Он обернулся, и Изабель порывисто вздохнула. Боже милостивый! Это же воплощение мужской красоты! Адонис, Адонис с усиками и аккуратной эспаньолкой, которые так подходят к черным волосам. Она захлопнула рот и заставила себя опустить глаза.

— Я рад, что мы в конце концов встретились, — проговорил де Рош глубоким, раскатистым голосом и подошел, чтобы поприветствовать ее.

Отчаянно краснея, она отважилась бросить на него еще один взгляд, подавая руку для поцелуя. Холодные серые глаза оглядели ее с ног до головы, и лишь потом он сфокусировал взгляд на ее лице.

— Английская роза. — Он склонился над ее рукой. У Изабель по телу прошла нервная дрожь, когда она ощутила его теплое дыхание и покалывание усов на тыльной стороне руки. О Господи…

— Вы еще красивее, чем я смел надеяться, — сказал он негромко — эти слова предназначались только для ее ушей. — И уверяю вас, леди Хьюм, я надеялся на многое.

Хотя за окном стояла зима, Изабель внезапно сделалось так жарко, что она пожалела, что у нее нет веера. Этот красивый мужчина смотрел на нее с жадностью. Это хороший знак для будущего мужа. О да, она польщена и очень довольна. И ей немного не хватает воздуха.

Она выдавила из себя какое-то приветствие.

— Так как отец леди Хьюм не может присутствовать здесь для обсуждения брачного контракта…

При звуке королевского голоса Изабель оторвалась от созерцания лица де Роша.

— Эта ответственность ложится на ее брата. Но он еще молод. Поэтому я попросил сэра Роберта помочь ему. — Король встал. — А теперь мне нужно заняться другими делами.

Вопреки явному сигналу о том, что аудиенция закончена, де Рош заговорил снова:

— Мой король, я благодарен за предоставленную мне возможность служить вам. Я делаю это из искренней заботы о благополучии граждан Руана и всей Нормандии. Ни одна французская группировка не принесет нам мира и процветания. Хвала Создателю, вы пришли спасти нас.

— Я исполняю волю Всевышнего, — ответил король.

Все склонили головы — король покинул зал.

Изабель бросила беспокойный взгляд на де Роша. Кажется, его ничто не взволновало: ни гнев короля, ни встреча с будущей женой. Уверенный в себе человек. Может, только капельку высокомерный…

Публичное заверение в верности королю Генриху несколько успокоило ее. В его речи не хватало деликатности, но она звучала искренне. Она молилась, чтобы он и был искренним.

Де Рош предложил ей руку, и они вместе вышли из огромного зала. Она слушала ритмичный звук их шагов. Она вдруг остро осознала, что впервые идет рядом с ним, но сколько раз это еще предстоит ей? Тысячу? Десять тысяч раз? После скольких раз он наконец перестанет быть для нее чужим?

И когда наконец она перестанет вспоминать о Стивене?

Февраль 1418 года

Стивен, проклиная сам себя, кутался в одеяло. В том, что ему сейчас приходится валяться здесь, отмораживая задницу, виноват только он сам, и больше никто. Зимняя осада оказалась не менее ужасной, чем он ее воображал. Такой холодной зимы на его памяти не выпадало. Король даже велел выстроить шалаши, чтобы его воины не замерзли насмерть раньше, чем город падет.

Хуже ледяного дождя на улице была только вонь грязных тел, царившая внутри. Мало кто мылся, и большинство не меняло одежду уже два месяца. Если бы Стивен не боялся превратиться в сосульку, то спал бы на улице.

И все же он выбрал времянку. Каждую неделю в официальном послании сэр Джон Попем умолял короля вернуть Стивена в Кан. Король, тем не менее, удовлетворил просьбу самого Стивена: остаться у Фалеза, пока город не сдастся.

Каждый раз, когда Стивен думал о том, чтобы уехать, на ум приходили воспоминания о резне в Кане: женские вопли, забитые насмерть старики, кровь невинных на его сапогах.

Нет, он не может уехать. Он должен остаться и сделать все возможное, чтобы предотвратить повторение резни, когда Фалез падет.

Как же он ждал конца осады! От скуки он сходил с ума. День и ночь шел артиллерийский обстрел городских стен, и от постоянного грохота раскалывалась голова. Долгое воздержание сделало его раздражительным. При таких обстоятельствах лагерные шлюхи жили весьма и весьма неплохо. Однако Стивен никогда не ходил к ним. Даже если бы он не боялся сифилиса, одного вида этих жалких женщин хватило бы, чтобы вызвать отвращение.

Стоит ли удивляться, что при таком избытке свободного времени он часто думал об Изабель. Почему только о ней? Даже во сне он видел одну ее. Он лежал на своем походном ложе и пытался представить других женщин, но их черты всегда размывались и превращались в ее. Он видел только эти серьезные зеленые глаза.

Он скучал по ней.

Это еще что такое? Он сел на постели и прислушался. Артобстрел прекратился. Отбросив одеяло, он набросил плащ и вышел из хижины.

У одного из лагерных костров, которые жгли днем и ночью, грел руки Уильям.

— Мы пробили брешь в стене, — сказал Уильям вместо приветствия. — Город согласился капитулировать на рассвете.

— Король поговорит с людьми? Уильям понял, о чем речь.

— Король напомнит им, что не потерпит ни убийств, ни изнасилований. И все-таки найдутся те, кто это сделает.

Через час после рассвета король ввел войска в открытые ворота города. Стивен с облегчением увидел, что солдаты, кажется, всерьез приняли предупреждение короля и вели себя прилично. Их радовала перспектива поспать в настоящих постелях в теплых домах, и, возможно, поэтому они не хотели устраивать бойню. Город прочесали на предмет ценностей — законная добыча на войне. Львиная доля отошла в казну, но нашедшие получили вознаграждение.

Они с Уильямом патрулировали улицы. Пока ничего страшного не произошло, и Стивен начал расслабляться. Солдаты напивались. Махали мечами, барабанили в двери, но вреда никому не причиняли. Они с Уильямом свернули на тихую улочку с ухоженными домами и лавочками.

И тут Стивен услышал приглушенный звук, он не мог сказать наверняка, чей это вой — собачий или человеческий. Уильям натянул поводья коня.

— Что это? — Он поднял голову.

Тонкий вой повторился, и они оба соскочили с коней. Уильям с ноги распахнул дверь дома, и Стивен бросился внутрь. Комната была пуста, но наверху раздался топот. Стивен помчался вверх по лестнице. Уильям не отставал.

Едва его голова поднялась над полом второго этажа, он дал Уильяму знак, что там трое мужчин. Они стояли спиной к нему: все внимание они направили на добычу, которую загнали в угол. Там стояли мальчик и девочка одиннадцати-двенадцати лет, похожие друг на друга как две капли воды — близнецы, вероятно. Мальчик заслонял собой сестру. В руке он держал меч, который был, наверное, на фут длиннее, чем ему нужно.

— Стоять! — Голос Уильяма наполнил комнату. Грубого вида пехотинцы развернулись с короткими клинками наготове.

— Вы что, не слышали приказ короля? — выкрикнул Уильям.

Пехотинцы не выказали ни малейшего желания улизнуть или вымолить прощение.

— Король назначил карой за изнасилование смерть, — сказал Стивен. — Так что вы должны быть благодарны мне и лорду Фицалану за то, что мы пришли вовремя и спасли ваши ничтожные жизни.

Он намеренно упомянул имя брата. Услышав его, троица обменялась встревоженными взглядами.

— Но мне кажется, что даже намерение совершить подобное преступление заслуживает кары, — продолжил Стивен. — Думаю, мы должны как минимум хорошенько их отдубасить; разве нет?

Уильям бросил на него долгий косой взгляд — он явно не считал, что «отдубасить» так уж необходимо, — но вслух сказал:

— Давай же побыстрее с этим покончим.

Стивен велел близнецам держаться подальше — первый бросился на него. Стивен отступил, выбил ножу него из руки, сгреб за шиворот и швырнул в окно. Хрустнули деревянные ставни. Насильник выпал на улицу.

Он обернулся и увидел, как Уильям спустил двоих оставшихся с лестницы.