Стивен чувствовал, как в его жилах закипает кровь, хотя он избегал разговора с Юзревым и, вежливо улыбаясь, старался развлекать Нилу.
Совсем уж неловкий момент наступил, когда Пилак обносил гостей фруктами. Омар, потянувшись за дыней, на своем ломаном английском спросил Элизабет, как долго она намерена оставаться в Маленьком Дворце.
Наступила гробовая тишина. Все, казалось, ожидали, что ответит Элизабет. Она искоса посмотрела на Айрис и бросила недобрый взгляд на Стивена.
— Здесь так чудесно! — сказала она. — Будь моя воля, я бы вообще отсюда не уезжала.
Стивен стиснул зубы. Он не решался взглянуть на Айрис, но услышал ее ответ, произнесенный ровным бесстрастным тоном:
— Маленький Дворец в вашем распоряжении, мисс Мартин. Оставайтесь в нем столько, сколько пожелаете. Я очень рада, что он вам понравился.
Стивен с яростью вонзил серебряное лезвие фруктового ножа в кусочек дыни, лежащий перед ним на тарелке. Такого изнурительного банкета у него еще не было. О Господи, еще вчера они с Айрис сидели одни на этой террасе, и никто их не беспокоил. Мирный вечер, пронизанный сладкой горечью сдерживаемых чувств, остался в прошлом. Сегодня они сидели среди этих людей, не в силах избавиться от ощущения беды, угрожающей их счастью. Вдруг Нила звонко рассмеялась.
— Омар только что сказал интересную вещь, — обратилась она к Стивену. — Он прямо настоящий поэт. Вы слышали, что он сказал?
— Боюсь, что я не понимаю по-персидски, — ответил Стивен.
— Я попробую вам перевести, — сказала Нила. — Он сказал, что Михайло называет Айрис луноликой, а вы должны звать свою невесту «Дочь Солнца», потому что у нее золотистые волосы и глаза цвета ясного неба. Разве это не очаровательно?
— Очаровательно, — сквозь зубы повторил Стивен. Однако про себя подумал: «Если они и дальше будут соединять вместе наши имена, это даст Элизабет ложную надежду и усложнит ситуацию. Лучше бы они замолчали!»
Элизабет, довольная и польщенная словами Омара, совсем оттаяла и стала еще более разговорчивой.
Со стола убрали тарелки и блюда, остались только свечи в высоких золотых подсвечниках. Махдулис подал турецкий кофе в прозрачных чашечках и обошел гостей с сигарами и сигаретами. За столом царила непринужденная обстановка, все смеялись и разговаривали. Стивен решился взглянуть на Айрис.
Он повернулся к ней, и у него сильнее забилось сердце. Айрис смотрела на него пристальным взглядом, в котором так явно читались ее чувства к нему, что он почувствовал страстное желание взять и увести ее прочь от всех этих людей. Он безумно хотел, чтобы Айрис была его женой, и они пошли бы рука об руку по пустыне, как пара странствующих кочевников, и серебристый от лунного света песок стал бы для них ложем, а бархатное черное небо — покрывалом. Голова его любимой покоилась бы на его руке, а ее губы страстно отвечали бы на его ненасытные поцелуи.
Бесконечный ужин все продолжался.
Позже, когда гости были предоставлены сами себе и могли прогуляться по саду, наполненному ароматом роз и звездным светом, Айрис и Стивен на мгновение остались наедине.
Он наклонился ближе к ней.
— Прости меня… У меня было предчувствие, что должно произойти что-то подобное, — прошептал Стивен. — Я чувствую себя виноватым.
Она была так близко от него, что Стивен чувствовал знакомый пьянящий аромат ее духов и видел ее печальные нежные глаза, обращенные к нему. На какую-то долю секунды ее холодные пальцы коснулись его руки и порывисто пожали ее.
— Бедный мой Стивен, — также шепотом сказала она. — Для тебя это так же ужасно, как для меня… и для нее.
— Сейчас мы не сможем поговорить, — сказал Стивен, слыша приближающиеся голоса и смех, — но завтра все прояснится.
Айрис повернулась и обратила свой взор на Храм Изиды, чей темный силуэт резко выделялся на фоне светящегося неба. Стивен услышал, как она сдавленно вздохнула.
— Иншаллах! — слетело с ее губ.
Айрис удалилась, и ему стало совсем одиноко. Он стоял посреди ночного сада, до него доносился смех Элизабет, сопровождаемый хихиканьем Нилы Фахмуд. Эти звуки резали его слух, действовали на нервы. Он бросил окурок и пошел обратно к дому, чувствуя непреодолимое желание найти эту приятную здравомыслящую женщину мисс Морган и поговорить с ней по душам.
Тем временем Михайло Юзрев, прогуливаясь вместе с Элизабет, сделал так, что они постепенно удалились от других, и повел ее к берегу Нила. Как женщина, она его нисколько не привлекала. Пухленькая, светловолосая, она совсем не походила на его идеал — Айрис Лоуэлл. Но у него были свои резоны сойтись поближе с мисс Мартин.
Он хорошо знал Нилу Фахмуд и понимал, что она не замышляла ничего дурного, а привезла Элизабет лишь из желания оказать ей любезность. Но у принца были далеко идущие планы.
Находясь все эти дни в опале, лишенный возможности видеть Айрис и зная, что англичанин находится в замке, он чуть с ума не сошел от ревности. Он ненавидел Стивена всей душой. Никогда раньше он не испытывал такой ненависти. Он был готов убить его.
Конечно, сам он на убийство не пойдет, но смерть может принимать разные обличья. Он решил разыграть свою карту.
— Вы выглядите такой печальной, вам это не идет. Не зря мой друг Омар окрестил вас Дочерью Солнца, — сказал он своим бархатным голосом. — Вы должны бы купаться в солнечных лучах, а не бродить в сумерках. Видимо, вы не нашли в Египте того счастья, которое искали? Не будет ли дерзостью с моей стороны сказать, что я восхищен вами, и пределом моих желаний было бы услужить вам, если я хоть в чем-то могу быть полезен?
Элизабет задумчиво посмотрела на него. Она заметила, как Стивен и Айрис о чем-то шептались несколько минут назад, и почуяла поражение. Поэтому она многообещающе улыбнулась красивому сербу. К тому же он был принц, это, безусловно, понравилось бы мамочке, которая обожала титулы, и, без сомнения, культурный и образованный человек. А она сейчас как никогда нуждалась в друге.
— Может быть, мы прогуляемся и поболтаем немного? — предложил Юзрев.
— Конечно, принц, — согласилась Элизабет. — С большим удовольствием.
Глава четырнадцатая
Но эта их беседа не принесла желаемых результатов. Девушка не решалась слишком откровенно говорить о своих сердечных делах с чужестранцем, пусть даже и принцем, несмотря на всю его доброжелательность. А Михайло, слушая ее, вскоре разочаровался и устал от разговора с ней. Он быстро убедился, что каковы бы ни были ее чувства, они лишены настоящей глубины.
Тем не менее Элизабет посвятила его в свои дела.
— Разумеется, это было ударом для меня, когда я прилетела в Каир и обнаружила, что Стивен пропал, а мои друзья не знали, где его искать, — говорила она, прогуливаясь вместе с сербом по тропинке, идущей вдоль берега реки. — И мне посчастливилось встретиться с вашей подругой, мисс Фахмуд, которая привезла меня сюда. Но тут мои подозрения насчет жениха подтвердились. Эта странная девушка вскружила ему голову.
Михайло искоса взглянул на нее. Его глаза сузились.
— Вы думаете, это легкое увлечение? — спросил он.
— Безусловно это не может быть серьезным чувством, ведь он едва ее знает, — уверенным тоном ответила Элизабет.
У Михайло на этот счет было другое мнение. Ну и дура же эта девчонка! Она совсем не разбирается в психологии людей, не понимает, какие чувства могут вспыхнуть между мужчиной и женщиной. Он-то знал; он много раз увлекался, но хорошо понимал, что нельзя легко увлечься леди Лунного Света. Ее обаяние было слишком велико, ее исключительная красота поражала в самое сердце. Если уж мужчина влюблялся в нее, то это было на всю жизнь. Это было как безумие, как лихорадка, как смертельная неизлечимая болезнь. Разве сам Михайло Юзрев не умирал от нее? Он давно уже понял, что англичанин страдает тем же недугом. Но к этой уверенности примешивалось ужасное подозрение, что любовь Стивена к Айрис не является безответной. Она отлучила от Маленького Дворца всех своих друзей, включая его самого, особо приближенного друга, и провела все эти дни наедине со Стивеном Делтри, если, конечно, не считать эту старую каргу мисс Морган, которую Михайло терпеть не мог. Да, Михайло испытывал страх, что Айрис впервые в жизни ответила на любовь мужчины. И теперь Элизабет усилила его подозрения. Своим невыразительным, почти лишенным интонаций голосом, она передала ему то, что рассказал ей Стивен Делтри. Михайло, слушая ее, скрежетал зубами от бессильной злобы.