— Сегодня я ночую у тебя! — говорит Надя. — Позвонила маме, Ваньку она из садика заберет.

Надя на пять лет моложе Евгении, а ведет себя так, будто намного старше ее.

— Наивная ты, слишком уж порядочная! — всегда раньше говорила она Евгении.

Теперь небось так не скажет! Да и беспокоит ее другое.

— Знаешь, Жека, такие затяжные самобичевания, по-моему, признак ограниченности.

— Что?!

— То, что слышала!.. Поубивалась, и будет! Своими вздохами ты действуешь на меня угнетающе. Тогда мне вообще надо пойти и повеситься в сарае!

— Почему именно в сарае?

— В приличной комнате я висеть недостойна.

— Надежда, перестань!

— Знаешь, как я с Вовкой познакомилась?

— Ты рассказывала: он пошел за тобой.

— Просто той Евгении, тихоне и суперпорядочной замужней женщине, рассказывать правду я не решилась.

— Считала меня ханжой?

— Не то чтобы ханжой, а скажу помягче — идеалисткой. Ты как-то даже выразилась, что если у женщины было несколько мужчин, ей трудно не стать развратной.

— Неужели я так говорила?

— Приблизительно… Действительно, Вовик пошел за мной. Ты его видела: летчик, майор, красавец! Что рост, что фигура… Как это все бывает обманчиво, и внешний мужественный вид не обязательно предполагает мужественного человека… Но это я к слову. В общем, погуляли мы возле дома, поцеловались. Благо, мама с Ванькой была на море, и это Вовик ненавязчиво вызнал первым делом.

Над тобой смеюсь, а сама наивнячка, — Надя ухмыляется, — ничего не заподозрила. Даже что он доехал со мной в лифте до четвертого этажа. Поцеловала его на прощание. Открыла ключом дверь… Нельзя нам, женщинам, расслабляться! Вовик сунул ногу в проем, меня в квартиру втолкнул и дверь захлопнул. Что было делать? Кричать? Я боролась как могла. Когда-то в университете я ведь самбо занималась. Насмешила его до слез. Оказывается, он был мастером спорта как раз по самбо. Словом, меня насиловали в собственной квартире! А потом на этом самом плече рыдал, что у него полтора года не было женщины, потому он не сдержался…

— Это оказалось правдой?

— Чужая душа — потемки. Скажу так: было похоже на правду. А началось с того, что его жена завела себе любовника и настолько обнаглела — он, видимо, дома тюфяк тюфяком! — что при нем однажды стала разговаривать со своим любовником по телефону. Он не выдержал, нажал на рычаг, а она дала ему пощечину.

— Дела-а… И что же он?

— Он все проглотил. У нас стали модными разговоры, что женщины позволяют мужчинам себя унижать, лишать человеческого достоинства и прочее, а мужчины? В какой моральной грязи надо жить, чтобы такое терпеть?! Да по сравнению с Вовиком мой бывший супруг — ангел. Просто он однажды сел за праздничный стол, да так и забыл из-за него встать. Все друзья давно ушли, работают, чего-то добиваются… Да, о чем я говорила?

— О том, что твой летчик все стерпел.

— Но это же не все! Жена собралась от него уйти, построить другую семью, но вот беда: ее партнер в последний момент отчего-то передумал. Остался с женой. Ну и жена Вовика вынуждена была сесть на задницу… Весь бунт его теперь в том, чтобы с ней не спать.

— Он боится от нее уйти?

— Очередного звания ждет. Сейчас у военных с разводами уже не так строго. Но она пригрозила, что пожалуется начальству, и в таком случае ему подполковника не видать!

— Не знаешь, плакать или смеяться!

— Но и это еще не все. Он со мной о времени-то забыл, а как узнал, что уже шесть утра, вскочил, за голову схватился: «Что же я скажу жене?!» Он повторял так до тех пор, пока я не разозлилась и не сказала: «Пошел вон!»

— А он?

— Конечно, ушел! А я наревелась и легла спать. Как раз в тот день, может, помнишь, я отгул взяла. Собиралась окна покрасить, пока моих домочадцев нет. Это я ему тоже выложила.

— И когда он заявился?

— Через час! Позвонил на работу, что плохо себя чувствует.

— А как же окна?

— Представь себе, покрасили. Нельзя же целый день лежать в постели, не вставая!

— Люба говорит: можно!

Они смеются.

— Можно, если окна покрашены. А если нет — приходится ненадолго вставать…

— А мне врала: ходили, гуляли…

— А разве ты тогда могла себе представить, что можно с мужчиной знакомиться как-то иначе?

Подруги только что поужинали и лежат на кровати, в которую превращен однажды разложенный и больше уже не складываемый диван. Точнее, не лежат, а валяются, задрав ноги на висящий у кровати ковер, и в пылу разговора, от чувств, колотят по нему пятками.

— Телевизор будем включать? — лениво спрашивает Евгения.

— А ну его!.. Разве что свет зажечь?

— Ни в коем случае!

Надя опускает ноги и садится.

— Ты от кого-то скрываешься?

— Скоро должен прийти Алексей, а я не хочу ему открывать.

— Алексей? Светкин хахаль?

— Наверное, уже не Светкин, — скромно замечает Евгения.

— Выходит, твой?

— Выходит, ничей!.. Но он не пропадет, не переживай! Такой любвеобильный!..

— Какой ты, однако, стервозой стала! — хмыкает Надя. — Я всегда знала, что в тихом омуте черти водятся!.. И знаешь, такой ты мне больше нравишься!

— Такой я и себе больше нравлюсь, — признается Евгения. В этот момент начинает звонить дверной звонок. Подруги переходят на шепот, потому что им лень встать и закрыть дверь в прихожую — ведь на лестничной площадке их разговор может быть слышен.

— Смотри, какой настырный: звонит и звонит! — вяло возмущается Надя.

— Он думает, что я, как вчера, лежу в полной отключке! — хихикает Евгения.

Они безо всякой причины начинают хохотать, и от того, что смеяться громко не могут, они тихо давятся и изнемогают от смеха. Наконец «звонарь» уходит.

— А чего ты сегодня ко мне ночевать напросилась? — вспоминает Евгения.

— Ты меня днем напугала, — признается Надя. — Побледнела, глаза бессмысленные… После Аркадия это у тебя был первый мужчина?

— Второй.

У Нади округляются глаза.

— Лопухина, а ты не слишком торопишься взять реванш?

— Так получилось, — пожимает плечами Евгения. Она проговорилась, но не очень жалеет об этом. Правда, Надя — юрист и всю жизнь мечтала стать следователем. Мечта так и осталась мечтой, но добиваться признания она умеет…

— Ты перестала мне доверять? — строго спрашивает она у Евгении.

— Не ты одна, я тоже побоялась, что не так меня поймешь! Вон, думаю, она со своими поклонниками ходит, гуляет, а я — сразу в постель!

Они опять начинают хохотать, но, отсмеявшись, Надя возвращается к теме:

— Зубы не заговоришь! Начинай рассказывать сначала: кто он, как познакомились, где живет?

Выслушав сбивчивый рассказ Евгении, она резюмирует:

— Значит, этот Виктор невольно подтолкнул тебя к разводу?

— Он невольно открыл мне глаза на жизнь.

— Ты собираешься совмещать его и Алексея? Евгения хмурится:

— Похоже, я была права: лучше в подобных случаях не откровенничать. Себе дороже!

— Прости, — спохватывается Надя. — Это я от неожиданности. Привыкла рядом с тобой чувствовать себя… недочеловеком, что ли. Ты казалась неизмеримо выше меня в своей неискушенности, верности. Почти самозабвенности, и вдруг!

— Упала на самое дно самого глубокого ущелья?

— И не говори, один за другим!

То ли она недоумевает, то ли восхищается — и то и другое Евгении неприятно. Ничто так не радует, как неприятности товарища, шутил Аркадий. Неужели и у них та же самая бесхитростная радость, а вовсе не дружеское сочувствие?

А может, дело вовсе не в том, как к ее падению относится Надя, а в том, что в своих прегрешениях вообще приходится признаваться?

— У тебя все на лице написано! — раньше смеялась Надя. — Свои чувства ты скрывать не умеешь.

А теперь, когда Евгения так удачно учится их скрывать, Надя злится. Подруга, которую она знает много лет, вдруг открылась новой, неизвестной гранью. Но эта грань — как тонированные стекла в автомобиле. Вроде и окно, но за ним ничего не видно!