Очень многих этот мучает недуг.

Каково же мне в злосчастный год

Тосковать по самой лучшей из подруг!

Мне любовь покоя не дает.

Горести не в счет!

Прошу я госпожу

Помнить, как я счастьем этим дорожу.

Таю, как на солнце тает лед.

Знать не знаю никаких других властей.

Повинуюсь ей всем сердцем я.

Соизволила бы только стать моей,

Сладостную верность мне храня,

Хоть бы на три дня!

Единственная ночь

Помогла бы мне погибель превозмочь.

Госпоже моей не до меня.

Как пылает от небесных молний дуб,

Я горю теперь от этих глаз.

Пусть попробует сказать, что я не люб!

Словно под дождем бы я погас.

В мой последний час

Я вспомню красоту,

Ту, которую всему я предпочту,

От которой плакал столько раз!

На меня глядит прекрасная в упор,

И как будто сердцу горячей.

Тот, кто застит от меня любимый взор,

Мой заклятый недруг, мой злодей.

Солнечных лучей

Так ласточка не ждет,

Как я жду желанных ласковых щедрот.

Радости дождусь ли я своей? 

Если вам наскучила моя хвала,

Сами взгляните: разве не красива

Та, что сердце мне в клочки разорвала?

Не женщина — дивное диво.

В меня вошла без всякой двери,

И нет мне покоя.

Как мне лелеять ее чистоту,

Совершенств таких не стоя?

Наугад аукая в глухом лесу,

Я бы скорее дождался ответа.

Жалуюсь я на жестокую красу,

А ей смешна жалоба эта.

Пусть мой напев полон печали,

В песнях толку мало.

Пока я песни горестные пел,

Госпожа моя дремала.

Говорить бы научился тут скворец:

«Любовь, любовь»,— моей мольбе внимая.

Неужели не ответит наконец?

Молчит она, будто немая.

Разве что чудо совершится.

Уповать не смею.

Без топора бы дерево упало,

Тронуто мольбой моею. 

Сколько женщин знатных,

Красивых и статных,

Около окна!

Что со мной такое?

Давно мне покоя

Не дает одна.

Сияет солнце поутру,

Чтобы любым секретам

Открыться при этом.

Светит ярким светом

Рыцарю она.

Говорить не смею.

Кто при встрече с нею

Не сойдет с ума?

На высоком троне,

В золотой короне

Красота сама.

Пусть придет она ко мне,

Утешая в горе,

Или мои зори

Окутает вскоре

Гробовая тьма,

Чтобы на могиле

Камень положили

Со стихом таким:

Из-за непреклонной

Умер я, влюбленный,

Тоскою томим.

Госпожу мою тогда

Обличит могила:

Друга порешила,

Тяжко согрешила

Она перед ним. 

Требует, чтобы я был послушен,

И терзает злей,

Словно объявив мне вечную войну

Нет спасенья. Мой покой нарушен

Красотой своей

Разорит, пожалуй, целую страну.

Мне красота благою этой властью

Причинила много зла.

Взгляд лишь один,

И, несчастный, ты в плену,

И твоим заботам нет числа.

Своенравно помыкает мной,

Счастье посулив.

На земле все остальное — жалкий прах.

Я служу, как служит крепостной,

Лишь любовью жив.

У любви в тенетах я совсем зачах.

Без радостей, изранен или болен,

Простодушен или глуп,

Я разорен

Этими очами, ах!

Алым цветом этих жарких губ. 

Эту даму неспроста

Называю госпожой моей.

Вся на свете красота

Воплотилась в ней, и только в ней.

Я избрал ее одну,

Верность вечную храня.

Только на нее взгляну,

Утро в сердце у меня.

«Он со мною распростился.

От меня уехал рыцарь прочь.

Он в далекий путь пустился,

И слезами горю не помочь.

Радость он с собой унес,

Ночь пришла средь бела дня..

Только не погас от слез

Пламень в сердце у меня».

Кто попробует о ней

Хоть одно сказать худое слово,

Всех клеветников гнусней.

И любовь и счастье — не для злого.

Лиходея прокляну.

Лжет, мою любовь черня!

Только на нее взгляну,

Утро в сердце у меня. 

Я навеки пленник злополучный.

Когда бы вдруг ослеп он и оглох,

Зоркий соглядатай, страж докучный,

Чтобы мне застать ее врасплох

И мою печаль

Откровенно высказать при встрече!

Сблизили бы нас такие речи.

Души моей мне для нее не жаль.

Где бы я наперсника нашел,

Который, верой-правдой мие служа,

Перед ней предстанет, как посол?

Пускай хоть посмеется госпожа!

Мною стих пропет:

«Вслушался скворец в людское горе.

«Любовь, любовь»,— заговорит он вскоре».

Заговорил скворец, а счастья нет.

Если бы мысль мою она читала

И слышала печаль, как слышат плач,

Конечно, ей меня бы жалко стало.

Горе мне! Попробуй душу спрячь!

Жалуйся и сетуй,

Обличить обидчика не смея!

Поистине безумная затея —

Поведать о причинах скорби этой.

Люди потешаются напрасно,

Как ведется зто искони,

Над злоключеньями любви несчастной.

Зачем смеются надо мной они?

Им бы посмотреть

На ту, в которой вся моя отрада!

Сердцу моему других не надо.

Тоску терпеть согласен я и впредь.

Если страсть зовут они любовью,

Не знаю, как назвать любовь тогда.

Страсть — вопреки людскому суесловью —

Порою радость, а любовь — беда.

Окрыляет страсть,

Щедрая, сулит нам наслажденье.

Что любовь! Любовь — лишь наважденье

И неизлечимая напасть.