Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Занимая себя мыслями о рутинных, в общем-то, мероприятиях, президент старался оттянуть решение вопроса, который постепенно становился всё более и более насущным: «Что делать с теми, кто останется в живых в Белостокском выступе?»

«Сколько их? Полмиллиона? Больше? Советских людей сорок первого года, за спиной которых внезапно не оказалось Родины? Положим, страна-то осталась. Пусть и раздробленная, она никуда не делась. Территория, люди, города. Природа, наконец! А Родины – нет. Вместо первого в мире государства рабочих и крестьян – несколько непонятных республик разной степени буржуазности. Вместо пролетарского интернационализма… А что, кстати, вместо него? – Попытка поставить себя на место тех, кто бьёт сейчас фашистов, как может, и умирает, как умеет, на подступах к Гродно, не удавалась. – Хоть ты тресни!

Изменилось всё. Даже наградить тех, кто сейчас там… и то – практически нечем. Старая советская система государственных наград ушла в прошлое, оставив после себя только медаль „За отвагу“. И вот ведь гримаса судьбы, полутора месяцев не прошло, как указ об этом сам подписал. Ну, не знак же отличия – Георгиевский крест им давать? Угу, четвёртой степени, в серебре… И так, каждый день докладывают, что периодически чуть до стрельбы „по своим“ дело не доходит. Каким „своим“? Мы для многих из них – чужие, непонятные, едва ли не предатели. Зря, что ли, сообщают, что кое-кого из тамошних командиров, а особенно – политработников, даже пришлось под стражу взять, во избежание, так сказать…»

Помочь президенту в его размышлениях не могли ни данные разведки, ни аналитические записки с соображениями лучших психологов, профессоров и докторов, специалистов по посттравматическим и иным связанным с чрезвычайными ситуациями расстройствам. Они не были способны дать ответ на самый простой вопрос: «Куда возвращаться этим людям?»

«А я тем более не знаю! И нет никакой генетической памяти, и пресловутые „рассказы дедов“ тут ни при чём. И, пытаясь адаптировать этих людей к новой, непонятной, а может быть – и попросту враждебной им по духу жизни, мы взваливаем на себя неподъёмную ношу. Пусть так. Потому что мы им задолжали. Погибшим в бою и умершим в концлагерях, выжившим в нечеловеческих условиях оккупации и немногим лучших – в тылу. Всем. Всё равно должны. А долги надо отдавать. Всегда. – Немного подумав, президент нажал на селекторе кнопку вызова секретаря. – Пригласите ко мне Вячеслава Юрьевича, пожалуйста. Скажите, что будем работать над текстом нового выступления. Нет, из пресс-службы никого не надо».

Сергиив Виталий Александрович. Глава Тамбаровской районной администрации. Оренбургская область.

Само совещание прошло в целом буднично, только четкость вопросов и ответов, да краткий доклад генерала вначале говорили о том, что мы теперь не просто глухая провинция, а глубокий тыл воюющей державы. Обстановка на фронтах в целом радовала. Гитлеровцев удалось остановить. Ядерные станции в зоне оккупации вермахту тоже оказались не по зубам. Люфтваффе практически уничтожено. Бункеры Гитлера, центр Берлина, остров Пенемюнде, крупнейшие военно-морские базы и транспортные узлы немцев превращены в щебень нашей дальней авиацией. Но то, что немцы, захватив образцы нашей боевой техники, уже начали её применять, беспокоило не только военных. На западеньщине и Литве явно нашлось немало желающих повоевать на стороне фашистов. Ещё более печально, что остановить гитлеровцев удалось только большой кровью, мужеством наших солдат и гражданских русинов, молдаван, белорусов. Как всегда.

Согласно реляциям генерала, генштаб ОДКБ планирует до конца лета разгромить силы Вермахт, а к декабрю освободить всю Европу, взяв Берлин не позднее 9 августа. Опять под даты норовят победы подогнать! Нет, что б о людях думать! Торопиться то нам сейчас некуда!

До конца года предполагалось сохранить и «особый порядок управления». Руководителям местных администраций передавалось право назначать в случае выбытия глав сельских и поселковых муниципалитетов, прерогатива назначения городских чиновников оставалась за областью. Теперь я смогу законно решить вопрос с райцентром.

Но, похоже, наша власть уже стала глядеться в зеркало истории. Выборы отменены не были. Просто, было решено, что они пройдут в определенные законом сроки: в единый день голосования 8 марта 1942 года…

Основными вопросами совещания были все же гражданские: запуск импортозамещающей промышленности, обеспечение населения, недопущения в ближайшую зиму продовольственного кризиса. По последнему вопросу специалисты будут ещё говорить завтра, но пока дано указание мобилизовать все ресурсы на обработку земли, сохранение и прирост поголовья скота… Сделаем, но природу не обманешь, год похоже будет трудный.

После совещания я зашел в отдел кадров обладминстрации, а затем в областной минфин. В 17 часов, после краткого разговора с шефом отправился в обратный путь. Хотел ещё заскочить к другу моему Лехе, но созвонившись с ним, узнал, что он мобилизован. Причем не его навыки мотострелка полученные в ЗГВ, ни инструкторство по полетам на дельта- и парапланах не были востребованы. Его призвали валторнистом в наш гарнизонный оркестр. Военные уже вовсю готовились к парадам!

Так, без больших задержек, обгоняя грозовой фронт, мы, с порывами ветра и дождем влетели в свой райцентр, уложившись в аккурат за десять минут до комендантского часа. Вымотанный хмурой дорогой, придя домой, я заснул, даже не ужиная.

Эмигрант Пётр Михайлов. Где-то в окрестностях Кёнигсберга.

Я никогда раньше не летал на аэропланах, и с интересом разглядывал окружающую меня обстановку. В кабине очень сильно сквозило. За стеклом кабины чернела непроглядная тьма.

– Скажите, а как мы долетим до цели, ведь ничего не видно – обратился я к пилоту, пытаясь перекричать шум мотора.

– Не беспокойтесь, я иду по приборам, к утру мы будем на месте – прокричал мне лётчик.

Оскара не волновали такие тонкости полёта, он уже спал, привалившись к стенке кабины.

Солнце встретило нас в воздухе, его лучи осветили проплывающую под нами землю.

Пилот озабоченно стал вертеть головой из одной стороны в другую, затем начал поднимать аэроплан вверх.

– Я не могу определить, где мы летим, здесь должна быть железная дорога, но я её не вижу. Попробую подняться выше, хотя это опасно, – прокричал нам пилот.

Увидев справа береговую линию, он кивнул нам, и, повернув аппарат на восток, крикнув:

– Вижу Халигенбайль! Но близко подходить не будем, иначе русская авиация и зенитки не оставят нам шансов!

С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.

Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.

– Долетели, – пилот улыбнулся. – Это был рейс в один конец.

Мы забросали аппарат ветками, и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья, и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение, напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трёхцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперёд.

– Не стреляйте, у нас нет оружия – закричал я.

Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.

Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали: – Стоять!

Мы остановились.

– Лицом на землю, руки в стороны.

Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закруглёнными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги, заставил меня шире раскинуть ноги. Всё это время они держали нас под прицелом своего оружия.

98
{"b":"145385","o":1}