«Весна вернулась,— говорят,—

И все, что сердцу мило.

Время жить на свете веселей.

Пускай меня за грусть корят —

Судьба меня лишила

Радости единственной моей.

Тяжко мне весеннею порой.

Тот, кто ни разу не грустил, мой друг — в земле сырой,

Моих желаний господин.

Нет, никогда не ведал свет

Столь тягостных утрат!

На целый мир был он один.

Мне, бедной, мысль была сладка

О том, что вечно в нем

Счастью моему цвести дано.

Теперь грызет меня тоска

И по ночам и днем.

На земле мне жутко и темно.

Зеркала лишился белый свет.

Где радость глаз моих? Загублена в расцвете лет.

И нечем жить моей весне.

Сказали «мертв» — и до сих пор

Бушует в сердце кровь,

Захлестывая душу мне.

Зимой и летом, день и ночь

Печалюсь я с тех пор,

Как скончался мой любимый друг.

Никто не в силах мне помочь.

Осиротел мой взор.

Истерзал мне сердце злой недуг.

Горько плакать буду весь мой век.

Тот, кто меня утешить мог, веселый человек,

Оттуда не придет назад.

Таков господень приговор.

Достойнее гостей

У райских не бывало врат». 

Говорить бы смело

Мне с красавицей моей:

«Жизнь мне надоела.

Мученика пожалей!»

День за днем служу в надежде

На будущую благодать.

Возрадуется тот, кто был печален прежде.

Привлеченный вестью

О такой прекрасной даме,

Что владеет с честью

Несравненными дарами,

Убедиться мог я сам:

Соперницам удастся вряд ли

Хоть малость повредить подобным чудесам.

И любовь и счастье —

Все, что мне на свете мило,—

У нее во власти.

Только бы вознаградила!

Мой рассвет, моя заря

Навеки в сердце у меня.

Другим на зависть царствует, животворя.

Редко, к сожаленью,

Она слышит мои речи.

Моему моленью

Слишком боязно при встрече.

Молча перед ней стою,

Как будто все слова забыл.

Вместо меня кто выскажет любовь мою?

Разве не пристало

Мне спросить у госпожи:

«Милость? Гнев? Опала?

Откровенно мне скажи,

Чтобы свой удел я знал».

Кто на такой вопрос решится,

По-моему, достоин всяческих похвал. 

Что влюбленному страдальцу мой совет,

Когда меня замучила тоска!

Только тот, кто занемог от горших бед,

Меня бы принял за весельчака.

Дивная и злая власть!

Я жалуюсь, я негодую,

Но даже в бешенстве не смею женщин клясть.

Слишком редко доводилось быть мне с ней.

Роптать мне постоянство не велит.

Пусть на сердце год за годом все грустней,

Пусть нет лекарства от моих обид,

Говорю от всей души:

Прекрасных дам грешно порочить!

Нет, я не злоязычник. Дамы хороши.

Жалобы смешны, напрасны укоризны.

Лишь верной службой даму тронуть можно.

Эти гордые прелестницы капризны.

На сердце у меня всегда тревожно.

Награждать бы нужно тех,

Кто верен и красноречив,

Как я, не ведающий никаких утех.

В чем бы ни был я пред нею виноват,

Подобной кары я не заслужил.

Никогда не получаю я наград,

Хоть голову бы я свою сложил.

Кто страдал подобно мне!

Едва размыкаю тоску,

Меня заставит госпожа страдать вдвойне.

Жалуюсь, глупец, под гибельным ударом,

А госпожу мою винить не смею.

В сердце я ношу владычицу задаром,

Пожертвовав надеждою моею.

Не воздам ей злом за зло.

Иначе жить я не могу.

От постоянства моего мне тяжело. 

Ею жил я столько лет.

Денек бы мною пожила она!

Волосы меняют цвет.

Вот вся моя награда — седина.

Жалуюсь я, поседев.

На милость не пора ли ей сменить неправый гнев?

Я бы службой пренебрег,

С ней распростившись, был бы я таков.

Жизнь мне без нее не впрок.

Не сбросить мне вовек моих оков.

Слабость я свою кляну.

Женою побежденный, оказался я в плену.

Разорив мой дом дотла,

Смиренных чувств моих не пощадив,

Злая мигом отняла

Мой разум, честь мою, все, чем я жив.

Пусть попробует в ответ

Сказать, что это я не прав, что доказательств пот!

«От проклятий толку мало.

Не смеет он задеть меня всерьез.

Мне бояться не пристало

Упреков, обвинений и угроз.

Красоту не побороть.

Сильнее всяких войск моя пленительная плоть».

Если ветреница мнит,

Что я возненавижу страсть мою,

Этих не стерпев обид,—

То в сердце я надежду затаю,

Для служения рожденный.

Перестрадав свое, утешусь я, вознагражденный.