Повернувшись подбросить дров в огонь, Дуглас мельком увидел Сару. Он наблюдал, как она идет по гравийной дорожке, покачивая кринолином.

— Доброе утро. — Воткнув лопату в землю, он положил руки на черенок.

Сара смотрела прямо на него, потом медленно улыбнулась, и в паху у него начал разливаться жар. Она окинула его взглядом с ног до головы. То, что он сиял рубашку, раньше бы мало что значило, но теперь… Он полураздет.

— У нас есть слуги, мистер Эстон, — размеренным тоном сказала Сара. Но глаза ее мерцали, голос чуть дрожал.

— Для этого нет, — сказал он. — Алмазами я занимаюсь сам.

Кивнув, она уставилась на его грудь. Его обдало жаром, но не от огня в печи.

— Алано не может помочь тебе?

— Ты думаешь, что я нуждаюсь в помощи, Сара? — Дуглас едва не продемонстрировал мускулы, но сдержался.

— Мне следовало подумать об этом.

Ее пристальный взгляд не отрывался от его груди. Да, Сара осложняет ситуацию.

— Вини миссис Уильямс, — сказал он.

Ее взгляд поднялся к его лицу.

— Миссис Уильямс? — явно смутилась она.

— Я полагаю, что Алано сражен, — пояснил Дуглас. — По крайней мере так я подумал, увидев их вместе утром.

— Миссис Уильямс? — снова повторила Сара.

— Ты возражаешь? — Дуглас не считал ее снобом, она легко восприняла новости о его прошлом, несмотря на то что она дочь герцога Херриджа, гордящегося своим статусом. — Алано хороший человек.

— Я в этом не сомневаюсь, — быстро сказала Сара, — но миссис Уильямс не первой молодости.

Дуглас понимающе улыбнулся:

— Но она и не покойница, Сара. Она имеет такое же право любить и желать, как и молодые. И Алано тоже. Или ты думаешь, что такие чувства исчезают с возрастом?

Она наивно смотрела на него, будто никогда об этом не задумывалась.

Оставив лопату, он медленно пошел к ней.

— Желание не исчезает, Сара. Оно, возможно, немного слабеет, но никогда не уходит.

— В самом деле?

Какой благопристойный тон. Она прикусила нижнюю губу, и ему захотелось самому сделать это.

— Да. И у желания есть еще одна особенность. Оно возобновляется постоянно.

— Правда? — Эта мысль ее так поразила, что Сара не заметила, как Дуглас ведет ее к обсерватории.

— Конечно. Я могу это подтвердить. До того как я увидел тебя, меня согревали мысли о прошлой ночи. Теперь памяти недостаточно.

— Да?

Он знал, что потеряет самообладание, если не возьмет ее. Сейчас и здесь. Он перестанет жить, и человек, каким он был — выносливый, упрямый, сосредоточенный, — дрогнет или просто рассыплется в прах.

Когда они дошли до двери, Сара подняла на него глаза, в чертах ее лица сквозило понимание и тревога, будто она на пороге большого открытия.

— Ох, Дуглас, то же самое происходит со мной, — мягко сказала она, почти лишив его мужества.

Он заколебался, сдерживая себя в последний момент. Его разум, вечно предостерегавший и призывавший к благоразумию, и сейчас не молчал, но тело отвергало доводы рассудка, реагировало мощно, вздымая мужское естество.

— Я покажу тебе, как это бывает, — сказал он и повел ее в темноту обсерватории.

Сначала Саре показалось, что по стенам обсерватории стучат камешки.

Она прижала ладонь к нагой груди Дугласа, когда он, прервав поцелуй, поднял голову.

Они смотрели друг на друга.

— Что это? — спросила она.

Она внезапно почувствовала тишину, именно почувствовала, как будто отсутствие звука создало вокруг нее пустоту. Сара взглянула на приоткрытую дверь. Внезапно поток горячего воздуха швырнул их к стене.

Воздух почернел. Куски кирпичей грохотали по стенам так, будто какое-то разгневанное божество стучало молотом по обсерватории.

Выругавшись, Дуглас втянул Сару в глубь здания. Но взрыв был не единственной опасностью. Огненный шар, опалив траву, лизнул дверной проем, Дуглас сорвал полотно, закрывавшее сводчатый потолок, потом взобрался на полку и начал открывать крышу. Механизм был смазан, и она легко раскрылась.

— Идем, Сара.

С тошнотворной ясностью она поняла: они в смертельной опасности и должны выбраться из обсерватории.

Но с кринолином ей никогда не вылезти через отверстие. Она дергала и рвала завязки, пока они не поддались. Перешагнув свалившиеся обручи, она подхватила юбки и вскарабкалась к Дугласу.

Он переплел пальцы в импровизированную ступеньку, Сара поставила правую ногу на его ладони и ухватилась за его плечи, он поднял ее выше. Отверстие в крыше небольшое, но она сможет пролезть. А он?

— Я не вылезу, пока ты не пообещаешь, что пойдешь сразу за мной, — сказала она.

— Я буду рядом, — ответил он.

Сара выглянула наружу. Огонь шел по полям на запад, но они еще могли убежать.

Мгновение спустя Дуглас поднял ее еще выше. Она подтягивалась, упираясь локтями в медь крыши.

Грубые камни стен царапали ее пальцы. Маленькая железная лестница, встроенная в круглую крышу, была настоящей удачей. Сара сумела ухватиться за нее, спустила ноги и упала в траву, благодарная, что она такая высокая и мягкая.

Дуглас последовал за ней, и она обняла его, когда он приземлился рядом. Он встал и подхватил ее на руки.

У нее не было шансов возразить, потому что он поцеловал ее, заставляя замолчать, и понес из огня.

Дуглас нес ее сквозь толпу слуг. Сара уткнулась в его нагую грудь, каждый ее вздох, горячий и нежный, казалось, прожигал его плоть, словно она ставила на нем свое клеймо.

— Она в порядке, — буркнул он Томасу и прошел мимо Джереми Бичера и миссис Уильямс. Кивнув кухарке, он тихо сказал, чтобы остальные не слышали: — Можно прислать поднос в герцогские покои? Какие-нибудь фрукты и чай.

Кухарка кивнула и мгновенно исчезла в толпе.

Прижимая к себе локти, он шел к заднему фасаду Чейвенсуорта. Сара не была легкой, но и не была бременем, от которого он намеревался избавиться.

Дуглас указал подбородком на входную дверь, и стоявшие рядом лакеи поспешно открыли ее.

В доме он поставил Сару на ноги и прижался щекой к ее макушке.

— Ты действительно в порядке?

Ее рука легла ему на грудь.

— Да, — сказала она мягко, — думаю, да. — И еще я думаю, что не смогу людям в глаза смотреть.

Он отстранился и поднял ее лицо за подбородок.

— Сможешь. Ты — леди Сара Эстон.

— Но я никогда не появлялась перед слугами полураздетой.

— На тебе только кринолина нет, — улыбнулся он. — Корсет на месте. Так что держись увереннее. — Дуглас наклонился поцеловать ее. Он не упомянул, что ее губы порозовели и припухли, а щеки восхитительно зарделись. Любой, заглянувший в ее красивые серые глаза, понял бы, что ее недавно целовали.

Они начали подниматься по лестнице в свои покои, Сара тщательно придерживала юбки, без обручей волочившиеся по полу.

Герцог Херридж явно не обрадуется, узнав о взрыве.

Дуглас считал абсурдным ненавидеть этого заносчивого аристократа и спать в его кровати. Сравнивая бедность, в которой родился он, и привилегии, которыми наслаждался герцог, Дуглас легко предпочел бы жизнь свою жизни его светлости. У герцога нечего было перенять, и меньше всего — его отношение к дочери. Сара для него — просто товар, и герцог Херридж избавился от доставляющей проблемы единственной дочери в обмен на обещание алмазов.

Как будто Сара стоила мешочка алмазов.

Будь он женат долгие месяцы, а не несколько недель, Дуглас чувствовал бы себя безопаснее и объяснил бы Саре планы ее отца. Мало того, что их брак сомнителен из-за его причины, но Сара через столько прошла в прошлом месяце. Ей ни к чему знать о вероломстве отца.

Последние недели лишь подтвердили то, что Дуглас испытывал к ней с самого начала. Он хотел защищать и оберегать ее. Он хотел дать ей больше удовольствия, чем получить сам. Ночью, когда он не мог спать, когда грезы еще не могли захватить его, ему хотелось тихо говорить с ней во тьме. Он хотел рассказать ей, каково на самом деле быть Дугласом Эстоном из шотландского Перта. Он хотел поделиться с ней тем, чем не делился ни с одной живой душой, даже с Алано.