Довести до чего? Чтобы она сделала что?

Она и сама не знала этого. Все вокруг вообще потеряло какой-то смысл.

– Прошу вас…

Ничего.

Она вздохнула. Она слышала, как ее дыхание становится все тише. Собственное сердце казалось ей каким-то черным камнем внутри. Темной мертвой глыбой. Она чувствовала холод и пустоту. Внезапно она ощутила, что надежда, окончательно и бесповоротно, покидает ее.

Вот так оно и будет. До конца ее жизни. Спасения не предвидится. Никаких счастливых концов в духе Голливуда.

Здесь она и умрет.

Она поняла, что плачет, только тогда, когда слезы из уголков глаз попали в уши. Было щекотно, но она не могла поднять руки, чтобы почесаться. От этого слезы только усилились.

– Эй… эй…

Сюзанна перестала плакать. Неужели опять этот голос? Снова говорит с ней?

– Эй… эй вы…

– Да! Да, я здесь… – Сюзанна уже кричала, голос ее взвился в истерике. – Эй, послушайте…

Ответа не последовало.

– Эй… вы еще здесь?

Молчание продлилось, казалось, целую вечность, а потом она услышала:

– Да, я все еще здесь. Куда я могу деться?

Сюзанна едва снова не разрыдалась. На этот раз уже от радости. Здесь есть еще кто-то. Она не одна. Ей не придется вытерпеть это – что бы там ни было – в одиночку.

Из нее буквально посыпались вопросы. Да так быстро, что она едва успевала произносить их.

– Вы здесь… вы попали сюда так же, как я? Вас держат здесь… Вы здесь… что происходит? Кто вы?

– Лучше не разговаривать. Им не нравится, когда мы разговариваем.

– Мы? Так значит, кроме нас с вами, здесь есть кто-то еще?

Тишина. Потом тяжелый вздох.

– Уже нет.

– А что случилось?

– Я не знаю. Она ушла. Появились вы.

– Но почему? Что здесь происходит? Почему я здесь?

Опять тишина.

– Сначала я плакала. Совсем как вы. И тоже все задавала вопросы. Но вы к этому скоро привыкнете.

– Привыкну? Как долго вы здесь находитесь?

– Я не знаю. – Ее голос стал немного глуше. – Постарайтесь не думать об этом.

Внутри у Сюзанны снова начала подниматься волна паники.

– Но мы ведь выберемся отсюда, правда? Они же должны нас в конце концов выпустить.

– Да неужели?

Опять долгое молчание. Сюзанна даже решила, что разговаривавший с ней человек снова пропал.

– Та, другая, тоже так думала.

– Та, которая была здесь до меня?

– Да.

– И что с ней случилось? Они выпустили ее?

Сюзанна услышала горький смех. На грани истерики.

– О да. Она выбралась отсюда.

– Прекрасно!

– Я слышала ее вопли. Я слышала, что они с ней делали…

Голос сломался и, всхлипнув, затих.

– Эй?

Сюзанне казалось, что ее голос проваливается куда-то в пустоту.

– Я не хочу больше говорить.

Снова воцарилась тишина.

Сюзанна пыталась не паниковать и не плакать.

Впервые в жизни она поняла, каково это – чувствовать себя полностью, окончательно и бесповоротно лишенной надежды.

– О господи…

Хейзел Миллс, сидевшая напротив Анни, потрясенно прикрыла рот рукой. Этот жест мог бы показаться карикатурным, если бы женщина не выглядела настолько искренне шокированной.

– Боже мой…

А она немногословна, подумала Анни. И тут же устыдилась своих мыслей.

Они находились в кабинете заведующего отделения логопедии, в крыле Гейнсборо Уинг Центральной больницы Колчестера. Эта часть здания выглядела такой же казенной, как и все остальное, хотя здесь явно предпринимались усилия, чтобы все смотрелось более красочно и уютно. Когда Анни шла сюда по коридору, то мельком видела бледные столы и стулья в манипуляционных кабинетах. Коробки, доверху набитые потрепанными игрушками, стояли в углах, где маленькие дети точно не стали бы ими играть. Стены были украшены диаграммами, яркими и броскими изображениями букв и фонетических значков, которые перемежались позитивными высказываниями.

Кабинет Хейзел Миллс был точно таким же – большим, ярким и броским. Но позитива в этой обстановке сейчас было мало. Анни только что рассказала заведующей отделением о судьбе Сюзанны Перри и Зои Херриот.

Прежде чем ехать с места преступления в больницу, Анни поговорила с Розой. Она расспросила ее о беседе с Марком Тернером, пытаясь найти что-нибудь, что могло бы пролить свет на ситуацию и дать им хоть какой-то материал, с которым можно было бы поработать. Но Роза была не слишком разговорчива.

Первое, что она сказала, было:

– Я думаю, что это не он.

Анни была захвачена ее замкнутостью врасплох.

– Я не об этом спрашиваю. Послушай, мне жаль, что Фил заставил тебя заниматься этим. Это должна была делать я.

Роза ничего не ответила. Просто стояла и немигающим взглядом смотрела так, будто только и ждала, когда же Анни наконец замолчит.

– Это было не мое решение. Он начальник. – Анни вздохнула. – Слушай, совсем недавно у меня тоже была с ним крупная размолвка, если тебя это как-то утешит.

В глазах Розы промелькнул огонек.

Анни почувствовала, что попала в точку, и улыбнулась.

– Он не самый легкий в общении человек, и поладить с ним бывает непросто. Я это точно знаю.

Если честно, Фил, вероятно, был самым лучшим начальником, с которым Анни когда-нибудь приходилось работать, но, чтобы привлечь Розу Мартин на свою сторону, она должна была говорить то, что эта женщина хотела слышать.

Похоже, Роза уже взяла себя в руки. Она покачала головой и слабо улыбнулась.

– Мы с ним вчера… немного не сошлись во мнениях.

– В первый же день? – Анни рассмеялась. – Хорошее начало. Я, по крайней мере, продержалась неделю.

Теперь наступила очередь Розы смеяться. Анни подхватила ее смех, главным образом от облегчения. Она знала Розу совсем недолго, но уже поняла, что ладить с этим сержантом будет тяжело.

– Ну так что, я прощена? Мои извинения принимаются?

Роза кивнула, и на губах ее мелькнула тень улыбки.

– Так что же вчера вечером произошло такого, о чем мне следовало бы знать?

Роза пожала плечами.

– Он немного странный тип. Типичный студент, я думаю. Скучный и занудливый. Ничего хорошего. Я сомневаюсь, что он может быть серьезным кандидатом в подозреваемые.

– Почему?

– Ну, во-первых, у него есть подружка, которая, как он говорит, может обеспечить ему алиби на то время, в которое, по утверждению Сюзанны Перри, в ее квартире находился злоумышленник. А во-вторых… – Она умолкла.

– Так что?

Роза улыбнулась.

– Она его просто не настолько интересует.

Анни засмеялась.

– Нет, правда. Ему пришлось подсказывать, чтобы он поинтересовался, все ли с ней в порядке. Похоже, что с ней уже проехали. Да и не велика потеря: она может найти себе парня гораздо лучше.

– Будем надеяться, что у нее еще будет такая возможность.

Роза покраснела.

– Прости. Я не то хотела сказать…

– Я понимаю.

– Если ты считаешь нужным, мы можем поговорить с ним еще раз, но, честно говоря…

Она пожала плечами.

– В общем, он не главный наш подозреваемый.

– Я в этом не сомневаюсь.

Вот так, вооружившись этой информацией и надеждой, что она приобрела нового союзника, Анни отправилась в логопедическое отделение Центральной больницы Колчестера.

Там было еще несколько детективов и простых полицейских, которые опрашивали других сотрудников отделения, но Анни как старший по званию беседовала с заведующей, Хейзел Миллс.

Это была невысокая женщина. Анни даже сказала бы – миниатюрная. Ей было под пятьдесят, короткие седеющие волосы, одета в полосатую, не слишком женственную блузку и парусиновые брюки, почти не накрашена. При этом у нее был ясный взгляд и резкие черты лица. Но только не сегодня. Сейчас эти глаза округлились от ужаса и грозили разразиться слезами, а их взгляд был туманным и рассеянным.

– Мне очень жаль, – сказала Анни.

Она ненавидела эту часть своей работы. Смотреть, как рушится старательно выстроенный мир обычных людей. При этом на память всегда приходила пьеса Шекспира, которую они изучали в школе. «Макбет». Смерть Банко, призрак, появившийся на пиру. Напоминание о том, что, как бы люди ни старались что-то забыть, жить обычной жизнью, тянуться к своим мечтам, потакать своим страстям и следовать своим желаниям, все это, в конечном счете, ничего не стоит. Потому что может быть отнято очень просто и обыденно. И там, где раньше была коллега по работе, подруга или возлюбленная, сейчас осталась пустота. И боль. А с ней и еще одно напоминание: «Однажды на этом месте буду и я. Однажды этот мир останется без меня».