Люку удалось – хотя и не до конца – подавить желание немедленно схватить этого человека за воротник, ударить об стену и бить до тех пор, пока он не превратится в кровавое месиво. Скандал получился бы из ряда вон выходящий. Если ты спасаешь человека и через несколько дней избиваешь его, это не может не вызвать удивления.

– О чем вы говорите, черт побери? – спросил он, надеясь, что смертоносный блеск его глаз не очень заметен.

Обычно он лучше умеет владеть собой.

– Ходят кое-какие сплетни насчет вас и Мэдлин Мей.

– Вы относитесь к этой леди неуважительно? – спросил Люк сквозь сжатые зубы.

– Вовсе нет. Я просто отдаю должное притягательности ее безусловного шарма. – Фитч вытянул руки, как бы желая умалить собственное достоинство, но вид у него был раздражающе самодовольный, как будто он что-то понял по реакции Люка. – Кто может упрекнуть вас, Олти? Я только хочу поздравить вас с тем, что вы пробили непробиваемую преграду в ее излишне благопристойном бесстрастии. Не будьте таким брюзгой.

Люк снова напомнил себе, что все заметят, если он как следует двинет Фитчу кулаком в лицо, находясь в таком респектабельном заведении, поэтому он только глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Когда Люк думал о Мэдлин, которой приходилось терпеть грязные предложения этого человека и его угрозы, в нём появлялось непреодолимое желание защитить ее.

Люк встал, сложил газету пополам и сунул под мышку.

– Вас неверно проинформировали, – сказал он, угрожающе подчеркивая свои слова. – Леди Бруэр уехала в своей собственной карете совершенно одна. Честь этой леди не подлежит сомнению. А теперь вы меня извините – у меня назначена встреча.

– Разумеется. – Фитч наклонил голову; его улыбка больше походила на слабую ухмылку. – Еще раз благодарю вас за… за помощь, Олти.

Выходя из комнаты, Люк мрачно размышлял о том, стоит ли рассказать Мэдлин об этом разговоре. Было совершенно очевидно, что Фитч установил связь между исчезнувшим дневником, который теперь находится в руках его законного владельца, и Люком, который предположительно спас его. Быть может, граф не понимает этого со всей отчетливостью – а кажется, так оно и есть, – но все же подозревает, что исчезновение дневника и нападение на него как-то связаны.

Проклятие. Почему все не могло пройти чисто и аккуратно? Этот отвратительный Фитч неглуп, а это не идет на пользу делу. Бессовестный и развращенный человек – да, но явно не глуп.

Следует определенно предупредить Мэдлин, что это дело не закончено.

«А еще, – сказал внутренний голос, когда он кивнул лакею у дверей и вышел на улицу, – ты ведь совсем не прочь снова увидеться с прекрасной леди Бруэр».

Переговоры тянулись бесконечно, но когда Майлз встал и пожал руку Генри Гоуду, эсквайру, и вышел из маленького, но престижного учреждения, то понял, что добился своего. Пачка бумаг у него в руках являла собой многообещающее будущее, и ему нужно было сосредоточиться на этом и выбросить из головы все, что было не таким многообещающим.

Например, понял он, прибыв в великолепный особняк Доде, где у его семьи были отдельные апартаменты, карету лорда Фосетта, демонстративно стоящую у подъезда; золоченый герб на ее боку нельзя было не узнать.

Вся радость этого дня исчезла.

Интерес Фосетта к Элизабет был достаточно откровенным. Майлз поднялся по ступеням и сурово напомнил себе, что маркиз – человек достойный, и из него, без сомнения, выйдет прекрасный муж.

Слабое утешение, черт побери.

Он был твердо намерен пройти прямо в жилую часть дома, но, к несчастью, лорд Фосетт только что приехал и все еще пребывал в сверкающем великолепном холле, где стоял, заложив руки за спину, дожидаясь, пока о нем доложат, и выказывал поддельное восхищение восточным лакированным столиком.

Да, день начался неплохо, но теперь все оборачивалось хуже и хуже.

– Хоторн, – проговорил маркиз с приветливой улыбкой на лице, оборачиваясь при появлении Майлза. – Я всегда забываю, что вы тоже здесь живете. Как вы себя чувствуете?

Приятно, когда о тебе все время забывают, иронично подумал Майлз, но любезно ответил:

– Хорошо, благодарю вас.

– Я приехал из-за леди Элизабет, – признался Фосетт, как будто это было и без того не ясно.

Он был одет безупречно – бутылочно-зеленого цвета сюртук с вышитым жилетом, замшевые бриджи и начищенные сапоги. Его элегантность бросалась в глаза – все эти кружева на манжетах и изящная бриллиантовая булавка в хитроумно завязанном шейном платке. Больше того, хотя Майлз обычно не обращал пристального внимания на внешность других мужчин, он должен был нехотя признаться, что Фосетт довольно хорош собой на взгляд тех, кому нравятся светловолосые мужчины с белыми зубами.

Наверное, большинству женщин они нравятся. Особенно когда их обладатель к тому же имеет титул и состояние и, как ни неприятно Майлзу было в этом признаться, еще и славный парень.

– Так я и подумал.

Майлз изо всех сил старался вести себя доброжелательно.

– Кажется, ее нет дома, но я хочу видеть лорда Олти.

Цель, с которой можно приехать к ее старшему брату и опекуну, была достаточно прозрачна. И Майлз сказал, хотя для этого от него потребовались некоторые усилия:

– Желаю, чтобы вам удалось получить одобрение Люка.

– Один момент, Хоторн, если можно.

Майлз, который хотел пройти мимо этого человека и скрыться, неохотно остановился. Маркиз помешкал, а потом спросил:

– Она ничего не говорила обо мне? Я знаю, вы с ней очень близки, и мне хотелось бы знать, не высказывала ли Элизабет вам свое отношение к моим ухаживаниям.

Одно дело – тайно тосковать по той, которую не можешь заполучить, подумал Майлз, и совершенно другое – поощрять своего соперника, даже если означенный соперник понятия не имеет, что наступил тебе на мозоль, выражаясь метафорически.

– Вряд ли она станет обсуждать со мной, кому из своих поклонников отдает предпочтение, – пробормотал он нарочито пресыщенным тоном. – Мы скорее спорим, чем беседуем.

– Ее деятельное отношение к жизни вызывает у меня восхищение.

– Я бы скорее назвал его своевольным.

Его светлость рассмеялся.

– Она говорила, что вы с ней в детстве были немного шалунами. Честно говоря, она довольно часто рассказывает о вас. Вот почему я спросил, упоминает ли она когда-нибудь обо мне.

О нем она не упоминала. Она не говорила ни о ком из своих пылких поклонников, увивающихся вокруг нее на каждом балу и рауте. И теперь Майлзу показалось, что это несколько странно. А может, и не странно. Три фразы в разговоре – и вот уже они ссорятся, так что в ее сдержанности на самом деле нет ничего удивительного.

Элизабет довольно часто говорит о нем? Можно не сомневаться, что в самых уничижительных выражениях.

– Боюсь, что мы с ней не говорили о вас, – признался он. – Но как я уже сказал, на самом деле это мало что значит. Она действительно не делится со мной своими сокровенными мыслями.

– Если она скажет что-нибудь… Я был бы рад доброму слову. Мы ведь с вами знаем друг друга с университета?

Да, это так. Фосетт на несколько лет старше его, но это так. Можно даже сказать с некоторой натяжкой, что они друзья.

Проклятие! Было бы легче, если бы Майлз мог просто его презирать.

К счастью, их разговор прервали как раз в тот миг, когда Майлз открыл рот, собираясь поклясться, что будет помогать этому противному типу.

– Лорд Олти просит проводить вас в его кабинет, милорд маркиз.

Дворецкий чопорно поклонился и позволил благодарному Майлзу поспешно скрыться. Фосетта провели в кабинет Люка, а Майлз направился через парадный холл к изящной раздваивающейся лестнице, пытаясь справиться со своими хаотическими чувствами. Элизабет не впервые делают предложение, но у него создалось такое ощущение, что об этом предложении стоит серьезно подумать. Фосетт – весьма достойный претендент.

«Когда она выйдет замуж, я ее потеряю», – напомнил он себе, поднявшись наверх и направившись к своей двери. Эта мысль не была для него откровением, но появление лорда Фосетта сделало её более актуальной.