Сара покраснела еще гуще. Наклонившись, она спустила один рукав, потом другой, сняла лиф платья и вместе с корсетом бросила на скамью у кровати. На ней осталась сорочка и круглая юбка с какими-то хитроумными приспособлениями.

— Это обручи, — пояснила она, отталкивая его нетерпеливые руки, чтобы самой развязать ленты.

— Я совершенно не разбираюсь в моде, — сказал Дуглас.

— Они должны скрыть женскую фигуру.

— Ту самую, что пытается сформировать корсет?

Она рассмеялась, и он впервые услышал ее беззаботный смех. Он замер, положив руки на бедра, чувствуя, что у него сердце в груди переворачивается.

— Я достаточно хорошо знаю твое тело, — мягко сказал он. — Неужели ты не понимаешь, что я все время думаю о тебе, Сара? Что мои руки чувствуют твои формы, даже когда тебя нет рядом?

Она молчала, занявшись завязками. Но ее лицо пылало, пальцы дрожали. Наконец узел поддался, кринолин упал на пол, и Сара осталась в сорочке и в самых очаровательных панталонах, какие он только видел.

Дуглас сообразил, что не видел ее раздетой. Она всегда раздевалась за ширмой и оставалась в ночной рубашке до пят.

— Еще надо потрудиться, чтобы ты осталась нагой, — улыбнулся он.

Судя по виду, она хотела укорить его, но вместо этого улыбнулась, медленно спустив кружевные панталоны.

— Можно погасить лампу? — спросила она мягко. Она все еще оставалась в сорочке, но ткань была такая тонкая, что он видел соблазнительные изгибы ее тела и пышную грудь.

Темнота успокоит Сару, хотя лишит его удовольствия видеть ее. Он подошел к ночному столику, погасил лампу, потом вернулся к Саре.

Шелест ткани известил его, что она теперь нагая.

Он прижал ее к себе и держал, пока она не взялась за его плечи. Тогда он без усилий поднял ее, положил на кровать и лег рядом.

Его пальцы прошлись по выпуклости ее груди, спустились к талии и животу. Потом он обеими ладонями обнял ее грудь, чуть сжимая, и целовал оба холмика одновременно.

— У тебя красивая грудь, Сара, — сказал он. — Не только прекрасной формы, но еще и очень чувствительная. — Он провел языком по соску.

— Дуглас, — прошептала она.

— Моя милая Сара. Моя прекрасная Сара.

«Моя возлюбленная».

Баюкая ее, он нежно нашептывал ей на ухо. Она повернулась, положив голову ему на плечо, ее дыхание было жарким, сердце зачастило.

— О, Дуглас.

Его пальцы гладили ее, исследовали, находили места, от прикосновения к которым она задыхалась и цеплялась за него. Срывавшимся голосом она повторяла его имя. Его губы следовали за его руками, и когда он поцеловал ее, его ум успокоился и обрел мир.

Его губы коснулись ее губ, и в этом поцелуе была вся его сдержанность, вся нежность и только намек на бушующую в нем страсть.

Его тело было продолжением его ума, фитилем, воспламенявшим душу. Медленно и осторожно, чтобы не причинить Саре ни малейшего дискомфорта, он вошел в нее и в этот миг почувствовал, что в ее жаре, влаге, в ее тайне он наконец дома.

— Сара, — шептал он, почти достигнув кульминации от наслаждения, растекавшегося по телу, от удивительной радости, охватившей душу. — Сара, — произнес Дуглас, и ее имя стало благословением и способом выразить невыразимое.

Покинуть Килмарин оказалось труднее, чем Сара ожидала.

Она обняла деда, он перенес это молча, но когда она отстранилась, он коснулся ее щеки, и Сара с удивлением почувствовала, что его рука дрожит.

— Я не увижу тебя больше, детка, — сказал он. — Но я скажу твоей матери, что у тебя все хорошо.

Не дав ей времени ответить, он повернулся к Дугласу.

— Вы должны вернуться домой в Шотландию, — сказал он. — Верните мою внучку в ее дом.

Они переглянулись, и Доналд наконец кивнул, словно удовлетворенный тем, что увидел. Он повернулся и без слов ушел в дом, оставив Сару и Дугласа у кареты.

Дуглас улыбнулся, помог Саре подняться в карету, и она села рядом с Флори. Горничная деликатно зевнула, прикрыв рот рукой в перчатке, потом приветственно улыбнулась.

Не успели они отъехать, как дверца кареты снова открылась, и внутрь заглянула Линда. Ее лицо сияло, девушка из хорошенькой превратилась в красавицу. С полными слез глазами она протянула руку Саре.

— Не знаю, как вы сделали это, кузина, но спасибо. Спасибо!

— Что я сделала? — смутилась Сара.

— Дедушка сказал, что я могу выйти за Брендана, и это после многих месяцев, когда он отказывал. Многих месяцев! — Ее дрожащая улыбка была радостной. — Спасибо вам!

Сара сжала ее руку, жалея, что не могла познакомиться с кузиной раньше.

— Будьте счастливы, — сказала она, зная, что они, вероятно, больше никогда не увидятся.

Линда удивила ее снова, вручив шкатулку, которую Сара нашла в комнате матери.

— Дедушка хотел, чтобы зеркало вашей матери осталось у вас на память о визите в Килмарин.

Улыбнувшись, она захлопнула дверцу кареты и отошла. Когда Дуглас открыл шкатулку, Сара отвела взгляд.

— Оно старое и некрасивое, — сказала она, стараясь не смотреть в зеркало. Она толком не поняла, что тогда увидела, но не хотела видеть это снова.

— Но ты все равно будешь его беречь, — сказал Дуглас, возвращая зеркало в шкатулку, — потому что оно принадлежало твоей матери.

Дуглас убрал шкатулку в углубление на обшивке кареты, предназначенное для мелких вещей, и Сара благодарно улыбнулась.

Когда они отъезжали, она оглянулась на Килмарин лишь однажды и сосредоточенно смотрела на свои сжатые руки.

Дуглас вручил ей носовой платок.

Она посмотрела на него и улыбнулась, хотя по щекам текли слезы. Взгляд Дугласа был сочувственный и слишком интимный для присутствия Флори. Но Флори оказалась столь же тактичной, сколь и умелой: она безотрывно смотрела в окно, словно очарованная пейзажем.

В этой ситуации для Дугласа было совершенно естественно податься вперед и поцеловать Сару в лоб. Она отстранилась, вытерла лицо его носовым платком и весь день цеплялась за платок как за талисман.

Возвращение в Чейвенсуорт, к счастью, оказалось быстрым. Или это Дугласу только показалось, и поездка на север заняла столько же времени. Погода стояла ясная, они останавливались только затем, чтобы размять ноги и сменить лошадей.

В той гостинице, где они ночевали по дороге в Килмарин, оказалась только одна свободная комната, и он уступил ее Саре и Флори. Когда он проводил их к комнате, Сара сунула ему в руку флакон духов. Они переглянулись, и ее взгляд согревал его всю ночь.

Поездка на поезде была столь же комфортной, единственной заминкой было ожидание, пока прицепляли их вагон и погружали на платформу карету.

Когда показался Чейвенсуорт, Дуглас чуть не вздохнул с облегчением. Даже лошади, похоже, радовались окончанию путешествия. Они побежали более резво, словно Тим не мог справиться с ними, и пассажирам пришлось держаться за ремни над окнами кареты, чтобы их не бросало из стороны в сторону.

Тим остановил карету у Чейвенсуорта, Дуглас вышел первым и сначала подал руку Саре, потом Флори. По ступеням спускался Томас, за ним — два лакея.

— Отнесите наш багаж в герцогские покои, — распорядился Дуглас и повернулся к Саре. — Я поеду с Тимом в конюшню, — сказал он. — Мне нужно проверить алмазы.

Она погладила лацкан его сюртука, поля шляпки скрывали ее лицо.

Он коснулся ее щеки, его пальцы скользнули по нежной коже, возрождая иные воспоминания, вызывая желание поцеловать ее.

Сара откинула голову и улыбнулась, будто точно знала, о чем он думает.

— Увидимся позже? — спросила она. — Надеюсь, не очень поздно.

Жаждет ли она его так же, как он — ее?

— Если бы не алмазы, — сказал он тихо, чтобы Тим и Флори не слышали, — я бы сию минуту проводил тебя в нашу комнату.

Сара вспыхнула. Прекрасный ответ, который вызвал у него улыбку. Дуглас наклонился и поцеловал ее в губы, не обращая внимания на присутствующих. Сара, должно быть, тоже забыла о них, потому что положила руки ему на плечи и приподнялась на цыпочки, чтобы углубить поцелуй.