Элджи перевел дыхание.

— Будет проклят — понятно, вскоре Асмура убили. А дальше — она предсказывает то, что никогда не происходило и уже не может произойти… И почему — «золото волос»? У Ганелоны были черные волосы…

Я невольно посмотрел на его шевелюру. Можно было их назвать и золотыми…

— Легенды многое переиначивают, Элджи. На то они и легенды. Но если она невиновна, почему не сказала об этом Асмуру?

В его голосе была горькая гордость.

— Ты не знаешь нашей крови, Гордон. Мы предпочтем скорее умереть, чем оправдываться в том, в чем не виноваты.

Идиотская, на мой взгляд, гордость. Но кто их поймет, этих королей…

Элджгеберт действительно оказался стойким бойцом — не уставал, не уступал, и мне не пришлось давать ему особой пощады. Но каждый раз, когда мы сходились на шпагах или мечах, я испытывал странное чувство. Рисунок боя был мне знаком. Очень знаком. А ведь эту манеру фехтования не назовешь распространенной…

Элджи отсалютовал мне шпагой.

— Замечательно, Гордон! Ты совсем оправился. Скоро тебе будет скучно драться со мной.

Я провел ладонью по шпаге. Элджи с одобрением поглядел на мышцы моей руки и уставился на шпагу.

— Она тяжелее моей… Гордон… где ты взял ее?

— Эта шпага всегда была со мной, малыш.

— Хочешь сказать — с того времени, как тебя нашли?

— Да. В чем дело?

Элджи приподнял эфес своей шпаги. Этот рисунок… Силуэт летящей птицы на фоне солнца. Немного стершийся, но совершенно такой же.

— И что это значит, Элджи? — негромко спросил я.

— Такие шпаги с клеймом делаются только у нас в королевстве. И только для своих. Это значит, что ты, Гордон, или родился здесь или долго жил до… до того.

Глаза Элджи искрились праздничным золотом.

— Гордон, ты что-то нашел! Понимаешь? Ты рад? Я медленно качнул головой.

— Мы не знаем, как попала ко мне эта шпага. Может, я добыл ее в бою… или украл. Или она вообще принадлежит тому, кто проломил мне голову… Думаешь, оружейник, что ее делал, еще жив? Думаешь, он признает того, кому ее продал?

Я слишком часто обманывался. Элджи понял. Успокаивающе коснулся моей руки.

— Ну, Гордон. Я найду человека, который бы тебя знал.

Я усмехнулся.

— Опросишь всех в королевстве?

— Нет, — простодушно ответил Элджи. — Спрошу у Альберта.

При моем появлении человек, сидевший в кресле у камина, встал так стремительно, что я увидел только высокий сухощавый силуэт на фоне пляшущего пламени.

— Гордон, — представил нас Элджи. — Принц Альберт.

Мы оба опустились в кресла. Мое стояло напротив камина, так что мне по-прежнему было плохо видно принца, но зато его поблескивающие глаза, не отрываясь, изучали меня вдоль и поперек.

— Элджи много рассказывает о вас, — произнес он учтивым, но суховатым голосом.

— И мне — о вас, — вежливо сообщил я.

— Рад вас наконец увидеть.

— И я также.

На этом ручеек нашей любезности иссяк. Альберт медленно откинулся на спинку кресла, по-прежнему не отрывая от меня взгляда. Глаза его горели, тонкие длинные пальцы постукивали по подлокотнику.

— Расскажите мне еще раз о вашей… травме, — негромко сказал он.

— Это необходимо?

— Если вы хотите, чтобы вам помогли.

Я не хотел. Не знаю, почему, но именно от него я не хотел помощи. Чувствовалось в нем странное напряжение, смесь тревоги и неприязни.

Элджи нетерпеливо вздохнул, переводя горящие глаза с одного на другого.

— И там больше ничего не было: никаких трупов, лошадей, вещей? — спросил внимательно слушавший меня принц.

— Ничего.

— При вас не оказалось никакого талисмана, драгоценностей, может быть, медальона?

— Нет. Но если на меня напали грабители… — я пожал плечами.

— Есть у вас какие-нибудь родимые пятна, шрамы?

Я усмехнулся. Элджи засмеялся.

— У него все тело в шрамах!

— Вот как? — Альберт быстро взглянул на него, и Элджи неожиданно покраснел. — У вас никогда не всплывали неожиданные, непонятные для вас картинки, воспоминания?

— Не припомню.

— Вы думали о том, кем могли быть в прошлом? Обнаружились ли какие-нибудь особые знания, навыки, таланты?

— Только военные. Мне кажется, я был солдатом.

— Или военачальником? — мягко предположил Альберт. — Вы умеете читать карты, планировать тактику и стратегию боя, командовать людьми?

— Это всегда мне легко давалось, — согласился я. Альберт протянул руку, взял бокал вина. Покрутил в пальцах.

— А какие женщины вам нравятся, Гордон… вас, кажется, так зовут?

— Я себя так назвал, — поправил я. Элджи хихикнул.

— Ему понравилась моя Мэгги!

Мы посмотрели на него.

— Выйди, Габи! — немедленно сказал Альберт.

— Но, Альберт…

— Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз. Иди.

Элджи, досадуя, покинул свой любимый стол. На пороге оглянулся, сказал предостерегающе:

— Альберт, ты обещал!

— Хорошо… хорошо…

Альберт некоторое время молчал. Когда заговорил, голос его был медленным и задумчивым.

— Узнав, что у Габи появился новый друг, я встревожился. У Габи много врагов. Что стоило им нанять убийцу…

— Вы думали, меня послала королева Габриэлла?

— Да, — спокойно признал Альберт.

— Теперь вы убедились, что это не так, и успокоились?

— Я убедился и встревожен больше, гораздо больше…

Я с недоумением уставился на него. Но Альберт, похоже, не собирался ничего объяснять. Он по-прежнему крутил бокал в руке и молчал.

— Вы можете мне помочь? — прервал я затянувшуюся паузу.

— Немного, — сдержанно ответил принц. — В обмен на одно обещание. Когда вы отправитесь разыскивать свое прошлое, не берите с собой Габи.

— И не собирался.

— Вы — да. А Габи собирается.

— Согласен.

Альберт помолчал. Сказал — очень нехотя:

— Годы и шрамы меняют человека…

Я ждал.

— Единственное, что я могу вам сказать, — ваша родина здесь, Гордон.

— Но вы знаете, кто я?

— Да.

— Тогда почему?…

— Потому что это повредит… многим.

— Я был вашим врагом, принц?

— Наоборот. Но я не буду помогать вам. Как и мешать, впрочем. Годы меняют человека, и я не знаю, каким вы стали.

Альберт снова умолк. Сказал — словно про себя:

— Но, кроме меня, вас никто не узнает…

Будто прочел приговор.

Он неожиданно поднялся — и я впервые увидел его ярко освещенное лицо. Я был ошеломлен. Принц был очень красив. Но эта холодная ослепительная красота не могла породить такое солнышко — Элджи. Скорее снеговик мог стать его отцом.

— Помните — вы обещали! — услышал я его тихий настойчивый голос.

Я молча кивнул. Он некоторое время смотрел на меня. Потом неожиданно протянул руку. Его рукопожатие было холодным и сильным — похоже, он вообще был очень силен, несмотря на сухощавость и некоторую узкокостность сложения.

— Прощайте, — сказал он.

— До свидания, — ответил я, и он слабо улыбнулся.

— Так что мне придется рассчитывать только на себя, — подытожил я.

— И на меня, — подсказал Элджи. Он опять сидел на столе, болтая ногой.

— Альберт запретил брать тебя с собой.

— Запретил? Но почему? Он сказал?

— Думаю, он просто боится за тебя.

— А ты?

— Я обещал.

— Обещал… — глаза Элджи стали смутными, недовольными. У ребенка отобрали увлекательную игрушку. Мрачнее тучи, он спрыгнул со стола, прошелся по комнате. Я сказал ему в спину:

— Но это действительно может быть опасным.

Элджи живо оглянулся:

— Но ведь я не боюсь! И я сильнее и опытнее, чем кажусь!

Я выразительно пожал плечами. Запустив пальцы в волосы, Элджи глядел на меня, что-то обдумывая. Потом улыбнулся.

— Ты не нарушишь своего обещания.

Я озадаченно глядел ему вслед. В голосе его было торжество.

Этот лес был старше самой земли. И казался таким же нескончаемым. Уже полдня я ехал по извилистой тропинке среди гигантских деревьев, слабо представляя, что мне делать дальше — разве что вглядываться пристальнее в детали пейзажа, лица людей… Пытаться вспомнить.