повторяли. Ветер стих, умолкло море, Внемля рогу боевому: Дали далям зов тревожный Витязя передавали, Чтоб народ его услышал На морском прибрежье Виру, На дорогах Ярва, Харыо, На лугах широких Ляне, В Алутага, в дебрях Пярну, На дубравных тропах Тарту. "Туру-руру! Туру-руру!.. " — Откликались боры, горы На могучий зов тревоги. Ветер затаил дыханье, Бурное умолкло море: Дали далям клич военный Витязя передавали. Сыновей в дорогу брали, Старших в селах провожали, Братья парились на печке, Матери белье стирали, Скакунов отцы ковали, Дяди сбрую снаряжали. Меч одно село точило, А другое гнуло шпоры. На дворе сестра рыдала, На полу сестра другая, В задней горнице — невеста. "Туру-руру! Туру-руру!.. " — Рог взывал громоголосый. Вторил рогу бор дремучий, Горы зычно откликались. Ветер затаил дыханье, Бурное умолкло море, Чуткие внимали скалы Звукам зова боевого, Грому Калевова рога: Дали далям посылали Несмолкающее эхо. И гремело это эхо На морском прибрежье Виру, В селах Ярва в долах Харью, На полянах вольных Ляне, Отзывалось в чащах Пярну, Пролетало в Алутага, По дубравным тропам Тарту, До границ далеких Пскова. Шумно реяли знамена, За дружинами дружины Шли топтать дорогу брани, Путь кровавый ископытить. По стране — по всем дорогам — Бодрые гонцы скакали, Торопя неторопливых… Тут сестра учила брата: "Снаряжаю, братец милый, Снаряжаю, наставляю: Братушка ты мой родимый, Как пойдешь дорогой смерти, Как на поле брани выйдешь — Ты вперед не вырывайся, Позади не оставайся! Первых — стопчут, посбивают, Отсталых — поубивают! Ты кружись в ядре сраженья, Стой поближе к знаменосцу, Средние — домой вернутся!" Женушка в углу стонала, Так супруженька рыдала: "Кто меня одну согреет, В золотых сожмет объятьях? Ведь ольха не приласкает, Клен тоску унять не сможет И березка не обнимет!" "Тара-рара! Тара-рара!.. " — По горам, полям и дебрям Громозвучно раздавался Калевитян рог военный. Ветер затаил даханье, В море умолкали волны, Хмурые внимали скалы Звуку зова боевого, Гулким эхом откликаясь, В дали отзвук посылая. За дружиною дружина По лесам и по долинам На призывный голос рога К сыну Калева спешили. Калевитян сын могучий Ехал на коне горячем В глубину священной рощи, К месту воинского сбора, И трубил, не умолкая, Рог от губ не отрывая, Чтоб с пути не сбилось войско, Чтоб в лесу не заблудилось. В глубине дубравы древней Птица Калеву пропела: "Отточи свой меч тяжелый, Острие копья стальное, Прежде чем на поле выйдешь Истреблять людей заморских, Разрубать щиты и латы!" Калевитян сын могучий Внял совету мудрой птицы. Добыл он точильный камень И отбойник оружейный, Отпустил-отбил он оба Лезвия меча стального, Крепко насадил копейный Острозубый наконечник. А меж тем на берег Эмы, За дружиною дружина, К Калеву сходилось войско. Сулев-муж явился первый С ополчением отборным, Следом Олев со своими. И богатырей сильнейших Вскоре множество явилось. Сотен шесть пришло из Виру, Сотен семь — из Курессааре, Сотен восемь — из Суоми. На простор их вывел Калев, На широкую равнину. Перечел, число запомнил Витязей в кафтанах черных… Сбор тянулся дня четыре, Наступил уж пятый вечер. Солнце за лес закатилось, Как отставшие от войска Мешкатели подоспели. Калевитян сын могучий Стан воздвиг среди долины. День он людям дал на отдых, День — для снаряженья к бою, А на третий, на рассвете, Чуть на кровле дома Таары Крыльями петух захлопал, Рать пошла в поход великий, Двинулась дорогой брани К западу с нагорий Таары. Солнце полпути дневного Не прошло, когда ударил Долгий бой кровопролитный С выходцами из-за моря — В сталь одетыми мужами, Что нагрянули нежданно, На несчастье нашим землям. Калев-сын неутомимый С полдня до зари вечерней Сокрушал мужей железных, Вламываясь в гущу войска. Пал скакун под ним к рассвету, Конь не выдержал могучий Испытаний тяжкой битвы. Падали ряды слабейших Сотнями на ложе смерти. Вражеских мечей удары Гибель сеяли повсюду, Где ни рушились на темя, Опускались на затылки. Смертоносная секира Сулеву в бедро вонзилась, Мышцы до кости рассекла. На землю с коня упал он, На истоптанное поле. Кровь клокочущим потоком Побежала по долине, Жизнь умчать спеша из тела. А как только с поля боя Был он вынесен дружиной, К Сулеву склонился знахарь, Заговариватель крови, Боль унять жестокой раны, Ключ кровавый запечатать: "Кровь, о кровь! Ведь не вода ты! Кровь, о кровь, ты влага жизни! Что ж русло ты покидаешь, Что уходишь из колодца? Перед словом чародейным, Перед светлым оком Таары Затвердей комлем дубовым В каменном ущелье жилы!.. " Но струею кровь хлестала, Не послушалась приказа, Бедренная не закрылась Перерубленная жила. Стал ведун тогда словами Тайными из самых тайных, Стал железными словами Запирать поток кровавый. Затянул тесьмою красной Он бедро поверх разруба, А потом дохнул на рану. Тут же кровь остановилась. Снадобье он изготовил, От смертельных ран лекарство, Мазь из трав заговоренных, Мазь из трав, что собирал он В ночь глухую, в полнолунье, Что средь вереска лесного На лугу в ночи нарвал он, В ельнике нашел зеленом. Унимающую боли Положил он мазь на рану И перевязал тряпицей, Чистой затянул холстиной. Калев-сын неутомимый Воинов валил железных, Клал поленницей в долине. Содрогнулась вражья сила, Вспять поспешно обратилась. Где с мечом прошел сын Калев, Вражьи трупы дол покрыли, Словно скошенное сено, И дымились лужи крови, Словно влага дождевая В бороздах иссохшей нивы. Сотни тел, голов валялись, Рук отрубленных без счета. В жаркой суматохе боя, Под горячим летним солнцем, Истомился витязь Калев, Изошел тяжелым потом. Пересохло горло мужа, Все нутро его горело От мучений долгой жажды. Тут, покинув поле битвы, К озеру пошел сын Калев, С берега к воде склонился, Ртом припал к холодным струям. А когда он пить окончил, На озерном дне остались Только черный ил да тина. Сына Калева дружина Погребла друзей убитых На озерном побережье, Под высокими холмами, Чтоб могли героев души В пору паводков весенних Иль во дни осенних ливней, Если дол вода затопит, На вершины тех курганов Выходить ночной порою, Проводить в беседе время. Люди от трудов похода, От великих тягот боя Двое суток отдыхали, Перевязывали раны, Затупившиеся в битве Лезвия мечей точили, Топоры свои и копья, Луки ладили и стрелы. На рассвете третьих суток Воины шатры связали, Опоясались оружьем, На спины вьюки взвалили И навстречу новым битвам, Дать отпор вражде и крови, Двинулись в поход далекий, Вслед за Калевовым сыном. К берегам реки священной Вышли к Выханду дружины. Натаскав камней огромных, Калев стал носить деревья, Толстые дубы и сосны Выворачивать с корнями. Олев-сын поставил сваи, Мост бревенчатый построил, Будто плот на волны легший. Как пошли мостом дружины, Бревна нижние дрожали, Камни на углах качались… Весть лазутчики примчали, Что восточную границу Перешли войска поляков И воинственных литвинов, Что идут за ними тучей Новые враги — татары. Снова тяжко загремела Грозная телега брани. Калевитян сын могучий Двинулся врагам навстречу. Первых он поляков встретил, Взялся вновь за меч тяжелый И побил в бою жестоком Супротивников без счета. Гуще клюквы средь болота, Больше градин после града Пало на поле убитых — На три локтя высотою. Кровь текла рекой в долине Глубиной в четыре пяди. На рассвете дня другого Повстречались им татары. Калевитян сын могучий Взялся вновь за меч тяжелый. Тысячи там чужеземцев Спать навеки уложил он. Бой семь дней тяжелых длился. Семь ночей, без перерыва. Много пало вражьей силы. Но и в Калевовом войске Не хватало половины. Сулев, младший из собратьев, Молодым почил на ниве… Калевитян сын любимый Подобрал останки друга И принес на холм высокий, Чтоб его оплакать с честью. Друга Алева послал он Подбодрить ряды передних, Поднимать на битву средних. Алевитян сын любимый Полетел на крыльях ветра, Отдал войску повеленье Опрокинуть вражью силу. Острые мечи рубили, Копья вражий строй ломили, Косы смертные косили. В пляске топоров тяжелых Пали многие в долине: Не роса в тот день к закату — Кровь росой легла на вереск. Калевитян сын могучий Затрубил отбой дружинам, Прекратил кровопролитье, Чтоб соратников убитых Схоронить под кровом ночи. Люди, Сулева оплакав, Тело предали сожженью И воздвигли холм высокий. И на том холме высоком Пепел Сулева в кувшине Валунами заложили. Калев-сын с остатком войска На рассвете дня другого Снова на татар ударил, Тяжкий он нанес урон им. Но и сыновей эстонских Без числа в той битве пало. Те же, что в живых остались, Дрогнули и побежали. Трое сильных побратимов: Олев, Алев и сын Калев — Словно глыбы скал, бесстрашно, Три щита сомкнув стеною, Выстояли в лютой битве Вплоть до наступленья ночи. Солнце тихо закатилось, Тьма ночная наступила. Утомленная работой, Битва в поле задремала. Трое витязей отважных Двинулись через долину Поискать ручья в округе, Освежить водой студеной Пересохшие гортани. Там с крутыми берегами Было озеро в долине — Под луною восходящей Тускло зыбь его блестела. Братья, жаждою томимы, С крутизны его прибрежной К водам сумрачным спустились. Алев-муж, годами младший, Голову склонил с обрыва, Только на ногах усталых Богатырь не удержался И упал в глубокий омут, Камнем канул в бочажище, Олев и Калевипоэг Бросились ему на помощь. Только друга дорогого Не спасли они от смерти — Вынесли они на сушу Труп из глубины озерной… И над берегом высоким Братья холм ему воздвигли. Говорят, что глаз счастливый Видит при сиянье солнца, Как блестит на дне глубоком Богатырский шлем железный И трехгранный меч широкий — Память Алева святая. Бедствия войны жестокой, Милых горестная гибель Тяжкой скорбью омрачили Сердце Калевова сына, Так что ночью сна не знал он, Днем не находил покоя, Не был рад восходу солнца, Вечером не утешался. Бременем тоски великой Угнетаемый глубоко, Олеву он молвил слово: "Вот цветы времен отрадных, Первоцветы лет счастливых, На лугах моих увяли! С пастбищ, с выгонов весенних Прежде времени пропали: Белыми черемухами, Яблонями осыпаясь, Разлетелись лепестками По кустарникам безлистым, По невспаханному полю! Солнца лета не дождались, Красных дней не увидали… Оттого сегодня плачет, Как вдова, в лесу тоскует Безутешная кукушка, Оттого всю ночь рыдает Соловей о прошлом счастье. Как увядший дуб без листьев, Пораженный в сердцевину, Я остался одиноким, Без друзей, без милых братьев, В путах горести огромной! Дни веселья улетели, Солнце счастья закатилось. Слушай, Олев, друг мой милый! Ты возьми кормило власти, Сядь на княжеское место. Защити прибрежья Виру, Заслони селенья Харью Охраняющей рукою. Обоснуйся в Линданисе, В нашей крепости исконной. Окружи стеной могучей Городское поселенье, Рвами стены опоясай. Сделай город неприступным, Местом верного укрытья Немощных и престарелых, Вдов и девушек печальных, Детушек осиротелых. Доброе построй укрытье Беззащитным, льющим слезы О мужьях своих, о братьях, Об отцах своих пропавших И о суженых, убитых На войне с врагом жестоким, Чтобы влаги ключ закрылся, По щекам не плыли слезы! Мне пора уйти, как птице Время с летних вод сниматься, Как орлу к иным утесам, Лебедю к иным озерам, Селезнем в тростник забиться, Тетеревом — в можжевельник, В глубине лесной скрываться, Зарываться в лист опадший, Время прошлое оплакать, Потушить пыланье горя, Позабыть о невозвратном. Управляй народом Виру, Мир его оберегая. Управляй людьми с любовью, Будь правителем счастливым, Будь, мой друг, меня счастливей!" Калевитян сын любимый С другом горестно прощался, Покидал поля в унынье, Тихий дол с тоской глубокой. В дебри темные ушел он, В бурелом глухой чащобы. Там убежища искал он, Посреди лесов дремучих, Где никто пройти не может, Где никто его покоя, Дум его не потревожит. Калевитян сын любимый В путах горести огромной Много дней бродил по дебрям, По трущобным буреломам, По болотам и трясинам, По пескам непроходимым. Наконец, по знаку счастья, Вышел он на берег Койвы. Там решил остановиться, Основать свое укрытье Под широкой сенью сосен, Под шатром могучих елей, Где в любую непогоду, Под грозою и пургою, От ветров, дождей и зноя Мог бы он найти защиту, Кров для отдыха надежный. Там-то, никому не ведом, Славный витязь поселился, Словно бедный муж-отшельник. Дни его текли в мученьях, Ночи долгие в страданьях. Не смыкал он вежд ночами, Сна отрадного не ведал. Много дней в лесу ни пищи, Ни питья не принимал он. Был он жив дыханьем ветра, Обогрет щедротой солнца, Напоен дождем небесным. А как мужа донял голод, Выломил он удилище, Жердочку для ловли раков, Начал в Койве удить рыбу, Раков выгребать из тины. Вышли на берег в то время Трое воинов железных. Их привел счастливый случай На лесистый берег Койвы, Где избрал Калевипоэг Место для уединенья. Завлекать его пришельцы Стали хитрыми речами: "Калевитян сын достойный! Славный воевода Виру! Подружись с дружиной нашей: Власти мощь в твоей деснице, Полнота державной силы. Разум же — у нас в кармане, Мысль и мудрость — в нашей торбе Если б мы водили дружно Братский плуг в ярме едином, Никакая сила в мире Не поспорила бы с нами. Так отдай бразды правленья Под защиту нам — хитрейшим!.. " Калевитян сын могучий, Речь забавную услышав, Не ответил им ни слова, Но глаза свои лукаво Опустил на гладь речную, Спину к плутам повернувши. В зыбком зеркале потока Калевитян сын увидел Отраженья говорящих, Ставших за его спиною, Как они мечи из ножен Вынули, намереваясь Умертвить его разбойно, Поразить внезапно в спину. Калевитян сын могучий, Видя их коварство, молвил: "Меч пока еще не скован, Не отточено железо, Нет еще руки на свете, Нет еще могучей длани, Чтоб меня убить сумела. И не вам об этом думать, Подлые ублюдки ада, Заугольные убийцы!" Так промолвив, ухватил он Одного из тех пришельцев, Взял коварного за шею, Развернул над головою Сына племени железных, Закрутил его, как вихорь, Раскрутил, как пук кудели, Так что человек железный, Телом воздух рассекая, Шум производил, подобный Свисту северного ветра. Наконец Калевипоэг Грянул оземь сына ада! По пояс ушел тот в землю, До полгруди в матерую! Богатырь в мгновенье ока Ухватил тогда другого, Закрутил его, как вихорь, Раскружил, как пук кудели, Развертел над головою С шумом северного ветра. Словно буря разыгралась, Вихри бешеные мчались, Ели стройные сгибая, Сосны с корнем вырывая, Мощные дубы качая. Калевитян сын могучий Грянул оземь сына ада! Тот ушел по горло в землю В черный грунт по подбородок! Третьего тогда злодея За ворот схватил сын Калев. Раскрутил, вращая вихрем, Воина в доспехах бранных, Раскружил, как пук кудели! Свист пошел по всей округе, Гулом бор дремучий полня, Волн валы вздымая в Койве, Громом отдаваясь в небе, Будто по мосту стальному Мчался в кованой телеге, Потрясая землю, Кыуэ. Богатырь Калевипоэг Грянул об землю пришельца И загнал, собаку, в землю С головою, в матерую, Так что памяти по третьем, Кроме ямы, не осталось! После них другой явился Паренек — хитрее первых: Пришлецы послали парня Сына Калева тревожить, Подкупать его посулом. Долго, сладко говорил он Пел медовым голосочком. Наконец Калевипоэг Отвечал миролюбиво: "Что нам тратить время, братец, В этих долгих разговорах! Плохо на пустой желудок Попусту болтать пустое. Ты пойди на берег Койвы К жердочкам моим ловецким Да проверь их, сколько раков На приманках прицепилось. Как наполню я желудок, Малость утолю свой голод, Я добром тебе отвечу, Объявлю свое решенье". И тогда тяжелым шагом Двинулся железнородный На берег — тащить из речки Племя с черными клешнями. Кто видал затейней дело? Кто еще так забавлялся? Ловлю добрую задумав, Калев-сын сосну большую, Всех других в лесу огромней, Выворотил с корневищем И корявыми ветвями Опустил в реку с обрыва Ту сосну приманкой ракам, Вместо жердочки ловецкой. У железного пришельца Силы в теле не хватило Эту жердочку подвинуть Хоть на палец, а не то что Выволочь ее на берег. Двинулся Калевипоэг Поглядеть, что за причина Парня в деле задержала. Подошел. За толстый комель Взял сосну одной рукою И на высоту — в три воза, Друг на друга взгроможденных, Над водой сосну приподнял. Что болтается на сучьях? Лошадь старая — на сучьях, Падаль, без хвоста и гривы И с ободранною шкурой. И с веселою усмешкой Молвил Калев-сын могучий: "Двигай, братец, восвояси. Расскажи своим домашним, Что ты здесь, в гостях, увидел, Как ловил со мною раков. Там поодаль, на полянке, Ты еще кой-что увидишь. Там гостей моих недавних — Ты своих знакомых встретишь. Первый — по пояс в землице, По уши другой — в матерой, Третий — вовсе под землею, И о нем, друзьям на память, Лишь дыра в земле осталась. Силою я вас сильнее, Мощным станом вас дородней, Костью шире, ростом выше. Вы не то что мне неровня — Если вас судить по правде, Вы мне в слуги не годитесь, Ни в поденщики — по росту. Ни в наймиты — по дородству. Лучше жить один я буду, Как лесной отшельник бедный, Чем впрягусь в упряжку вашу. Эти плечи, эту шею Не сковать стальною цепью, Не зажать ярмом неволи!" После этого немало Уговорщиков лукавых К Калеву тропу топтало, Липло, словно гнус болотный. И с тяжелой ношей горя С места, еле обжитого, Двинулся он в лес дремучий, В недра чащ непроходимых, Где ни следа, ни тропинки. Нового искать укрытья Со своей тоской ушел он. Шел он сутки, шел другие, Третьи шел без останову По лесным угрюмым дебрям. На четвертый день вступил он В область озера Чудского, В земли Пскова, где когда-то Он дорогою удачи Много раз ходил в дни счастья. Но места, родные прежде, Чуждыми теперь казались. Дальше путь свой продолжая Вышел муж Калевипоэг На высокий берег Кяпы, Где в его походе прежнем, В пору дней его счастливых, Унесенный хитрым вором Меч на дно дремать улегся, Дабы мстить его носившим, На беду, его владельцам. Калевитян сын любимый! Ты не мог заране ведать, Светлым разумом предвидеть, Угадать в виденье сонном, Вещею душой почуять, Что старинное заклятье Кузнеца Железной Лапы Заколдованною сталью Злую смерть тебе готовит, Западню кровавой мести. За похитчиком в погоне Меч свой под водой увидев, Ты ведь сам пропел заклятье, Завещал стальному другу: "Если на берег придет он — Тот, кто завладел тобою, Ненароком ступит в воду, — Вот тогда, мой спутник бранный, Отруби ему ты ноги!" Это грозное заклятье Меч заветный обернул бы Против знахаря лесного, Колдуна, что в годы оны Меч украл и, убегая, Обронил добычу в воду. Но твое заклятье, витязь, С прежним кузнеца заклятьем Меч в дремоте перепутал. И когда Калевипоэг Сам ступил на дно речное, Меч проснулся, вспоминая: "Уж не тот ли это самый, Кто носил меня когда-то II которого жестоко Поразить теперь я должен?" И ударил меч свирепый По коленям богатырским, Мышцы разрубил и кости, Голени отсек от тела. Калевитян сын могучий, Обуянный смертной мукой, Вопль издал, зовя на помощь. Он отполз на четвереньках К берегу. Упал на землю, Бурной кровью истекая. Хоть в реке остались ноги, Но, упав, огромным телом Он покрыл полдесятины Кровью залитой поляны. Стоны Калевова сына, Громкий зов его на помощь, Вопли нестерпимой боли Громом к облакам летели, Выше облак подымались И достигли тверди неба, Горницы отца вселенной. Стоны Калевова сына, Вопли нестерпимой боли И теперь, через столетья, Слышатся, не умолкая, Сыновьям семьи эстонской, Дочерям дворов эстонских. И еще столетья будут Петь о Калеве в народе — До поры, пока последний Соловей золотоклювый, Песнопевец наших былей, Не умолкнет, погруженный В вечный сон без пробужденья. Прежние друзья сходили С неба — посмотреть на брата, Унимать его мученья, Утишать его страданья, Утоляющую боли Мураву на раны клали. Все же смерть не отогнали. Кровь рекою шла из тела, Жизнь в волнах своих умчала. Калев-сын со смертью спорил И, в страданьях угасая, Кровью алою горячей Обагрил широкий берег. Но иссяк источник крови, Охладело, затвердело Тело, сердца стук умолкнул. Но сверкали, как живые, Мужа ясные зеницы, Устремляя взоры к небу, К двери дедова жилища. И душа его, как птица, К солнцу трепетно взлетела. На могучих крыльях в тучах Пронеслась, достигла неба. Душу Калева на небе Облекли подобьем плоти, Той, что на земле осталась, Для веселых богатырских Игр, когда гремит и блещет Пикне, празднуя победу. От забот земных тяжелых Отдыхая, славный Калев Средь мужей, избранных Таарой, Перед очагом вечерним, Подперев щеку ладонью, Слушал песни и былины, Где пути его земные, Богатырские деянья, Им свершенные при жизни, Прославлялись золотыми Языками песнопевцев. Но в душе носил заботу Праотец всего живого, Голову не мог седую Преклонить на изголовье, В помыслах перебирая, На какую должность в небе Сына Калева поставить. Ибо муж Калевипоэг До скончанья славной жизни Совершил неслыханные Богатырские деянья, Одолел владыку ада! Так нельзя же беззаботно Мужа сильного оставить Праздно по небу слоняться. Древний праотец вселенной На совет созвал великих Сыновей своих могучих. Круг сынов мудрейших Таары Собрался в чертоге тайном, Меж собой совет держали, Разбирались двое суток, Думали два дня, две ночи, Как бы Калевова сына К делу на небе пристроить. И на третий день, к рассвету, Мужи славные совета Узаконили разумно: Чтобы Калевову сыну Стать у адских врат на страже, Наблюдать за преисподней, Чтоб не вырвался Рогатый, Не порвал цепей, пройдоха, Не бежал из заточенья. И покинувшую тело, Голубком поднявшуюся В небо душу Калевову На землю опять послали, Чтобы в прах вошла холодный, В прежнюю свою обитель. Воротилось к жизни тело Витязя, зашевелилось От макушки до коленей. Но в реке оставшиеся Голени отрубленные Не могла ни мудрость вечных, Не могла ни воля Таары Прирастить к коленям мужа. И героя посадили Боги на коня гнедого, Провели дорогой тайной До пределов преисподней Охранять ворота ада, Наблюдать, чтобы Рогатый Не порвал цепей железных, Не ушел из пут, пройдоха. Как примчал Калевипоэг К адским каменным твердыням, К тяжким кованым воротам, Мужу с неба возгласили: "Трахни кулаком о скалы!" Витязь, тяжко размахнувшись, Кулаком ударил в скалы. Раскололась скал твердыня, Но рука увязла в камне, На века в скале застряла. Говорят, настанет время: Если разом все лучины С двух концов воспламенятся, Пламя высвободит руку Из гранитного зажима. И тогда Калевипоэг В дом отцовский возвратится — Счастье созидать потомкам, Прославлять страну родную. Там и по сей день сидит он На коне, Калевипоэг. В толщу скал вросла десница. Сторожит ворота ада И Рогатого в темнице. Слуги ада в преисподней Пламенем, горящим жарко, Распаять хотят оковы, Цепь железную расплавить. Цепь становится в сочельник Толщиною в тонкий волос. Но едва петух рассвета Прокричит за воротами, Наступленье дня вещая, Делаются звенья цепи Крепче, тяжелей, чем прежде. Калев-сын стремится руку Вырвать из стены гранитной, Из железного зажима. Трескается твердь земная, Сотрясаются утесы, Гор колеблются вершины, Пенится, бушует море. Сила Маны держит мужа, Чтобы врат подземных ада Страж могучий не покинул. |
