Вот уж скоро две недели,
Как в Тонетах он гуляет,
Всех прохожих и проезжих
Он поит и угощает.
Миновало две недели,
Приезжает он в Тбилиси.
Парни стаей голубиной
Вкруг Арсена собралися.
"Помоги Арсену, боже,
Не спознаться век с бедою".
Он заходит к микитану,
Машут все ему рукою.
Деньги достает Арсена,
Говорит: "Со мной садитесь!
Братья! Коль убьют Арсену,
За душу его молитесь!"
То, что им он тут поведал,
Я врагу не пожелаю:
"Снилось нынче мне, что кровью
Бороду я омываю.
Чувствую: подходит гибель,
От кого — не все ль едино…
Иль татары мне изменят,
Иль убьют меня грузины.
Больше мне яиц пасхальных
Не держать своей рукою,
Если я убит не буду,
Сам покончу я с собою!"
"Что ж толкует наш Арсена?
Ведь его щадит и небо!
За пятнадцать лет разбоя
Он в крови повинен не был.
У богатых отнимает,
Неимущих наделяет:
Бедняка нагого встретит —
Чоху с плеч своих снимает".
Вот Арсена к Верхней Картли
Своего коня направил.
Как приехал он в Дигоми,
Всякий пить его заставил.
Налили бурдюк в дорогу,
Чтобы он тоску развеял.
Стал Арсена против Мцхета,
В Мухат-Гверди пир затеял.
На траву коня пустил он,
При дороге сел обедать.
А Георгий Кучатнели, —
Чтоб ему добра не ведать,
Да не снидет на злодея
Благодать святого духа, —
Едет мимо он Арсена,
С ним здоровается сухо:
"Будь здоров!" — "Ты тоже здравствуй!
Спешься, друг! Мириться станем!
Сядь со мной, Георгий, выпей,
Мать-отца твоих помянем!"
Стал браниться Кучатнели,
Мать-отца срамя обидно:
"Эх, бедняга ты, Арсена!
Потерял ты память, видно!
Как я буду пить, подумай?
Нынче — пятница страстная.
Да и деньги есть со мною, —
Сам бы мог купить вина я!"
Услыхал Арсена это
Да как хлопнет по колену:
"Пить со мной почел постыдным!
Где ж ты, мужество Арсены?"
Поднялся Арсена в гневе,
Весь как яростное пламя:
"Стой! Отдашь коня, Георгий,
Иль расстанешься с деньгами!"
На коня вскочил Арсена,
Закричал: "Готовься к бою!"
А Георгий: "Не из тех я,
Что ты голой брал рукою.
Я с лезгинами сражался, —
Сорок пуль в меня пустили,
Двадцать пуль в меня вогнали,
Да с коня не повалили!"
Тут разгневанный Арсена
Вырвал саблю. А на деле
Пожалел — плашмя ударил
Лошадь, а не Кучатнели.
В рукояти сталь сломалась,
Безоружным он остался.
"Здесь мое померкло солнце!
В пасть я гибели попался!
Проклят будь ковавший саблю,
Пусть он мучится в геенне!"
В этот миг отсек Георгий
Руку правую Арсене.
И упал с коня Арсена,
Полный горечи и гнева.
Но кинжал в мгновенье ока
Обнажил рукою левой,
Ляжку он пронзил убийце,
И, хоть очи мрак туманил,
У врага отсек он ухо
И щеку ему поранил:
"Хватит мне с тебя, Георгий!
Лекарь мне уж не поможет…
Горе матери несчастной!
Все погибло. Век мой прожит!"
Молодой лезгин в дороге
С Кучатнели был бессменно,
В спину он из пистолета
Насмерть поразил Арсена.
Пал Арсен, привстал немного,
Левой опершись рукою:
"Выслушай, Георгий, раз уж
Ты расправился со мною!
Я зарыл семьсот туманов
В Каспи, под большой скалою.
Бедным те раздай туманы!"
И умолк он бездыханный.
В Мцхете плач. Когда об этом
Люди мцхетские узнали —
Эти вброд переправлялись,
Те по мосту прибежали.
На большой паром положен
Был Арсен Одзелашвили,
Привезли его во Мцхета,
С почестью похоронили.
На его могильном камне
Надпись краткая хранится:
"Здесь был лучшим среди лучших
Там — бессмертьем осенится!"
Кёр-оглы. Худ. Г. Халыгов
У эрзерумского паши Джафара был ашуг по имени Джунун. Был он искусным певцом и человеком бывалым. Многих ашугов, похвалявшихся умением своим, победил он на певчих турнирах и отобрал у них сазы. Многих парней обучил он своему мастерству и подарил им сазы.
Перед дворцом Джафар-паши были две площади. На одной проходили поединки пехлеванов, на другой — ашугов. Первая площадь всегда оставалась за Гора-пехлеваном, вторая — за ашугом Джунуном. В дни празднеств велением Джафар-паши площади украшались. Съезжавшиеся из дальних и ближних мест пехлеваны и певцы испытывали на них свою силу и талант. Согласно правилу, введенному хозяином дворца, побежденный платил сто туманов, победитель получал столько же. Шло время, но ни разу Гора-пехлеван не был на лопатках и ни разу ашуг Джунун не ушел без статуманов. Скольким соперникам переломал первый рук и ребер, скольких соперников заставил раскошеливаться второй! Давно уже стремился Джунун отправиться в Ченлибель, чтобы воочию увидеть Кёр-оглы, да страшился гнева Джафар-паши, который не скрывал к нему вражды. Не мог простить паша, что Кёр-оглы нападал на его караваны. А тут еще дошла до него весть, что отчаянный Кёр-оглы увез в Ченлибель султанскую дочь, красавицу Нигяр-ханум.
