— Успокойся, невестка, — сказала я (впервые признав ее таковой). — Я уверена, мы придумаем, что делать с девушками. У Артемисии есть снадобья для выкидышей, и у нее не будет выбора — только помочь нам, если она сама пользовалась услугами Фаона.

— Очень, надо сказать, забористыми услугами.

— Ты, я смотрю, тоже ими попользовалась, дорогая сестренка?

— Как ты смеешь оскорблять меня подозрениями в измене твоему брату?! Я честная женщина! Какая клевета!

— Ах, прости меня, Родопис, я забыла, что ты была девственницей, когда мы познакомились.

Родопис скорчила гримасу. Оно переписала свою историю на Лесбосе, но меня-то ей было не провести, и она знала это. Прежняя ее красота осталась в прошлом, теперь она была одутловатой и толстой, с тройным подбородком, а потому людям легко было поверить в ее добродетельность. Но я помнила прежнюю Родопис. В Навкратисе она была отнюдь не девственницей, а ей тогда уже перевалило за тридцать. Седая древность. Одним богам известно, какая она теперь старая.

— Я вернусь в Эрес — посмотрю, что там с моими девушками, а там мы решим, как поступить.

— Сапфо, я глазам своим не верю — откуда такое спокойствие?!

— А что пользы впадать в панику? Разве это прервет беременности? Или отвратит Фаона от моего курятника? Сомневаюсь.

— Но неужели тебе все равно? Я думала, он твой любовник. Я думала, ты бросишься в море со скалы, если он тебя обманет!

— Ну это вряд ли. Он был игрушкой на месяц, неделю, день. Брось, Родопис, неужели ты думала, что я покончу с собой из-за резвого члена?! Ну, может быть, в молодости. Но теперь? Есть вещи куда более важные. И жизнь продолжается. Она не долгая, но достаточно долгая, чтобы узнать мужскую глупость. Наслаждение — вещь хорошая, но это не вся жизнь. Любовники вроде Фаона редки, но они есть. Если не он, так другой. Первая любовь у девушки — единственная, и она готова умереть за нее. Ты, как ты уже сказала, не девушка.

— Но как же твои девушки? И как быть с их родителями? Их отцы потребуют твою голову.

— Точнее, тебе этого хочется. Родопис, избавь меня от твоих притворных забот. Я сама со всем этим разберусь. После моих путешествий — не говоря уже о возвращении домой — все это кажется мне такой мелочью. Если потребуется, я сама воспитаю маленьких. Мне всегда хотелось иметь больше детей. Иди — скажи Хараксу, что мне нужна его помощь и пусть он приедет ко мне в Эрес. Ты можешь остаться здесь и рассказать всей Митилене о моих неприятностях.

— Я бы никогда не стала это делать!

— Вероятно, ты это уже сделала!

— Никогда, Сапфо. Я так предана тебе.

— Родопис, я знаю тебя, а ты знаешь меня. Давай не будем обманывать друг друга.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Прекрасно понимаешь. Иди — иди к своему глупому мужу и скажи, что я готова принять его благодарность за мою щедрость в Навкратисе. Он поймет, что это значит. Иди!

Родопис побежала прочь, как крыса, застигнутая в амбаре.

Несмотря на яростный ветер, я направилась назад в Эрес разобраться с моими ученицами и лисицей в курятнике. Что делать с Фаоном? Вышвырнуть его не мудрствуя лукаво? Сделать вид, что мне ничего не известно, — пусть потомится немного? Моя месть будет слаще, если ее отсрочить. Этот мальчик зашел слишком далеко. Одно дело — соблазнить Артемисию. (Возможно, она сама его соблазнила!) Ну эту проблему можно было бы решить без лишнего шума, хотя Родопис уже раструбила об этом на весь Лесбос. Но соблазнить юных девушек в детородном возрасте? Вот ведь наглый мальчишка! Правильно я его подозревала. Обманщик и подлец. По-настоящему ему так никогда и не удалось провести меня… разве что в постели. Неудивительно, что мудрейшие из философов считали любовь разновидностью помешательства. Когда в чреслах пожар, в голове туман, когда вагина томится — разум отдыхает.

Фаон, конечно, уже поведал мне невероятную и нелепую историю о том, как он встретил Афродиту и она наградила его даром неотразимости.

— Сапфо, — сказал он мне тогда, — я как-то встретил одну высохшую старую каргу. Такой она казалась, по крайней мере. Я отвез ее на Большую землю и не взял денег. Когда мы причалили к берегу Лидии — а она направлялась в Эфес, — она дала мне алабастрон, наполненный волшебной мазью. И вот с тех самых пор женщины, молодые и старые, смотрят на меня с вожделением. Но я не хотел ни одну из них, пока не встретил тебя.

— Невероятная история, — сказала я тогда.

— Так оно и было, — возразил он. — Это была Афродита в обличье старухи. Я это знаю. У нее глаза были молодые и красивые — как у тебя.

— Ну и врун же ты! — осадила я его. — Да ты наслаждался с женщинами и мальчиками с двенадцати лет. И тебе еще наверняка за это приплачивали.

— Это ложь! Ты делаешь мне больно, говоря такие слова. Я всегда берег себя для встречи с тобой. Я знал, что когда-нибудь встречу главную любовь моей жизни.

Нужно было мне сразу понять, какой он лгунишка! Какой же я была идиоткой, что взяла его в свою постель. И все же. И все же. Он после смерти моей матери помог мне забыться. И еще он был хорошим лодочником. Где же он теперь, когда я так нуждаюсь в нем? Или я отправила его назад в Эрес — на последний обход курятника? Дура! Афродита нас обоих свела с ума. Любовь — разновидность безумия, все поэты знают об этом. Это горькое безумие, которое вдохновляет на сладкие песни!

Назад в Эрес. Там у меня еще есть дела.

Хлестал свирепый ветер. За веслами нанятой лодки сидел лодочник куда менее опытный, чем Фаон. Я почти была уверена, что нас унесет в море. Но это было бы слишком просто. Странно, насколько больше ценишь жизнь в старости. В юности ты готова расстаться с нею ради хорошенького мальчика или соблазнительной девушки. В старости мы хотим жить хотя бы ради того, чтобы узнать, как оно дальше все обернется.

Круг завершен. Невинные вознаграждены, виновные наказаны. Иногда наказаны невиновные, а виноватые вознаграждены. На все воля богов. Но ты хочешь присутствовать и видеть все своими глазами. И смеяться!

Нет, пережив столько кораблекрушений в юности, я не хотела умирать сейчас, вблизи моего родного острова. Я должна дать отпор этому ветру… и Фаону. Я должна дать отпор Родопис, Артемисии и всем им. Я знала, кто важен для меня. Моя дочь. Мой внук. Алкей. Праксиноя. Эзоп. Мои ученицы. Афродита. Что касается всех остальных, то, по мне, они могли хоть утопиться. Фаон может прыгнуть со скалы! Пусть покончит с собой, когда я его разоблачу. Да, это была бы справедливая месть. Но, может быть, перед смертью он сумеет оказать мне еще одну услугу. Когда вернусь в дом моего деда в Эресе, помолюсь Афродите и предложу ей в жертву великолепную белую телку.

Именно это я и сделала. Даже не поздоровавшись со своими ученицами и не разоблачив коварного Фаона, я пошла в яблоневую рощу. В построенном мною маленьком храме Афродиты я принесла в жертву превосходную белую телку — лучшую и самую жирную в моем стаде.

Рабы помогли мне принести жертву. Я осыпала ячменем красивую голову телки, а та скорбно склонилась передо мной, словно предчувствуя свою судьбу. Потом мой раб Клеон быстро перерезал ей горло, и алая кровь брызнула на алтарь. Мы подставили под нее золотую чашу.

Клеон вместе с другим рабом, Кастором, разделал тушу, а потом разжег костер на алтаре. Жирные окорока мы оставили Афродите. Мы жарили их так, чтобы дым поднимался вверх, и возносили богине молитву: