Окна высотой в добрых двадцать футов занимали всю стену и были закрыты тяжелыми шторами из золотистого бархата, подобранными шнурами цвета золота с кистями толще его руки. Китайские ширмы из черного дерева скрывали двери в дальнем конце комнаты, побуждая остаться и насладиться тишиной.

По бокам мраморного камина, такого большого, что Дуглас мог встать в нем в полный рост, стояли два дивана. Между ними — низкий стол, почти столь же широкий, как его кровать, у диванов — по круглому столику и мягкому синему креслу.

Сто человек могли легко разместиться в этом зале, да и двум сотням было бы не тесно.

В Чейвенсуорте было множество гостиных, музыкальных залов, комнат для игры в карты. Просторный бальный зал на третьем этаже выглядел пустым и, судя по всему, редко использовался. В дополнение к большой библиотеке имелась комната, предназначенная, наверное, для отчетов: здесь в книжных шкафах вдоль стен выстроились бухгалтерские книги.

Куда леди Сара исчезает днем?

Дуглас не потрудился открывать двери на втором этаже, решив, что это помещения для гостей.

Вместо этого он отправился к конюшням. Любопытная смесь запахов ударила в ноздри: аромат лаванды с полей слева и резкий запах конюшни. Он заулыбался, почувствовав, что действительно пришел домой. Это не какая-то провинция в Индии или крошечная азиатская страна, где похожие на него люди редки. Нет, это был родной дом, повсюду звучала английская речь, и все обещало спокойствие, умеренность и упорядоченность жизни.

Воздух был теплым, озорной ветерок поглаживал ткань его сюртука и заигрывал с воротником. Небо кристально синее, ни одно облачко не пятнало чистоту дня.

Сколько раз в жизни мечтал он оказаться именно в таком месте, куда попал сейчас, спускаясь по тропинке, без определенной цели, лишь сознавая полную удовлетворенность. Ему не нужно опасаться за свою жизнь. На него не нападут из-за открытий, которые он сделал. Здесь, в Чейвенсуорте, он чувствовал безопасность, которой не знал очень давно.

Он почти у конюшни, если доносящиеся звуки его не обманывают: удары по наковальне, ржание лошадей, перекличка конюхов. Но он не обращал на это внимания, сраженный видом сооружения на верху невысокого холма. Он свернул вправо и пошел по заросшей травой тропинке. Кто-то догадался положить в землю гальку, чтобы устроить твердую дорожку. Он поднялся на холмик и остановился, столь же очарованный видом вблизи, как и на расстоянии.

Здание обсерватории было шестиугольным с куполообразной медной крышей, теперь покрывшейся патиной. Он вспомнил слова Сары: «Я люблю изучать звезды».

Сколько времени прошло с тех пор, когда она приходила сюда? Очевидно, много, поскольку он не мог открыть дверь. Он нажал плечом, а когда и эта попытка не увенчалась успехом, нагнулся и очистил низ двери от грязи.

Внутри было влажно и темно, от грязного пола пахло плесенью. Телескоп все еще стоял на шкиве, но когда Дуглас сфокусировал линзу, то увидел лишь мутное пятно. Он опустил телескоп, отвязал и поставил у стены. Медленно поворачиваясь, он в уме прикидывал площадь помещения, обдумывая, хватит ли ему места. Полки кольцом огибали комнату, под одну был задвинут табурет. Грязный пол покрывали решетки. Куполообразный потолок можно закрыть, так что дождь не погубит его работу.

Зимой здание можно будет как-то обогревать, но пройдут месяцы, прежде чем придется волноваться из-за холодной погоды.

Он отметил достоинства обсерватории: она значительно удалена от людей и других зданий, так что химические вещества не вызовут пожара в других домах, а выделяющийся газ не будет грозить людям. Но самым главным достоинством обсерватории была ее изолированность. Он получит уединение, в котором нуждался, нет, которого требовал.

Он меняет мир, и чем меньше мир знает об этом, тем лучше.

Ей бы надо было радоваться. Ее муж исчез, и ни один человек в Чейвенсуорте не видел его, начиная с завтрака. Ни один. Томас уверял, что понятия не имеет, где он. Когда Сара в полдень пошла навестить мать, Дугласа там не было.

У нее действительно нет времени. Если этот глупый человек угодил в какую-то беду, ей придется искать его.

Она послала лакея в конюшню узнать, не видели ли там ее мужа. Возможно, он взял лошадь, чтобы проехаться по окрестностям. Надо надеяться, что у главного конюха достало здравого смысла сказать, чтобы он держался главной дороги. В полях много кроличьих нор. Лошадь легко может потерять подкову, а то и сломать ногу. Сара также велела Томасу послать еще одного лакея к реке, посмотреть, не забрел ли Дуглас в лодочный сарай.

Другие обязанности требовали ее внимания. У нее не было свободного времени, чтобы тревожиться о мистере Эстоне. Вдобавок пришлось отправить слуг на его поиски, а это означало, что дела простаивают.

Хотя экономка прилежно исполняла свои обязанности, Сара проверила работу горничных и лакеев. В ее отсутствие все необходимое для поддержания и обслуживания Чейвенсуорта было сделано, но не так тщательно, как под ее контролем. И все же ее мысли неотступно возвращались к мистеру Эстону, к Дугласу.

Что, если Дуглас сбился с дороги и угодил в западню? Этого она ему никогда не простит. Одно дело жениться на ней, и совсем другое — нарушать весь ее график явной глупостью.

— Леди Сара?

Обернувшись, она увидела нахмурившегося Томаса.

— Что? Моя мать? — У нее сердце едва не остановилось.

— Нет, леди Сара. — Он быстро покачал головой. — Мистер Эстон.

Ее сердце снова стремительно забилось.

— Он поранился?

— Нет. — Томас замялся, и она начала нетерпеливо постукивать ногой.

— Ну? — наконец спросила она. — Что с ним случилось?

— Главный конюх сказал, что он взял фургон, который ему доставили. Он не сказал, куда его забирает, но через несколько часов вернул лошадей.

Она, заморгав, уставилась на Томаса. Его слова не легко было понять.

— И где он теперь?

— Главный конюх не знает.

Почему она должна волноваться? Ничто не связывает ее с этим человеком, за исключением официальных уз.

«Я хотел бы видеть вашу грудь свободной».

О Господи, о чем она думает?

— Очень хорошо, — сказала она. Жизнь в Чейвенсуорте вряд ли изменится без него. Он был каплей дождя в шторме.

Она закончила дела к шести, поправила волосы, вымыла руки и лицо и пошла посидеть с матерью.

— Есть какие-нибудь перемены? — спросила она.

Хестер, не отрывая взгляда от герцогини, покачала головой.

Пожалуй, мать сегодня выглядит еще слабее, чем вчера. Она просто тает. Если она не очнется, чтобы хотя бы попить воды, то ничего хорошего не будет.

— Что нам делать? — спросила Сара, но Хестер не отвечала. Она неслышно выскользнула из комнаты.

Сара подвинула кресло ближе к кровати, положила одну ладонь на запястье матери, другую на кисть. Ее кожа была так холодна, будто могила уже звала ее.

Возможно, если Сара заговорит с матерью, та услышит? Вернется ли к жизни? Откроет ли глаза?

— Скатерть сегодня выстирали, ту, с винными пятнами. Прачка постирала ее в четвертый раз, думаю, что еще через пару стирок пятна отойдут. Я велела покрасить конюшню, и уже пора поправить живую изгородь. Я знаю, тебе не нравится, когда она слишком вырастает, — продолжила она о саде, который мать так ценила. — Думаю, младшая судомойка беременна, — вздохнула Сара. — Не знаю, как заговорить с ней об этом. Я достаточно прозрачно намекнула, что приму любые объяснения. Думаю, что она охотнее поговорила бы с тобой, мама, чем со мной. — Она улыбнулась. — Это для тебя стимул поправиться. Чейвенсуорт нуждается в тебе.

Помолчав несколько минут, Сара заговорила снова:

— Я так привыкла советоваться с тобой, но я не знаю, что делать, когда ты мне не отвечаешь. Я догадываюсь, что ты предложила бы, и пользуюсь собственными суждениями, как ты меня учила. Но порой так важно услышать твое мнение.