– Конечно, можно. – Она улыбнулась ему с озорным видом. – Я прекрасно умею нарушать правила, когда я с тобой, ты помнишь?

Напрасно он попросил Майлза привести Элизабет обратно прежде, чем все заметят их длительное отсутствие. Люк вытащил часы, снова посмотрел, на них и подумал, что, наверное, все идет прекрасно, учитывая, сколько времени прошло.

– Так я и думал, что найду тебя здесь.

При звуках этого холодного, четкого голоса Люк отвел глаза от ведущей на террасу двери, на которую он смотрел с неодобрительным видом, и увидел Майкла.

– Я получил твою записку.

И он сделал правильный вывод о том, куда нужно отправиться а этот вечер, хотя вряд ли это могло быть тайной, потому что Люк должен сопровождать Элизабет на все самые интересные приемы. На нынешнем балу было столько гостей, что это даже причиняло им неудобства; хозяйка дома пользовалась широкой известностью в свете.

Мэдлин на балу не было, она прислала сообщение, что едет за город, чтобы побыть несколько дней в имении своей невестки, прежде чем привезти домой Тревора. Это Люку не понравилось. В ее присутствии отступало ощущение беспокойной скуки, которая жестоко терзала его весь этот год. Короче говоря, он понял, что будет по ней скучать.

И он боялся, что скучать будет очень сильно.

– Мне было просто любопытно, нет ли у тебя кое-каких идей, – медленно проговорил Люк, удивляясь внезапному появлению друга. – Поскольку ты достал для меня этот дневник, я решил, что тебе может показаться интересным новый поворот этих таинственных событий. Что скажешь?

Люк послал Майклу короткое сообщение, в котором излагал рассказ Фитча о том, как тот завладел дневником, но он никак не думал, что его другу этот рассказ покажется каким-то особенно интересным и он явится на бал, чтобы поговорить о нем. Майкл редко показывался на светских сборищах, разве только когда его к этому принуждали.

– Значит, Фитч сказал, что нашел дневник? – В карих глазах Майкла появился внимательный блеск. – Это объясняет, как дневник мог попасть в руки такого человека, как Фитч, совершенно лишенного воображения, но больше ничего нам не говорит. Поскольку призрак лорда Бруэра вряд ли станет красть дневник через много лет после его смерти и посещать наш клуб, только чтобы беспечно забыть там дневник с записями своих самых интимных мыслей, мы можем исключить мужа твоей прекрасной дамы как беспечного преступника. Равно никто из слуг не мог иметь доступ в клуб, и если Фитч не солгал тебе, они продали бы его, после того как украли, или скорее всего стали бы шантажировать леди Бруэр.

– Я расспросил клубную прислугу, чтобы выяснить, не помнит ли кто-нибудь из них об этом инциденте, но это произошло несколько месяцев назад. Никто не смог сообщить мне ничего полезного.

– Я мог бы сам заняться этим.

Люк отошел немного дальше в угол, чтобы уклониться от встречи с группой молодых леди, которые шествовали мимо, болтая и перешептываясь, прикрыв рты руками в перчатках. Майкл в качестве маркиза и холостяка вполне мог быть целью этой обдуманной прогулки, или то мог быть Люк – виконт, конечно, не такая ценная добыча, но и виконтом тоже не стоит бросаться. Как бы то ни было, молодые люди любезно наклонили головы, а потом вернулись к своему разговору.

– Я вижу, ты думал об этом. Почему?

– У меня есть на то причины.

Конечно, есть. У Майкла всегда есть причины. Он даже глазом не моргнет без причины.

– И что это за причины? – Люк задал свой вопрос напрямик, сбитый с толку этой историей с дневником и дальнейшими событиями, в результате которых изменилась вся его жизнь. Мэдлин была всегда средоточием его мыслей.

– Этот дневник, возможно, связан с другим расследованием.

– Как это?

Майкл посмотрел на него прямо, его вопрошающий взгляд был кристально ясен.

– Ты служил под началом лорда Веллингтона. Ты не мог не слышать о Роже.

Он слышал, но это было в Испании. Здесь, в Лондоне, в модном бальном зале, разговор об этом известном шпионе казался странным и неуместным. Люк спросил осторожно:

– Что общего может иметь такой человек, как он, с дневником мужа Мэдлин?

– Я думаю, он мог быть связан с первой кражей, – сказал Майкл своим обычным бесстрастным тоном, – а потом дневник бросил, чтобы его нашли. Я спрашиваю – почему? Расскажи мне еще раз о вашем разговоре с Фитчем. Слово за словом, если можно.

Над ярко-зеленой лужайкой звучали восторженные крики разыгравшихся мальчиков, там носились сломя голову два щенка, а над всеми ними летел мяч, который с безошибочной точностью нашел дорогу в пруд, и кто-то полез за ним. В результате все дети перепачкались в иле, и это им очень понравилось, насколько могла судить Мэдлин.

Ах если бы только жизнь опять могла стать такой несложной.

– Боже мой, какое жаркое выдалось лето. – Рядом с ней в кресле с томным видом сидела Марта, с материнской улыбкой глядя на шалости своих отпрысков.- Но для мальчиков это хорошо. Они терпеть не могут, когда дождь заставляет их сидеть в доме.

Тревору было весело, его темные кудри стояли вокруг головы непослушным ореолом, он снова бросился за мячом. Они играли в какую-то непонятную игру, и Мэдлин подозревала, что ее правила придумывались прямо на ходу или вообще не существовали.

– Это хорошо для Тревора. Я редко пользуюсь загородным поместьем, потому что оно очень большое, а нас ведь всего двое.

– Лэнгли-Холл немного менее эффектен.

– Может быть, в будущем году мы будем проводить больше времени за городом.

– Конечно, Тревору здесь всегда рады. – Невестка Мэдлин прищурилась, глядя на солнце. – Он с каждым днем становится все больше похож на Колина.

– Я знаю.

Воспоминания уже не причиняли Мэдлин такой острой боли, как раньше. Это дал ей роман с Люком, не считая многого другого. Боль от утраты мужа не прошла – она никогда не пройдет, – но стала иной. Она больше не была причиной одиночества и печали, и Мэдлин могла вспоминать Колина, видя его в Треворе, вспоминать с нежностью и тоской, но уже не с острой болью. Теперь она стала женщиной, которая любила когда-то, и любила сильно, но она больше не была одинокой вдовой.

– Расскажите мне о неуловимом, но теперь явно досягаемом виконте Олти. – Марта проговорила это так же естественно, как могла бы попросить чашку чаю. – Весь Лондон, в возбуждении. Даже Дэвид сказал мне что-то на эту тему, а вам известно, что он никогда ничего не замечает.

Мэдлин очень любила общительного, но, надо сказать, весьма рассеянного мужа Марты. Она улыбнулась, рассматривая кончики своих туфель, видневшиеся из-под подола платья из муслина лимонного цвета, а потом подняла глаза.

– Право, Люка очень трудно описать. Если бы меня вынудили это сделать, я бы, вероятно, сказала, что это сложный человек, который предпочитает браться задело очень несложным способом.

– То есть?

Мэдлин давно знала, что, так или иначе, ей не удастся избежать этого разговора. Она размышляла, как объяснить невестке свое решение касательно Люка, но Марта всегда была ее близким другом, к тому же она тетка Тревора, и честность в отношениях с ней была для Мэдлин на первом месте.

– Он сказал мне, что его не интересует брак между нами. Так что мы с ним друзья, не более чем.

Марта смотрела на нее в замешательстве, она нахмурилась, лоб ее пересекла морщинка.

– Друзья? Не думаю, чтобы мужчина с репутацией лорда Олти имел женщин-друзей в строго платоническом смысле.

Если бы Мэдлин не покраснела, она, возможно, выдержала бы, но она не намеревалась лгать Марте.

– Я вдова, – осторожно сказала она. – Ко мне неприменимы те ограничения, какие применимы к барышням, только что начавшим выезжать в свет. Он часто сопровождает меня на светские приемы, и недавно вечером он пришел в нашу ложу в опере – где в том числе были моя мама и тетя Ида. Во всем остальном мы очень скрытны.

– Я… понимаю.

– Вот как?

Мэдлин хотелось, чтобы это была правда.