Он надеялся, что то, о чем он хотел поговорить с Анни, может подождать, надеялся, что в своих подозрениях он прав.

Но еще больше надеялся, что ошибается.

Анни стояла на пороге и звонила в дверь. Дом этот находился довольно далеко, в Когсхоле, одной из самых живописных деревень Эссекса. Впрочем, у Анни всегда были большие проблемы с подобными местами. Потому что как главные, так и боковые улицы состояли здесь из старых, покосившихся домов с деревянными перекрытиями и соломенными крышами, пабов с окнами в стиле времен Регентства, причудливых особняков из красного кирпича, которые говорили о своеобразных нерушимых традициях и естественным образом предполагали особое реакционное мировоззрение, отчего женщина, да еще чернокожая и не читающая регулярно «Дейли мейл», чувствовала себя не слишком уютно.

Звонок, в который она позвонила, был достаточно современным и относился примерно к 70-м годам двадцатого века, в отличие от всего остального дома, который был старше его лет на сто. Он содержался чуть хуже, чем соседние дома, краска вокруг окон растрескалась и облупилась, дверь явно нуждалась в свежей лакировке, палисадник перед домом не слишком ухожен. Она заглянула в свой список. Здесь жил писатель.

Это был список клиентов Сюзанны Перри и Зои Херриот, который ей дали в больнице. К счастью, девушки работали там не так давно, так что список оказался не слишком длинным. Но все же он был достаточно объемным и обширным, и разброс как в социально-экономическом статусе пациентов, так и в их географическом местоположении был весьма широк. Анни исключила отсюда детей. Она рассматривала их как непервоочередную категорию, к которой она вернется, только если список взрослых пациентов ничего не даст. К этому, конечно, могли каким-то образом быть причастны какие-нибудь мстительные родители или другие члены семьи, но на самом деле Анни в этом сильно сомневалась. Поэтому начать она решила именно со взрослых.

Она отметила те строчки в своем списке, которые совпадали с перечнем клиентов Джулии Миллер. Три человека здесь явно стояли особняком, и Анни сейчас звонила в дверь первому из них. Его направили к логопеду после инсульта. У Анни были только голые данные о нем, выписанные из медицинской карты. Писатель. Чуть больше сорока. Много пьет, много курит. Тяжесть инсульта – от слабой до средней. Лечение шло успешно, был выписан через три месяца регулярных сеансов у логопеда. Еще через три месяца предполагалось провести контрольное обследование.

Она стояла под дверью и ждала.

Сцена в камере заключения сегодня утром потрясла ее. Это было жутко. Ужасно. Она слышала о подобных вещах и раньше, но видеть такое ей не приходилось. Особенно, когда речь шла о человеке, которого она лично допрашивала и указала на него как на подозреваемого.

Энтони Хау… Когда Фиона Уэлч зачитывала составленный ею психологический портрет убийцы, это имя само выскочило у нее в голове. Идеальное совпадение. Когда она доставила его в управление, в душе ее царило ликование, радостное возбуждение от ощущения хорошо выполненной работы. Или работы, которая вот-вот будет сделана хорошо. А затем случилось вот это. Все рухнуло. Она до сих пор не могла понять, сделал ли он это из-за того, что был виноват, или потому, что был невиновен. Она очень надеялась, что он придет в себя, и тогда они смогут спросить это у него самого.

Но еще большим шоком стала для Анни сцена, свидетелем которой она оказалась уже после того. Ее босс ударил старшего офицера. Их начальника. Разумеется, она и раньше замечала между ними споры, расхождения во мнениях. Практически ежедневно. Когда сильные личности, находясь в состоянии стресса, постоянно сталкиваются между собой, это нормально, это часть их работы. Но то, что дело зайдет настолько далеко, что один из них поднимет руку на другого, и что сделает это Фил Бреннан, – это было событием беспрецедентным. Честно говоря, бывали моменты, когда и ее подмывало сделать то же самое, тем не менее…

Она никому ничего не сказала. Она понимала, что не должна этого делать, что это не в ее интересах. Знала, что и Фил не хотел бы этого. И независимо от того, что там сегодня между ними произошло, она оставалась преданной своему боссу.

А потом еще и этот Микки. За торчащие в разные стороны волосы, нахально-самоуверенную улыбку и стильный костюм она сразу отнесла его к категории амбициозных молодых полицейских, из тех, кто считал себя властелином мира и сексуальным гигантом просто потому, что однажды посадил парочку злодеев, победил в нескольких кулачных потасовках и дослужился до сержанта. Поэтому вчерашний вечерний звонок она поначалу восприняла именно с этой точки зрения, но сегодня на лестнице он повел себя совершенно иначе. Он выглядел очень серьезным, даже напряженным. И обеспокоенным. В действительности она уже начинала думать, что ее первое впечатление о нем было ошибочным.

А то, как он покраснел, когда она прикоснулась к его руке. Такой милый. При воспоминании об этом она улыбнулась.

Но длилось это недолго. Она не встречается с парнями, с которыми вместе работает. После того, последнего случая.

А может, он действительно хотел сказать ей что-то важное? Может быть, он еще позвонит ей.

Передняя дверь наконец открылась, отодвинув все ее мысли о Микки Филипсе на второй план. Перед ней стоял мужчина. Невысокий, тучный, седой. По возрасту он, казалось, мог бы годиться в отцы человеку, с которым она договаривалась по телефону. Он с опаской смотрел на нее.

– Кейт Ридли? – спросила она, показывая свое удостоверение.

– Да.

Голос его дрожал, как будто ему передалась дрожь от руки, придерживавшей дверь.

– Констебль Анни Хэпберн. Я могу переговорить с вами?

Он медленно отступил в сторону, впустил ее в дом и закрыл дверь.

Она вошла, и все мысли о ее подравшихся начальниках, о косноязычных попытках Микки поговорить с ней, о состоянии Энтони Хау тут же были забыты и выброшены из головы, потому что она сосредоточилась на задании, которое должна была выполнить.

Через сорок минут она снова вышла на улицу, мысленно вычеркнув Кейта Ридли из своего списка.

Как выяснилось, он был писателем детективного жанра, хотя сама она никогда не читала его книг. Но если сказать точнее, главным его призванием было собственное саморазрушение: все время, пока Анни задавала ему свои вопросы, он непрерывно курил сигарету за сигаретой, периодически дрожащей рукой поднося к губам очередную банку светлого пива.

Он сказал ей, что понятия не имеет, почему с ним случился инсульт, должно быть, это что-то наследственное. Его жена была на работе в школе, и он находился дома один. Работал над своим новым романом, как он сказал. Хотя, когда они вошли в гостиную, он быстро выключил телевизор, где шло утреннее телешоу «Дом с молотка».

Впрочем, о работе Сюзанны и Зои он не мог сказать ничего, кроме похвалы и благодарности. Когда он из новостей узнал о том, что с ними произошло, то испытал глубокое сожаление и настоящий шок. Анни подумала, что сказано это было вполне искренне. А самое главное, у него на это время было поддающееся проверке алиби. Она поблагодарила его и ушла.

Когда она шла к машине, чувствуя на себе подозрительные и недоброжелательные взгляды, преследующие любых чужаков в далеких деревнях, – а тем более чернокожих! – у нее зазвонил телефон.

Она ответила. Микки.

– Привет, – сказал он. – Как у тебя дела?

– Хорошо, – ответила она. – Как и обещала, прорабатываю список пациентов из больницы.

– Есть успехи?

– Пока нет. Следующим идет отставной солдат. С посттравматическим стрессовым расстройством. Так что будет весело. Посмотрим, что он нам расскажет.

– Ясно.

– А как ты?

Он вздохнул.

– Теряю последнее желание жить. И очень быстро.

Она рассмеялась.

– Все охотишься за своим «Ситроеном-Немо»?

– Ну да…

– Моим любимым персонажем была Дори. И еще акулы.