— Да куда мы торопимся? Наверное, ерунда какая-то! — сказал он.

— Может, и ерунда, но надо увидеть своими глазами. Говори, направо или налево?

Машина на несколько секунд задержалась на перекрестке, и Том понял, что, наверное, беспорядки на улице Фейрвью связаны со вселением черной семьи, о которой рассказывала мать. Она будет недовольна, если его заметят на этом митинге протеста. Он с усилием выговорил:

— А знаете, мне это неудобно. Я живу-то почти рядом, и у отца тут друзья. Священник нашей церкви. Отец меня убьет, если узнает, что я был на этом митинге.

Дэдли обернулся, глаза его блестели как стальные лезвия.

— Куда ехать? — спросил он отрывисто. — Что ж мне, всю ночь здесь стоять, пока ты трясешься, словно старая баба.

— Налево. Проедешь теннисный клуб, еще раз налево, и начинается улица Фейрвью.

Сердце Тома забилось. Он позволил назвать себя «старой бабой» в присутствии Робби.

— Я и не думаю дрожать, — сказала он жестко. — Я не только об отце думаю. Если мы дадим неверную информацию, да еще инцидент может оказаться не очень красивым — это может повредить и нашей работе, и нашей учебе в колледже, Робби.

— А, может быть, Том прав, мистер Дэдли? — нахмурив бровки, спросила Робби. — Джим Джонсон рассчитывает на нашу помощь в избирательной кампании, так не надо ввязываться в сомнительную историю.

— О'кей, проедем улицу, припаркуем машину, а сами пройдемся, посмотрим. Интересно ведь.

Была темная облачная ночь, да еще старые дубы смыкали свои вершины над улицей Фейрвью. В конце улицы было припарковано множество автомобилей и фургонов; людей в них не было. С другого конца улицы собралась толпа человек в сто. Люди стояли на лужайке перед каменным домом; на подиуме, составленном из деревянных ящиков, стоял оратор. Свет фонарей по углам террасы углублял окружающую темноту, и сцена казалась фантастической.

— Это Грег Андерсон, учился с ним короткое время, — прошептал Том.

Должно быть, оратор говорил уже долго, — толпа устала, люди перешептывались, переминались, а юноша на подиуме пронзительно кричал, чтобы привлечь их внимание.

— Чего хотят эти люди, подстрекаемые либералами? Преимуществ в получении рабочих мест, в поступлении в университеты, они хотят проникнуть и в правительство. Чего же больше? Они хотят занять все первые места, подчинить нас себе. Вот, посмотрите на этот дом за нами! Кто бы из вас не хотел поселиться в этом чудесном доме? А вселяться в такие дома будут они, да и в Белый дом проникнут. Хотите вы этого? Не хотите, так голосуйте за Джима Джонсона, он этого не допустит. Он возглавит борьбу с этим злом.

Слушатели снова вдохновились, все головы повернулись к оратору. Вдруг послышался как бы топот лошадей. Том увидел отряд из нескольких десятков людей в тяжелых сапогах, которые и стучали по мостовой, в касках и закрывающих лицо темных очках. Они хором что-то проскандировали и ринулись через низкую изящную металлическую ограду особняка Блейров. Крики, топот, гам — и вдруг звон разбитого стекла. Все окна нижнего этажа были разбиты одновременно, словно по команде. В неосвещенном доме раздался жалобный испуганный детский крик, успокаивающий женский голос.

— Не расходитесь! Нам ничего не сделают! — кричал Грег Андерсон.

Но люди опрометью бежали к своим машинам и фургонам, ревели гудки, возник настоящий хаос. Том, Робби и Дэдли побежали к машине.

— Что делать? — спросил Том.

— Проклятые идиоты, — пробормотал Дэдли. Уже раздавались гудки полицейских машин и фургонов.

— Надо выбраться отсюда, — растерянно сказала Робби. Том, стоявший около машины Дэдли, увидел в проехавшем мимо линкольне знакомые лица.

— Боже милостивый, Робби, это наш священник с женой. Друзья мамы. Они меня узнали.

— Иди в машину! Никто тебя не узнал в этой суматохе.

— Я уверен, что узнали!

— Живо в машину! — яростно заорал Дэдли. Он сдал назад и сумел вывести машину из толчеи.

— Да если они тебя и видели, Том, — продолжала успокаивать его Робби, — ты ведь не бил окна. А они и сами, небось, явились сюда поглазеть.

— Это другое дело. Они живут тут рядом, за углом. Дэдли сумел вырваться с улицы Фейрвью, завернул за угол, за другой. Сирены полицейских машин слышались уже вдалеке. Том сказал:

— Шоссе недалеко. Я выйду и пойду домой.

— Сначала укажи мне направление, — прорычал Дэдли. От него терпко пахло потом.

— Направо и внизу обогнуть холм.

— Черт возьми! — простонал Дэдли. — Хуже с нами ничего случиться не могло. Оказаться свидетелями инцидента с черными подонками, а если нас видели — уж непременно объявят участниками.

В воображении Тома возник шум толпы, рев гудков, искаженные лица в свете фонарей.

— Надеюсь, никто из черных не пострадал.

— А, не все ли равно, — сердито откликнулась Робби.

— Неужели все равно? Ведь это же люди.

Дэдли злобно рассмеялся:

— Люди, которые сами на это нарывались. Поселиться в фешенебельном районе им захотелось. Ведь ты же не лезешь в Букингемский дворец.

Да, в самом деле. Эти люди не принадлежали к кругу Ордвеев, Андерсонов, семьи священника. Да, они не вписывались в этот круг, и Том не хотел бы, чтобы они вписались. Всяк сверчок знай свой шесток.

Этот парень, Грег Андерсон, устроил митинг протеста, и его отец, наверное, поддерживает его. А родители Тома и сейчас, наверное, мирно сидят на веранде и читают газету.

— Что с ними сделает полиция? — спросил он Дэдли.

— Арестуют тех, кто бил окна, а твоего приятеля Грега привлекут как свидетеля. Вот и все, — ответила Робби. — Но как здорово, что это не случилось поблизости от собрания Джонсона. Вот удача.

— Не беспокойся, Джим в такие дела не ввязывается. Ну, тебя, кажется, здесь высадить, Том?

«Инцидент Фейрвью» уже был описан в газетах. Том взял утренний выпуск и сел на ступеньках веранды. В передовой он прочел, что люди, разбившие окна, скрылись до появления полиции. Но потом было еще одно нападение на дом, парни влезли в разбитое окно и превратили в обломки пианино.

Лаура и Бэд спустились на веранду, Том отдал им газету.

— Да мы уже слушали наверху радио. Какие-то беспорядки.

«Да, такое им не по нраву, — подумал Том. — Одно дело — протесты, другое — пули».

— Ты думаешь — это клан? — спросил он отца. Бэд пожал плечами.

— Как знать? Может быть, их соседи. Хотя трудно представить себе чопорного Ордвея в элегантном костюме с винтовкой за плечом.

— И ты посмеиваешься! — Том, все еще сидящий на ступеньках, посмотрел на мать: в глазах Лауры стояли слезы.

— Бессердечные твари! — Она вытерла глаза. — Век буду жить, — не забуду этого ужаса. Не могу понять.

— Чего ты не можешь понять, мам? — спросил Тимми, спустившийся по ступеням.

— Вот это. В газете. Я бы убила этих подонков. Своими руками. Они заслуживают смерти.

— Заслуживают смертной казни? По закону — нет, ведь они же никого не убили, — спокойно заметил Бэд.

— Я не разбираюсь в законах. Но отравлять атмосферу ложью и ненавистью — худшее преступление. Это же не просто выступление против одной семьи. Это выражение зла, которое сгущается над миром, словно темная туча.

— Видишь ли, — ответил Бэд, — я — против того, чтобы стреляли людям в окна. Но если люди опрокидывают тележку с яблоками, то зачем удивляться, что яблоки рассыпаны по земле? Так или иначе, меня тошнит от проблемы черных, будь они прокляты!

Тимми растерянно переводил взгляд с матери на отца, потом на Тома. Ребенок ощущал, что в доме как будто пронесся губительный порыв ветра, из тех, что внезапно срывает зеленую листву деревьев.

Посмотрев на мать, он увидел, что надвигается гроза. Но тучи разошлись так же быстро, как и собрались, и гроза так и не разразилась.

Мускулы на лице у матери напряглись, и она заговорила размеренно и спокойно.

— Я замесила тесто для оладьев. Сегодня будут брусничные. Так что пойдемте в дом. Наши семейные дискуссии на веранде не помогут решению мировых проблем.