— Тебе уже восемьдесят семь, Джино! — сказал ему врач буквально на прошлой неделе. — Когда это прекратится?

— Никогда, док, — рассмеялся Джино в ответ. — В этом секрет моего долголетия.

Но, несмотря на свою привязанность к Пейдж, Джино так и не смог забыть Марию — свою первую жену и единственную настоящую любовь. Ее гибель потрясла его и изменила всю его жизнь. Даже сейчас, много лет спустя, Джино не забывал о мерах предосторожности, пользуясь услугами частного охранного агентства, которое он сам основал и для которого подбирал людей.

Он и Лаки убеждал воспользоваться услугами квалифицированных телохранителей, но она только отмахивалась, считая, что со смертью последнего из Боннатти многолетняя вендетта закончилась и они могут вздохнуть спокойно. Но Джино так не считал. Он твердо знал, что у семьи Сантанджело до сих пор очень много врагов, тайных и явных, которые только и ждут подходящего момента, чтобы нанести удар.

Неудивительно поэтому, что он волновался за дочь. Разумеется, она уже давно была взрослой, самостоятельной и прекрасно обеспеченной, однако она все же была женщиной, а Джино про себя продолжал считать, что женщина — это совсем не то, что мужчина…

Правда, сказать об этом Лаки прямо он так никогда и не решился. Она устроила бы ему грандиозный скандал, если бы только заподозрила, что ее отец может так думать.

Улыбнувшись, Джино налил себе еще глоток виски и задумчиво выпил. Его дочь — мисс Шаровая Молния — была неисправимой феминисткой. Это был ее единственный недостаток, с которым он, впрочем, был вполне способен мириться. Во всех остальных отношениях она была настолько близка к совершенству, насколько это вообще возможно, и Джино искренне гордился ею. Лаки сумела добиться всего, чего хотела, и сегодня вечером ее должны были чествовать как самое важное лицо в Голливуде, а это что-нибудь да значило.

Переговорное устройство у двери негромко зажужжало, и консьерж сообщил Джино, что заказанный лимузин прибыл.

— Сейчас спущусь, — ответил Джино, ставя пустой бокал на каминную полку.

Как же он желал, чтобы Мария тоже была жива и могла разделить с ним сегодняшнюю радость!

Сняв галстук с вешалки, Стивен завязал его и с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало, решив, что для мужчины, которому перевалило за пятьдесят, он выглядит не так уж плохо.

Врожденная скромность мешала ему оценить себя по достоинству. Он был высок ростом и сложен, как греческий атлет-олимпиец; его гладкая кожа имела приятный светло-шоколадный оттенок, а глаза были редкого у афроамериканцев глубокого зеленого цвета, что делало его лицо неординарным, запоминающимся. Иными словами, он был очень хорош собой, и Мэри Лу не раз говорила мужу, что такого красивого мужчины она еще никогда не встречала. В устах знаменитой актрисы, которая чуть не каждый день сталкивалась с лучшими образчиками мужской породы, подобное признание вряд ли было пустым звуком, но Стивен только смеялся в ответ, продолжая считать себя самым обыкновенным.

— Ты необъективна, потому что я — твой муж, — со смехом говорил он в таких случаях.

— Еще как необъективна! — отвечала мужу Мэри Лу, улыбаясь ему своей обворожительной улыбкой.

Вспомнив о Мэри Лу и об их последнем разговоре, Стивен сам не сдержал улыбки. Он считал себя настоящим счастливчиком: у него была жена, которую он боготворил и которая обожала его, прелестная маленькая дочурка и целая куча родственников, которых он обрел так неожиданно. Особенно ему нравилась Лаки, которая с самого начала отнеслась к нему так, словно они выросли вместе.

— Когда погиб мой брат Дарио, — сказала она ему однажды, — мне казалось, что никто и никогда не сможет его заменить. Но тут появился ты…

В общем, Стив, я благодарна тебе за то, что теперь ты есть в моей жизни.

Джино, в конце концов, тоже признал и принял его.

— Должен сказать прямо, парень, — сказал он однажды, — мне и в самом страшном сне не снилось, что когда-нибудь у меня будет чернокожий сын.

— Я вас понимаю, — ответил Стивен, стараясь за нарочито грубоватым тоном скрыть неловкость, вызванную той неожиданной нежностью, которую он уловил в голосе старого Сантанджело. — Я тоже никогда не думал, что у меня будет отец-макаронник.

— Похоже, парень, нам обоим не повезло, — буркнул Джино, крепко обнимая Стива.

С тех пор они много раз встречались, а иногда даже ходили втроем в ресторан, и Стивен очень дорожил этими вечерами со своими новообретенными отцом и сестрой. В них воплощалось для Стива его счастливое настоящее и безоблачное будущее. Что касалось прошлого, то о нем он старался не вспоминать. Те дни, когда Стив был женат на некоей Зи-Зи — полусумасшедшей исполнительнице экзотических танцев, — давно миновали и теперь казались ему страшным сном.

О детстве, проведенном в грязных меблированных комнатах с матерью-проституткой, он тоже хотел бы забыть, но это было не так-то легко.

Впрочем, воспоминаний о тех годах у него сохранилось не очень много; единственным вынесенным им оттуда впечатлением было постоянное ощущение голода, одиночества и тоски по отцу, которого он никогда не видел и ничего не знал о нем.

Кроме Джино и Лаки, были у Стива и хорошие друзья. Тот же Джерри Майерсон всегда был готов прийти к нему на помощь даже в те редкие дни, когда Стив погружался в депрессию и становился совершенно невыносим. Впрочем, в последнее время подобное случалось с ним нечасто, и все благодаря счастливым переменам, происшедшим в жизни. Теперь у Стива было все, о чем он когда-либо мечтал, и одно сознание этого дарило ему глубокий, ни с чем не сравнимый покой и ощущение счастья.

Пока Стив размышлял, стоя перед зеркалом, в комнату заглянула его восьмилетняя дочь. Кариока Джейд была точной копией Мэри Лу — у нее была такая же прелестная улыбка, такая же нежная, светло-коричневая кожа и такие же густые курчавые волосы, и только глаза у нее были зелеными, как у отца.

— Привет, па! — сказала он. — Собираешься?

Стивен кивнул.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты как две капли воды похожа на маму? — спросил он с нежностью.

— Ты тоже очень красивый, папа, — вернула комплимент Кариока.

— Спасибо, милая.

— Не за что, дорогой. — Кариока исполнила что-то похожее на книксен — в последнее время она увлекалась сказками Андерсена и старалась подражать принцам и принцессам, о которых читала, и Стивен подумал, что его дочь удивительно быстро растет.

Пожалуй, решил он неожиданно, им пора подумать и о втором ребенке. На самом деле Стив уже давно собирался поговорить об этом с Мэри Лу, но ему никак не представлялось удобного повода. Он хотел сына — сына, с которым мог бы ходить на бокс и на бейсбол и которого мог бы научить множеству вещей, которые знал и умел сам. Разумеется, Стивен обожал дочь, которая освещала собой каждый его день, но сын… Это было бы совсем другое дело!

— А где мама? — спросила Кариока Джейд, наклонив набок черную, курчавую головку.

— Она на съемках с дядей Ленни, — объяснил Стивен. — Сегодня мама будет поздно, поэтому она велела передать тебе, чтобы ты была хорошей девочкой и не забыла сделать домашнее задание.

В дверях появилась Дженнифер, их английская няня, напоминавшая Стиву Мэри Поппинс.

— Все в порядке, мистер Беркли? — спросила она сухо.

— Все просто отлично, Джен, — отозвался Стив. — Я сейчас уезжаю; если я буду нужен, у вас есть номер моего сотового телефона. Думаю, мы с Мэри вернемся домой только после полуночи.

— Не беспокойтесь, мистер Беркли, я обо всем позабочусь, — с достоинством сказала Дженнифер. — Идем, Карри, пора садиться за уроки, — добавила она. — Или ты думаешь, что примеры за тебя будет решать гномик в полосатых чулочках?

Кариока захихикала.

— А можно я сначала посмотрю телевизор, а уроки буду делать потом? — спросила она, хитро глядя на отца.

— Ничего не выйдет, мэм, — сказал Стив, напуская на себя суровость. — Идите и садитесь за уроки.