Капитана и большинство его людей смыло за борт. Они оказались в воде с карманами, набитыми золотом Кира, которое не могло их спасти.

«Морское дно, наверное, — подумала я, — все устлано золотом и костями тех, кто утонул, ныряя за ним».

ЗЕВС: Вот здесь я бы и дал ей погибнуть… совсем неподходящая героиня…

АФРОДИТА: Тебе не хватает терпения. Если ты позволишь мне закончить историю этой женщины, она станет легендой на три тысячелетия.

ЗЕВС: Я не вижу смысла…

АФРОДИТА: Ты никогда не видишь смысла в жизни женщины, если только она не носит твоего ребенка.

ЗЕВС: Я и сам мог бы это сделать. Утопи Сапфо и отдай мне Клеиду. Я вставлю ее себе в бедро, чтобы она родилась заново, и тогда мы начнем ее историю.

АФРОДИТА: Я ни за что не заглушу голос, который слышен через тысячелетия.

ЗЕВС: Да кого это интересует?

АФРОДИТА: Меня! И будет интересовать других.

ЗЕВС: Ну, тогда и спасай ее сама.

АФРОДИТА: И спасу. С помощью Посейдона… если ты не хочешь помочь.

ЗЕВС: Посейдон! Мой брат всегда был настоящей язвой. Ты вспомни, что он сделал с Одиссеем.

Праксиноя лежала без сознания — на нее упал оторванный ветром от мачты поперечный брус. Кир из Сард еще цеплялся какое-то время, а потом отправился за своим золотом. Я держалась на протяжении всего шторма. Мне хотелось бы погрузиться в небытие, но сознание, как назло, оставалось совершенно ясным. Пока наконец милостивые боги не послали мне сон.

Мне снилось, что я — Одиссей, которого преследует Посейдон, и не знаю, куда повернуть. Потом мне, как и Одиссею, явилась белопенная богиня моря Левкофея.

— Оставь эту развалюху, Сапфо, — сказала она мне, — она убьет тебя еще вернее, чем море. Оседлай рулевое несло, как если бы оно было лошадью. Возьми это волшебное покрывало для себя и Праксинои. Оно защитит вас на пути к берегу.

— Но тут нет никакого берега! — изумилась я. — До самых Дельф одно открытое море.

— Доверься мне, — сказала морская богиня.

Я сбросила тяжелые одежды и раздела Праксиною, которая все еще не пришла в себя. Укутав ее волшебным покрывалом, я оседлала, как было сказано, рулевое весло и принялась изо всех сил загребать руками. Краем глаза я, кажется, видела белых дельфинов, которые тянули волшебное покрывало, но, возможно, это был сон.

Добравшись до исхлестанного волнами островка и положив Праксиною на землю, я была уверена, что уже умерла. Неужели это Елисейские поля?

На краю моря грациозно танцевали три женщины. Одна из них была Елена, ее роскошные рыжие волосы псе еще были опалены огнем, в котором, сгорели башни Трои. Вторая была Деметра в короне из фруктов и цветов, а третья — Афина в ее боевом шлеме. Все они были соблазнительно обнажены и прекрасны. И казалось, рады меня видеть.

— Разве жить ради любви — не лучше всего? — спросила Елена. — Мы как раз спорили об этом. Ты знаешь ответ?

— Материнство — вот ради чего живу я, — сказала Деметра. — И все женщины должны жить ради этого.

— Самое главное — это мудрость, — сказала Афина. — Любовь и материнство утащат вас, словно животных, в болото. Только девственность и воинская доблесть могут спасти женщину от ее судьбы.

— Но без любви что за жизнь? — воскликнула Елена так, словно она была Афродитой.

Они продолжали свой танец и свой спор. Казалось, они танцуют целую вечность.

Пришла в себя Праксиноя. Она не могла поверить глазам.

— Мы среди бессмертных! — воскликнула она, то ли радуясь, то ли ужасаясь.

— Так присоединяйся к нашему спору, — сказала прекрасная полубессмертная Елена, чьи груди были похожи на спелые груши, треугольник волос на лобке горел, как огонь, а бедра напоминали взбитые сливки.

— Для чего нам жить — для любви, материнства или мудрости? — пропела дочь Зевса и Леды.

Голос ее был прекрасен, как и лицо.

— Для материнства со всеми его радостями и горестями, — вздохнула Деметра. — Без материнства на земле не было бы людей.

— Разум важнее сердца, — сказала Афина. — Иначе мы все были бы дикими зверями.

— Для любви, — сказала Елена, — потому что благодаря любви все и растет… даже дети и военная слава.

— Ну и посмотри, куда завела тебя и весь мир твоя любовь! — заметила я.

— Я бы повторила все с самого начала, — ответила Елена. — Я ни о чем не жалею!

Праксиноя смеялась, смеялась и смеялась. Я боялась, как бы она не обидела бессмертных.

— Да посмотрите вы на себя, — сказала она. — Выспорите, как свободные женщины, даже не подозревая, что можете выбирать, потому что свободны. А будь вы рабынями?

Танец прекратился, и на лицах трех красавиц появилось недоуменное и встревоженное выражение.

— Свобода лежит в основе всего, что мы хотим, — сказала Праксиноя. — Потому что только свободные женщины могут участвовать в таком споре. Выбор — это роскошь свободного человека.

Богини и Елена, продолжая танцевать, исчезли за горизонтом. Мы с Праксиноей пришли в себя на пустынном берегу. На ресницах у нас была соль, а в волосах — водоросли.

После этой встречи с бессмертной красотой, материнством и мудростью удача нам улыбнулась. Погода исправилась. Елена и богини исчезли, но нас подобрал финикийский корабль, направляющийся в Дельфы, и мы продолжили наше путешествие с такой легкостью, будто нас опекали боги. Кир из Сард исчез. Наше золото исчезло. Но Дельфы считались источником мудрости, так что мы были полны надежд. В Дельфах нам непременно повезет! Там мы обязательно найдем Алкея и услышим пророчество о Клеиде! Если Кир нас не обманывал, Дельфы изменят к лучшему наши судьбы и исцелят нас. Но вскоре мы обнаружили, что Кир не сказал всего, что нам следовало знать.

Мы шли морем в Коринфский залив, и погода продолжала нам благоприятствовать. Наши сердца трепетали в предвкушении. В Дельфах боги появились задолго до того, как олимпийцы стали властвовать в мире. Критские жрецы и жрицы почитали в Дельфах Гею. В Дельфах законодатель Аполлон и его предсказатели победили и уничтожили опасных хтонических божеств. Если где-то в цивилизованном мире и была сосредоточена мудрость, так это в Дельфах. Мы направлялись к этому древнейшему из древних мест и только здесь могли узнать, что уготовили нам пряхи. Неудивительно, что нас охватило волнение.

Мы сошли с корабля у подножия горы Парнас и, подняв голову, увидели облака, окутавшие ее вершину.

— Там мы узнаем нашу судьбу! — сказала я Праксинпое.

— Долго подниматься, — откликнулась Праксиноя.

Все в Дельфах рассчитано на то, чтобы вызвать трепет. При подъеме на гору Парнас дышится так тяжело, что волей-неволей начинаешь видеть в тумане богов и богинь. Уханье сов и следы, оставленные гигантами, поднимавшимися на вершину до тебя, только усиливали эту таинственную атмосферу. На небе то и дело появлялись беспорядочно бегущие черные тучи и сверкали молнии, словно Зевс и в самом деле находился где-то поблизости. А потом небеса вдруг прояснялись и между вершинами повисала яркая радуга. Солнце рассеивало тучи, и все понимали, что где-то рядом — Аполлон.

По расщелине в священной горе бегут три ручья. Там, где они сливаются и где туманы такие же густые, как на море, находится любимое место Аполлона. Некоторые говорят, что оно называется великим омфалом, или пупом земли, ее средоточие, потому что вокруг поднимаются горы, не давая рассеяться священному туману и дурманящим парам. Некоторые говорят, что Дельфы были священным местом уже и в древности, когда наши предки почитали земных богинь, позднее свергнутых Зевсом и его детьми. И чувствуешь себя тут как в священном месте, где может твориться магия. Сердце бьется быстрее, конечности холодеют, воздуха не хватает — и не только из-за высоты.