– В самом деле? – выгнул бровь Люк. – А если она изменит?

– Ну, – он понизил голос, – тогда я решился бы попросить ее руки – в третий и последний раз.

Глаза Люка едва не вылезли из орбит.

– Вы обещаете? Ловлю вас на слове. А если я приведу ее сию минуту и заставлю принести извинение и обещание?

– Нет, Люк, – печально сказал мистер Браун. – Она должна прийти ко мне сама. А сейчас я иду в Хоум-Хаус. – Когда Люк собрался что-то сказать, мистер Браун поднял руку. – Нет. Я сожалею, что вообще сказал об этом. И вы, пожалуйста, не говорите Эйте, ибо я все равно об этом узнаю. Но можно предположить, что все к лучшему, поскольку это освобождает меня от необходимости объяснять, почему я вскоре возвращаюсь в Шотландию.

Кажется, Люк был готов продолжить спор, но тут он бросил взгляд на Роуленда Мэннинга. Элизабет не сомневалась, что Люк пообщается с мистером Брауном наедине, пытаясь удержать старого друга от отъезда.

После ухода мистера Брауна в комнате воцарилось молчание. Наконец Люк бросил взгляд на Элизабет, а затем, прищурившись, на Роуленда, который стоял, подобно статуе, скрестив руки на груди.

– А правда, почему вы здесь? Чего вы хотите? – В словах герцога чувствовалось раздражение.

Элизабет поджала губы. Было такое впечатление, словно она наблюдает за тем, как черный бык бьет копытом землю перед древним огромным деревом, которое и так вот-вот рухнет.

Роуленд до сих пор не взглянул на нее.

– Я хочу, чтобы она оделась.

Она впилась глазами в Роуленда. Когда он успел заметить ее одежду?

– А дальше? – Голос герцога был обманчиво мягким.

– Я пришел передать мои поздравления по поводу ее предстоящей свадьбы.

– В самом деле? – спросил Люк. – А дальше?

– И передать ей вот это. – Роуленд вытащил из сюртука большое тяжелое письмо на пергаменте и передал его герцогу.

Когда Люк сосредоточил внимание на этом документе, выглядевшем столь внушительно, Роуленд перевел наконец взгляд на Элизабет. Она затаила дыхание. Он смотрел на нее с вожделением, несмотря на усталость, о которой свидетельствовали мешки под глазами. Затем, спохватившись, он перевел взгляд на герцога.

– Ну как? – спросил Роуленд. – Вы примете?

– Похоже, у меня нет выбора, – не без яда ответил Люк. – Кто может проигнорировать прямое приглашение, исходящее от принца-регента.

– Имею честь сообщить…

Люк перебил его:

– Ясно, что вы уполномочены. Но удивительно, что вы так быстро бросаете ее, – он кивнул в сторону Элизабет, – на тропу Пимма. Он наверняка будет там.

– Стало быть, вы не одобряете его? – спросил Роуленд, небрежно прислонившись к каминной решетке.

– Он более подходящий кандидат, чем… – Люк запнулся, – другие.

– В самом деле? Я не знал, что есть другие.

– Простите, что прерываю ваши свадебные планы, – бранчливо вступила в разговор Элизабет, – но не будете ли вы столь любезны, сказать мне, о чем идет речь?

– О приглашении остаться в Виндзор-Касл во время скачек в Аскоте, – с раздражением объяснил Люк. – Мы должны выехать завтра.

– Я хотел бы переговорить с Элизабет.

Люк громко засмеялся:

– Ни за что в жизни, Мэннинг. Я с трудом терплю то, что вы останетесь наедине с проклятой канарейкой Эйты, и уж тем более не потерплю, чтобы вы остались с одной из женщин, находящихся у меня в доме.

– Совсем недавно она была в моем доме.

– Будь вы джентльменом, вы забыли бы об этом факте с того момента, как она перестала находиться под вашей защитой.

Роуленд покачал головой.

– Сколько раз, черт возьми, я должен напоминать всем, что я не джентльмен? Элизабет, наденьте платье. Мне нужно обсудить с вами нечто весьма важное. Наедине.

У нее подпрыгнуло сердце. Возможно, он знает, каким образом вытащить ее из этой…

– Обсуждайте сейчас. Здесь, – заявил Люк с таким выражением лица, которое не допускало возражений. Роуленд внимательно посмотрел на герцога.

– Знаете, что бы вы обо мне ни слышали, все это правда, – медленно произнес он.

– Вы забыли, что я отнюдь не понаслышке знаком с вашим характером, Мэннинг? Было дело, когда вы заставили вашего единокровного брата скрываться, а затем было дело о подкупе графини, не говоря уже о вашем тогдашнем желании освободить меня и других от той мелочи, которую мы называем жизнью.

– Да, вы оказались в моем кабинете в три часа утра, чтобы тайком забрать состояние графини. – Он тяжело вздохнул. – Слушайте, если вам так чертовски интересно то, что я должен сказать Элизабет, вы можете остаться.

– Как будто я нуждаюсь в разрешении остаться в своем собственном доме, – сухо произнес Люк, усаживаясь в смешное дамское кресло, которое оказалось рядом. – Так давайте.

Элизабет задержала дыхание и заметила, что Роуленд испытывает неловкость. Таким она видела его впервые.

Некоторое время он изучал свои ногти.

– Мне нужен рецепт вашего хлеба с орешками. Элизабет вздрогнула от неожиданности.

– Понимаете, надвигается Аскот, – сказал Роуленд. – Мне необходим стимул для конюхов.

Брови Люка поползли вверх.

– Да, разумеется. – Элизабет подскочила к секретеру и быстро нацарапала гусиным пером рецепт. – А новая кухарка не знает? – Она постаралась произнести это как можно тише.

– Нет, – бесстрастно ответил Роуленд.

– Вы хотите, чтобы я вернулась и помогла вам?

Двое джентльменов заговорили одновременно, лающий окрик Люка перекрыл согласие Роуленда.

– Ни в коем случае! – решительно заявил Люк. – Да вы с ума сошли! Элизабет, сейчас весь Лондон следит за каждым вашим перемещением!

– Я знаю, но у меня долг перед мистером Мэннингом, – возразила она.

– Тут полностью виновата она, – с еле заметной улыбкой сказал Роуленд. – Она уволила мою кухарку, которая до прихода мисс Ашбертон вполне меня устраивала.

– Я не увольняла кухарку. Ее уволил Лефрой.

– Довольно! – раздраженно сказал Люк. – Элизабет, вы должны заниматься тем, чем занимаются леди, отправляющиеся завтра в Виндзор. А вы, сэр, найдете себе другого разнесчастного повара. И еще одна просьба, Мэннинг. – Кажется, теперь настала очередь Люка почувствовать смущение.

– Да?

– Если вам удастся выиграть Золотой кубок, считайте меня своим должником.

Роуленд улыбнулся, напомнив лису, которая оказалась в нескольких дюймах от еды.

– И что это вам дает?

Испытывая явную неловкость, Люк провел ладонью по черной шевелюре.

– Элизабет, вероятно, вам следует оставить нас для…

– Простите меня, но… ни за что. – Элизабет засмеялась, поскольку она произнесла то, что не осмелился бы сказать ни один гость герцога. Жизнь на грани бедствия, похоже, растворила последние остатки ее природной благовоспитанности.

– Так что же? – проворковал Роуленд.

– Пятерку, – пробормотал Люк.

– Всего лишь? – Роуленд потер виски, словно они у него заболели.

– О, – выдохнула Элизабет. – Вы никогда не ставили на скачках по пятьсот фунтов.

Когда Люк ничего не сказал, это сделал Роуленд:

– Готов спорить, что это не так.

Она расслабилась и снова выдохнула:

– Ой, всего пять фунтов!

Глаза у Люка потемнели, в то время как в светло-зеленых глазах Роуленда блеснула искорка.

– Опять неправильно.

– Пять тысяч? Но это… невозможно, – недоверчиво проговорила Элизабет.

– Вот так сюрприз, – пробормотал Роуленд, – А я думал, что вы знаете, как ведут себя мужчины. Не знаете? Ну что ж, буду счастлив обучить вас кое-чему. Рискну предположить, что это джентльменское пари, вероятно, является делом чести и связано с маленькими ставками в книге регистрации. Не возражаете, если я спрошу, кто вас поддерживает?

Кажется, Люк готов был наброситься на своего собеседника.

– С удовольствием – проскрипел он. – Пимм. – Он заставил всех герцогов в Лондоне сделать ставку на то, что ваша кобыла проиграет мерину Татта.

Элизабет вгляделась в лицо Роуленда и не нашла в нем даже следа удивления.

– Цена герцогской гордости в самом деле высока, ваша светлость, – растягивая слова, проговорил Роуленд.