— Умираю с голоду, — признался Белл. — Как он?

— Как всегда, — ответил Райли по обыкновению уклончиво.

Белл остановился на пороге гостиной.

— Пожелай мне удачи, — попросил он портрет матери. Потом расправил плечи и пошел в столовую, где с места во главе стола поднялась высокая, худая, как журавль, фигура. Отец. Они посмотрели в лицо друг другу.

Райли, остановившись у порога, затаил дыхание. Эбенезер Белл, подумал он с ноткой зависти, кажется бессмертным. Конечно, волосы у него поседели, но в отличие от меня он все их сохранил. И его борода ветерана Гражданской войны почти белая. Но у него по-прежнему статная, подтянутая фигура армейского офицера, который четыре десятилетия назад сражался в кровавой усобице.

По мнению дворецкого, таким мужчиной, каким вырос сын хозяина, мог гордиться любой отец. Пристальный взгляд голубых глаз Исаака — отцовский, а их фиолетовый оттенок — от матери. Они очень похожи, думал Райли. Может быть, слишком похожи.

— Чем я могу помочь тебе, Исаак? — сдержанно спросил Эбенезер.

— Я не очень понимаю, почему Эндрю Рубинофф направил меня к тебе, — так же сдержанно ответил Исаак.

Райли перенес внимание на старика. Если примирение и произойдет, то это зависит от Эбенезера. Но тот только коротко сказал:

— Рубинофф человек семейный.

— Не понимаю.

— Он оказал мне услугу. Это в его характере.

— Спасибо, что предложил ночлег, — ответил Исаак.

— Добро пожаловать, — сказал отец. К величайшему облегчению Райли, Эбенезер великодушно отнесся к возможности, предоставленной сыном, который согласился остаться, чего не бывало в прошлом. На самом деле, подумал старик-дворецкий, строгий пожилой протестант, кажется, разволновался.

— Хорошо выглядишь, сын. Думаю, с работой ты справляешься успешно.

Они протянули друг другу руки.

— Ужин подан, — объявил Райли.

За гренками с сыром и лососем холодного копчения отец Исаака Белла подтвердил то, что предполагала Марион и подозревал он сам:

— Железнодорожные магнаты далеко не так могущественны, как кажется. Они контролируют свои линии с помощью небольшого преимущества в пакете акций. Но если банкиры теряют уверенность, если вкладчики требуют вернуть деньги, владельцы дороги неожиданно оказываются на подветренном берегу. — Легкая улыбка изогнула губы Эбенезера. — Прости за морскую метафору. Им приходится туго, если нужны деньги, чтобы отразить натиск конкурентов, а цена на их акции падает. Железную дорогу «Нью-Ингленд», по которой ты приехал, вот-вот поглотит дорога «Нью-Йорк, Нью-Хейвен и Хартфорд». И как раз вовремя — не зря ньюйоркскую дорогу называют «В последнюю минуту». И «Нью-Ингленд» тут совершенно бессильна.

— Это я знаю, — возразил Белл. — Но Осгуд Хеннеси поглотил все дороги, встававшие у него на пути. Он слишком умен и слишком прочно окопался, чтобы перенапрячься. Он признает, что, если нападения Саботажника продолжатся, ему могут отказать в кредите на строительство кратчайшего пути через Каскейд. Потери будут огромны, но он клянется, что у него достаточно кредита, чтобы управлять остальными линиями.

— Учитывая, сколько у него линий, со сколькими дорогами он сотрудничает…

— Вот именно. Он хозяин могущественнейшего картеля в стране.

— Или карточного домика.

— Но все сходятся на том, что Хеннеси ничего не грозит. Человек Моргана использовал слово «неуязвим».

— Согласно моим источникам это не так, — улыбнулся Эбенезер Белл.

В этот миг Исаак увидел отца в новом свете. Он, конечно, знал, что еще молодым офицером Эбенезер отличился в разведке армии США и это подтверждали его медали. Но Исаака посетила странная мысль. Раньше ему это не приходило в голову. Неужели отец когда-то тоже не хотел становиться банкиром?

— Отец. Ты говоришь, что, если Саботажник будет в состоянии покупать, если Южно-Тихоокеанская дорога рухнет под тяжестью неудачного расширения в сторону Каскейда, он сможет завладеть ею?

— И не только Южно-Тихоокеанской, Исаак.

— Всеми железными дорогами страны, — сказал Исаак Белл.

Наконец он понял.

Преступления Саботажника вызваны целями столь же грандиозными, столь и гнусными.

— Наконец я понял, что ему нужно, — сказал Исаак. — Его стремления приобретают смысл, пусть и искаженный. Он слишком честолюбив для чего-нибудь меньшего. Чудовищные преступления для осуществления гениальной мечты. Но как он сможет воспользоваться своей победой? Едва только он завладеет железными дорогами, мы начнем безжалостно преследовать его по всему континенту.

— Напротив, — возразил Эбенезер Белл, — он, роскошествуя, будет наслаждаться плодами своей победы.

— Как?

— Он уже защитился от возможности быть опознанным, тем более от расследования. На кого вы охотитесь? В какой стране? Если этот преступник так изобретателен, как ты описываешь, не будет ли его «отставка» принята какими-нибудь европейскими торговцами оружием? Или опиумным картелем? Я знаю спекулянтов и мошенников, которые беспрепятственно занимаются такими сверхвыгодными делами больше тридцати лет.

— Но как? — спросил Исаак, хотя уже начинал видеть общую картину.

— На месте Саботажника, — ответил Эбенезер, — я бы отправился за границу. Основал бы лабиринт холдинговых компаний, поддерживаемых коррумпированными правительствами. Эти компании подкупали бы власти, чтобы те ничего не замечали. Военного министра, министра финансов. У европейских политиков дурная репутация.

— А в Америке, — тихо сказал Исаак, — у членов сената Соединенных Штатов.

— Да, корпорации покупают сенаторов. Почему бы не сделать сенатором преступника? Ты имеешь в виду кого-то конкретного?

— Чарлза Кинкейда.

— Это человек Хеннеси. Хотя должен сказать, что всегда считал Кинкейда даже большим шутом, чем всех, кто заседает в этой величественной палате.

— Так кажется. Но сейчас у меня появилось ужасное подозрение. Твои предположения все объясняют. Он может быть агентом Саботажника.

— С беспрепятственным доступом к правительственным чиновникам, всегда ищущим личной выгоды. И он агент Саботажника не только в правительстве Соединенных Штатов, но и в ближнем круге Хеннеси. Дьявольский замысел, верно, сын?

— Да, очень действенно! — сказал Исаак. — Выкажи себя Саботажник чем-то большим, чем просто хладнокровным и безжалостным преступником, это было бы действенно. Но в этой теории есть слабое звено. Чарлз Кинкейд как будто нацелился выдвинуться в президенты.

— Не может быть!

— Кампанию поддерживает Престон Уайтвей. Трудно представить себе политика, который стремится стать президентом и при этом рискует, принимая взятки от убийцы.

Эбенезер Белл тихо сказал:

— Он будет не первым политиком, высокомерно убедившим себя, что его никто не поймает.

Разговор прервал Падрик Райли, доложивший, что бренди и кофе поданы в библиотеке, а сам он ложится спать, если больше ничего не нужно. Потом повернулся и исчез, прежде чем от него что-то потребовали.

Он к тому же развел огонь в камине. Пока Эбенезер Белл щедро подливал бренди в две чашки кофе, Исаак смотрел на пламя и напряженно размышлял. Кинкейд вполне мог нанять тех боксеров, что должны были убить его в Роулинсе.

— В «Оверленд лимитед» я встретил с Кенни Блумом, — сказал он.

— Как этот бездельник?

— Примерно на шестьдесят фунтов полнее среднего бездельника и еще богаче, чем раньше. Отец, где Саботажник возьмет средства перекупить Южно-Тихоокеанскую?

Эбенезер ответил без колебаний:

— У самого богатого в мире банкира.

— У Моргана?

— Нет. Как я понимаю, у Моргана слишком большое напряжение в делах. Он не сможет купить дорогу Хеннеси. Ни Вандербильт, ни Гарриман, ни Хилл тоже, даже если объединятся. У Ван Дорна есть отделения за границей?

— У нас есть взаимные договоренности с иностранными сыщиками.

— Ищи в Европе. Достаточно богатые для этого банкиры есть только в Берлине и Лондоне.