Сандерс провел Белла к рельсу, свернутому, как калач. К одному концу этого рельса был прикреплен крюк, похожий на переделанный якорь.

— Это кровь или ржавчина?

— Не заметил. — Сандерс раскрыл перочинный нож с перламутровой ручкой и поскреб. — Кровь. Свернувшаяся кровь. Похоже, он порезался о заусеницу в металле. Острый взгляд, мистер Белл.

Исаак не обратил внимания на эту лесть.

— Найдите того, кто просверлил это отверстие.

— Для чего, мистер Белл?

— Мы не можем отыскать всех в Калифорнии, у кого порез на руке, но можно найти того, кто проделал дыру в этом куске металла. Проверьте все автомастерские и всех кузнецов на побережье. Немедленно. Не тяните!

Белл повернулся и пошел поговорить с железнодорожными полицейскими, которые мрачно наблюдали за происходящим.

— Видели когда-нибудь такой крюк?

— Это лодочный якорь.

— Так я и думал. — Белл раскрыл золотой портсигар и протянул, полицейские закурили; Исаак узнал, как их зовут: Том Григгс и Эд Боттомли, а потом спросил: — Если «Лимитед» пустил под откос не тот парень, которого нашли на дереве, как вы думаете, саботажник мог уйти после крушения поезда?

Полицейские переглянулись.

Эд сказал:

— Это крюк выиграл для него уйму времени.

Потом Томас вспомнил:

— Мы нашли под насыпью у Глендейла дрезину осмотрщика. И получили сообщение, что ее кто-то украл из депо в Бербанке.

— Хорошо. Но если он добирался до Глендейла на дрезине, то, пожалуй, добрался в три или четыре часа утра. — Белл задумался. — Как он мог уйти из Глендейла? Трамваи в это время еще не ходят.

— Его мог ждать автомобиль.

— Вы так считаете?

— Ну, можно было бы спросить Джека Дугласа, только его нашли мертвым. Он обходил глендейлский участок. Кто-то убил его прошлой ночью. Заколол, как свинью.

— Впервые слышу, — сказал Белл.

— Ну, может, вы не с теми говорили, — ответил коп, презрительно взглянув на поджидавшего поблизости франтоватого Сандерса.

Исаак Белл едва заметно улыбнулся.

— Что значит «заколол»? Ножом?

— Ножом? — переспросил Эд. — Да где это видано, чтоб нож пробивал человека в кителе насквозь? Убийца либо очень сильный сукин сын, либо ударил шпагой.

— Шпагой? — повторил Белл. — Почему вы решили, что это шпага?

— Даже если он так силен, что ножом пробивает человека насквозь, нож очень трудно вытаскивать. Поэтому нож оставляют в теле. Проклятые штуки застревают. Вот я и подумал о тонком, узком клинке вроде шпаги.

— Очень интересно, — сказал Белл. — Очень интересная мысль… Я должен знать еще что-нибудь?

Полицейские надолго задумались. Белл терпеливо ждал, глядя им в глаза. Приказ полицейского инспектора Джетро Уотта «сотрудничать» с детективами естественным образом не доходил до самого низа, особенно при встрече с такими высокомерными сыщиками Ван Дорна, как Ларри Сандерс. Неожиданно Том Григгс принял решение.

— Нашли в руке у Джека.

Он достал скомканный листок бумаги и расправил его грязными пальцами. Черные буквы отчетливо выделялись на ярком солнце.

— Не думаю, что это принадлежало Джеку, — сказал Том. — Старик не из тех, кто становится радикалом.

— Похоже на то, — объяснил Эд, — что Джек вырвал это в стычке.

Том сказал:

— Лучше бы он хватался за револьвер.

— Наверно, — согласился Белл.

— То-то и странно — почему не схватился.

— Что вы хотите сказать? — спросил Белл.

Том ответил:

— Я хочу сказать, что было бы ошибкой думать, будто Джек Дуглас в свои девяносто два спал на ходу. В прошлом году двое городских парней из Глендейла пришли сюда в поисках легкой добычи. Наставили на Джека пушки. Джек одному прострелил плечо, а другому вогнал пулю в зад.

Эд усмехнулся.

— Джек сказал мне, что рассиропился. В былые времена он убил бы обоих и снял с них скальп. Я говорю: «Ты не растерял умение. Попал одному в плечо, другому в зад». Он мне: «Я сказал «рассиропился», а не «захирел». Я не промахнулся. Попал туда, куда хотел. Видно, стал слишком добрым к старости». Так что тот, кто свалил вчера ночью Джека, дока.

— Особенно если у него была с собой только шпага, — добавил Том. — Джек увидел бы выпад за милю. То есть я хочу сказать: как мог человек со шпагой подобраться к человеку с револьвером?

— Я думаю о том же, — заметил Белл. — Спасибо, господа. Большое спасибо. — Он достал две карточки и дал каждому. — Если когда-нибудь что-то нужно будет от «Агентства Ван Дорна», свяжитесь со мной.

— Я был прав, — сказал Белл Джозефу Ван Дорну, когда тот вызвал детектива в Лос-Анджелес. — Но не во всем. Противник еще серьезней, чем я считал.

— Да, похоже, он свое дело знает, — ответил Ван Дорн, мрачно повторив слова начальника ремонтной службы Южно-Тихоокеанской железной дороги. — Во всяком случае достаточно, чтобы обводить нас вокруг пальца. Но как он уходит? На товарных поездах?

Белл ответил:

— Я разослал детективов по всем поселкам безработных на Западе. Мы расспрашиваем всех начальников станций и билетных кассиров, кто покупал билеты на скорый на большое расстояние.

Ван Дорн простонал:

— С кассирами вероятность еще меньше, чем с безработными. Сколько пассажиров, по словам Хеннеси, Южно-Тихоокеанская перевозит за год?

— Сто миллионов, — признал Белл.

Когда в Сан-Франциско Исаак Белл позвонил Марион Морган и сказал, что у него есть час, прежде чем он сядет в поезд до Сакраменто, и не может ли она уйти с работы пораньше, она ответила:

— Жди под часами!

Большие магнитные часы в отеле «Святой Франциск», первые такие за Миссисипи — их везли на пароходе вокруг мыса Горн и установили всего неделю назад — уже пользовались большой популярностью. Господствуя над просторным вестибюлем отеля на Пауэлл-стрит, эти часы напоминали старинные напольные и казались несколько старомодными в сравнении с последними европейскими образцами. Но часы работали на электричестве и автоматически контролировали все другие часы в огромном здании отеля на Юнион-сквер.

В вестибюле были восточные ковры и множество кресел и диванов. Электрические лампы с пергаментными и стеклянными абажурами проливали теплый свет, который отражали и умножали позолоченные зеркала. Пахло свежераспиленной древесиной и краской. Через полтора года после того, как возникший в землетрясение пожар уничтожил весь интерьер, самый большой и роскошный отель Сан-Франциско с его четыреста восьмьюдесятью номерами снова действовал, а на будущую весну было запланировано открытие нового крыла. Он мгновенно стал самым популярным отелем в городе. Почти все кресла и диваны были заняты постояльцами, читающими газеты. Заголовки передавали последние слухи о рабочих агитаторах и иностранцах-радикалах, которые пустили под откос «Коуст лайн лимитед».

Марион Морган вошла в вестибюль первой. Она была так взбудоражена предстоящей встречей с Исааком, что не обращала внимания на откровенные восторженные взгляды мужчин, смотревших, как она прогуливается под часами. Золотистые волосы она уложила в высокую прическу, модную, подчеркивавшую красоту длинной шеи и лица. У Марион тонкая талия, изящные руки и, судя по тому, как она плывет по ковру, ноги под платьем должны быть длинными.

Взгляд зеленых, цвета моря у коралловых рифов, глаз устремился к циферблату, когда минутная стрелка встала вертикально и Большие Магнитные пробили три раза; этот звук так напоминал колокольный звон в соборе, что стены от него словно задрожали.

Минуту спустя в вестибюль вошел Исаак, высокий, поразительно красивый, в кремовом шерстяном костюме, в крахмальной рубашке с отложным воротничком и в галстуке в золотую полоску, который она подарила ему, потому что этот галстук шел к его соломенным волосам и усам. Марион так обрадовалась при виде Исаака, что сумела сказать только: