Маккензи переводил взгляд с Бэда на Лауру. Бэд уставился в пол. Руки, висевшие вдоль тела, были сжаты в кулаки. «Он постарел за какие-то полчаса, — подумала Лаура, и, подняв голову, встретилась взглядом с Маккензи. Карие глаза печально смотрели на нее. Ему было жаль их. Судя по всему, он был порядочным человеком. Почему-то она доверяла ему.

— Кто эти люди? — спросила она. — Можно нам узнать?

— Ну конечно. Они уже про вас знают из больничных записей.

— Вы же сказали, что роддом больше не существует, — взвился Бэд.

— Его продали, а вся документация была передана в больницу имени Вильсона. Их фамилия Кроуфильд. Они владельцы универсального магазина. Артур и Маргарет Кроуфильд. Когда-то они жили здесь, но несколько лет назад продали здешний филиал, оставив за собой лишь основной магазин, расположенный напротив здания законодательного собрания. Вы, наверное, в нем бывали.

Бэд нахмурился, отчего на переносице образовалась прямая красная линия.

— Кроуфильд? Вы хотите сказать, что они… они же не…

Маккензи пристально посмотрел на него.

— Не что? Евреи? Да, они евреи.

— Ну и ну. Вы не только приходите к нам с абсолютно неправдоподобной историей, что само по себе оскорбительно. Теперь вы наносите нам новое оскорбление. Евреи! Какой позор!

Бэд с трудом выговаривал слова. Он снова плюхнулся в кресло. «Его, пожалуй, удар хватит, — подумала Лаура, — но я не могу позволить себе распускаться». И ей вдруг показалось, что несмотря ни на что она сумеет справиться с этой катастрофой. Как-нибудь да сумеет. Тома необходимо защитить.

— Вы сказали, мистер Маккензи, что тот другой мальчик, Питер, был болен.

И снова она встретилась с ним взглядом и снова увидела сочувствие в карих глазах.

— Да, чуть ли не с рождения. Вернее сказать, с самого рождения. У него был цистофиброз.

У нее опять громко и учащенно забилось сердце, словно готово было выпрыгнуть из груди. Цистофиброз. И мальчик на фотографии был похож — да, да, был похож — на Тимми. Она все же заставила себя задать следующий вопрос:

— И что с ним стало? Я имею в виду, как он сейчас?

— Он умер, миссис Райс. Умер три месяца назад.

— Не знаю, как это тебе удается, — сказала Маргарет Кроуфильд. — Носишься по всему штату в связи со своей предвыборной кампанией, а теперь на тебя свалилось и наше дело. Ты, должно быть, совсем измотался.

— Я люблю активную деятельность, — ответил, улыбаясь, Маккензи.

В Маргарет он ощущал какую-то крестьянскую силу, которая ему импонировала. Конечно, слово «крестьянский» плохо вязалось с женщиной, в которой все — от уложенных в модную прическу вьющихся черных волос до алых босоножек на ногах — было образцом элегантности. Но телосложение у нее было крепким, а весь вид свидетельствовал о долготерпении, несвойственном горожанам. Бывая у Кроуфильдов, он каждый раз завидовал Артуру, думая, как же хорошо быть женатым. Но сам тем не менее до сих пор так и не женился.

— Итак, ты был там вчера, — с легким оттенком нетерпения сказал Артур. — И?..

— И, как я сказал тебе по телефону, полагаю, что это и есть нужные нам люди.

— Почему, Ральф? — поспешила задать вопрос Маргарет. — Из-за косвенных улик? Потому что их ребенок был единственным, помимо нашего, новорожденным мальчиком в послеродовом отделении?

— Это, конечно, немаловажный фактор. Но есть и еще кое-что. Миссис Райс была поражена, когда я показал ей фотографию Питера. Это было очевидно. И она сказала мужу, что Питер похож на Тимми. У них, если помните, два сына — Том и Тимми.

— И Том старший, — заметил Артур. — По твоим словам, ты видел его фотографию. И?.. — опять спросил он.

— На мой взгляд, довольно интересный юноша. — Затем увидев, как они напряглись, как подались вперед, подумал: «Не слишком ли много я сказал?» и быстро пошел на попятный. — Конечно, ей могло показаться, что Питер похож на ее сына. Утверждать что-либо можно только на основании результатов анализа крови, как вы прекрасно понимаете.

— Но мистер Райс, по твоим словам, возражает, так?

— Это не имеет значения. В случае необходимости мы можем получить судебное постановление, хотя, думаю, до этого дело не дойдет. Миссис Райс готова сделать анализ.

— Она, похоже, ведет себя более разумно, — сказала Маргарет.

— Так оно и есть. — Маккензи вспомнил, как, пытаясь восстановить самообладание, она закрыла лицо руками, а потом взглянула на него с такой мукой во взоре, как какой-нибудь перепуганный зверек за миг до того, как прозвучит выстрел.

— Как она выглядит? — продолжала свои расспросы Маргарет.

Он знал, что вопрос был продиктован не только естественным любопытством женщины в отношении другой женщины. Маргарет была уверена, что у этих людей находился ее сын.

— Блондинка, — ответил он. — Одета просто. Изысканная и утонченная. Но ради Бога, Маргарет, не возлагай сразу слишком больших надежд на то, что это и есть окончательное решение вопроса.

— Ну, а про него что ты скажешь? — вставил Артур. — У меня сложилось впечатление, что он тебе не понравился.

От Артура ничего не ускользало. У него было бледное лицо человека, проводящего большую часть времени в закрытых помещениях. Фигура также свидетельствовала о малоподвижном образе жизни. Такими принято представлять ученых. Глаза светились умом и проницательностью. В разговоре с ним необходимо было следить за каждым своим словом, каждым оттенком голоса.

«Может, я уже сказал слишком много?» — вновь спросил себя Ральф. Наверное, не стоит правдиво отвечать на вопрос Артура, говорить, что вспыльчивостью, упрямством и антисемитизмом Райс вызвал его раздражение. А вдруг окажется, что Райсы все же не те люди, которые стали родителями сына Кроуфильдов?

Хотя Ральф не сомневался, что это они и есть.

— Не могу сказать, понравился мне Райс или нет, — ответил он. — Трудно составить о ком-то определенное мнение за такое короткое время.

— Все продвигается так медленно, — пожаловалась Маргарет. — На протяжении месяцев после смерти Питера бесконечные совещания, переговоры, выяснения… Дело движется медленно как айсберг.

Она провела рукой, смахнув со стола стакан с имбирным элем, который упал на пол и разбился. Смутившись, поспешно извинилась.

— Прошу прощения. Терпение не относится к числу моих добродетелей.

— Напротив, ты исключительно терпеливый человек, — возразил ей Артур. В подобной ситуации и святой вышел бы из себя. Наклонившись, он стал собирать осколки бумажной салфеткой.

Артур изъяснялся как профессор. В этом не было ничего показного, нарочитого, просто у него была такая манера излагать своим мысли. «Да, ему следовало стать профессором», — с любовью подумал Ральф. И про себя невольно сравнил Кроуфильда с Райсом: какой любопытный контраст. Как она называла мужа? Кажется, Бэд. И еще одно сравнение пришло ему на ум: Бэд и его жена. Тоже любопытный контраст. Лаура — в звучании ее имени было что-то успокаивающее.

Артур соорудил из салфетки пакетик и положил его на стеклянный столик.

— Осторожнее. Сейчас я его выброшу. Я хочу спросить тебя, Ральф, что же дальше?

— Дальше. Завтра я собираюсь позвонить миссис Райс. Попытаюсь выяснить, когда они смогут прийти в больницу, чтобы сдать анализ крови. Если мы не сумеем договориться, мне придется… — Он замолчал, потому что в этот момент на тускло освещенной лужайке появилась дочь хозяев дома.

— Продолжай, — сказала Маргарет. — У нас нет секретов от Холли. В сентябре она уже пойдет в колледж. Она не ребенок.

— Кто не ребенок? — спросила Холли. — О, Ральф, это ты. А я как раз занималась предвыборной агитацией в твою пользу. — Она чмокнула его в лоб.

— Не ребенок — это ты, — ответил Ральф, — хотя я с трудом могу в это поверить. Кажется, я впервые встретил тебя чуть ли не вчера, ты катила по улице роскошную кукольную коляску.

— Помню. Это был подарок бабушки. Бабушка всегда делала мне роскошные подарки.