Кеннингтон был удивлен его словами.

– Животное? Трюки? – переспросил он. – Ради Бога, прими мои извинения, я вовсе не хотел оскорблять тебя. И если в моей радости ты распознал неуважение к тебе, то прощу прощения.

– В этом нет твоей вины, – сказал Себастьян. – Это я проявил опрометчивость, ничего не сообщив вам, но у меня и в мыслях не было, что брат не расскажет вам о своих успехах.

– Давайте-ка лучше начнем игру и не будем больше говорить об этом, – промолвил Саймс-Уилверт.

Все взяли карты. Кеннингтон и Саймс-Уилверт молча смотрели на свои карты, стараясь принять безразличный вид, однако, судя по тому, как оба склонили свои светловолосые головы, они все-таки были обижены.

Морган бросил карты.

– Этот чертов стол! – выругался он.

Встав, Себастьян отодвинул стол в сторону. Ноги Моргана в брюках уже не казались такими безжизненными. Благодаря упражнениям они стали сильнее. И если не считать их полной неподвижности, никому бы и в голову не пришло, что в кресле сидит парализованный человек.

– Не ждите, что я сейчас вскочу и пущусь в пляс, – бросил он. – Мать радуется из-за какого-то пустяка, который, я уверен, больше не повторится.

Друзья закивали, но их глаза были по-прежнему устремлены на его ноги.

Морган закрыл глаза. Он так старался сосредоточиться, что челюсть заходила из стороны в сторону. Вот его нога слегка шевельнулась под штаниной, а затем чуть сдвинулась вправо.

– Господи, да это же чудо! – прошептал Саймс-Уилверт. Он повернулся к Кеннингтону: – Ты видел?

– Да-да, видел! Ха-ха! Черт возьми, почему ты скрывал это от нас? Это же потрясающе! Правильно Саймс сказал, это настоящее чудо.

– Не делайте из мухи слона, – оборвал его Морган. – И не вздумайте еще кому-то об этом рассказывать. Я не стану устраивать представления перед любопытными мерзавцами, которые внезапно вспомнят о том, что я все еще жив.

– Разумеется. Конечно. И все же… Что говорит доктор? Когда это произошло? – спросил Кеннингтон. – Мы превращаемся в слух и с нетерпением ждем твоих ответов на мои вопросы.

Об игре в карты все сразу забыли. Себастьян выскользнул из комнаты – у него были личные дела в Сити. Велев оседлать коня, он сел верхом и поскакал на восток.

Ему было непонятно, почему Морган так старательно скрывает от всех улучшение своего состояния. Создавалось впечатление, что он отказывался верить в то, что происходило.

Приехав в Сити, Себастьян зашел в адвокатскую контору возле гостиницы «Линкольнс». Мистер Даугилл не был семейным адвокатом. Себастьян стал его клиентом еще в юности, когда ему стало понятно, что некоторые дела частного характера требуют, чтобы ими занимался юрист, не знакомый с лестью, любопытством и безжалостностью леди Уиттонбери.

И еще тогда Даугилл доказал, что ему можно доверять и что он отлично исполняет свои обязанности. Мягкий человеке невыразительной внешностью, он обладал поразительным даром убеждения. Поэтому ему не составляло труда объяснить даже самой упрямой любовнице, с которой Себастьян разрывал отношения, что предлагаемое ей содержание – это большее, что она когда-либо получит.

Даугилл приветствовал Себастьяна в своей обычной сдержанной манере. Они прошли в небольшую комнатку, и Даугилл выложил на стоявший между ними стол какие-то бумаги.

– Как вы и просили, – начал он, – я поинтересовался этой компанией – «Р amp;Е». Мне было нелегко узнать что-то кроме того, что вы сами мне сообщили. В 1810 году компания построила фабрику, а через год начала производить порох, который продавали Совету по боеприпасам и вещевому снабжению. Как только война закончилась, фабрика была закрыта.

– А вы нашли какую-нибудь информацию о владельцах компании «Р amp;Е»? – спросил Себастьян.

– Сначала не нашел почти ничего, – ответил Даугилл. – Насколько я понял, это было партнерство, а не синдикат. Я связался с одним хитрым и проницательным коллегой в этом графстве, и… – Замявшись, он добавил: – Вообще-то я нахожу это провокационным, но… В общем, этот человек сказал мне, что, хоть он и не знает ничего о бизнесе компании, у него сложилось мнение, что владельцев звали вовсе не Петтигру и Эвершем, несмотря на то что мастерские носили такое название.

– Да уж, это интересно, – заметил Себастьян.

– Разумеется, мы не можем выяснить, к чему был придуман этот обман, – продолжил Даугилл. – Никто в этом графстве никогда не видел владельцев фабрики. Зато люди, не зная их лично, испытывали к ним некоторую враждебность, вызванную тем, что они владеют таким важным и доходным бизнесом. Вот я и решил, что такое странное положение нам только на руку, так как поможет мне ответить на кое-какие ваши вопросы. Я подумал, что фабрику держат какие-то джентльмены, которые не хотят, чтобы их настоящие имена были как-то связаны с торговлей, – вот единственное логическое объяснение происходящему, которое пришло мне в голову.

Себастьян мог бы объяснить сложившуюся ситуацию и получше. Владелец или владельцы могли с самого начала продумать схему производства и продажи плохого пороха, а имена свои они скрывали для того, чтобы никто не узнал, кто они такие, если правда начнет всплывать наружу.

– Вскоре мне стало известно, что мастерские и точно были проданы, как вы говорили с самого начала, – промолвил Даугилл. – Решение было простым и очевидным. Человек не может покупать или продавать собственность, используя подложное имя. И под документами он должен расписаться лично, причем при свидетелях. Я написал мистеру Скеффли, валяльщику, который купил фабрику, и попросил его назвать имя продавца. – Даугилл многозначительно посмотрел на бумаги, лежащие на столе.

– Так вы можете назвать мне его имя? – нетерпеливо спросил Себастьян.

– Да, сэр.

Себастьян ждал. Мистер Даугилл постучал по бумагам указательным пальцем.

– Лорд Себастьян… Я считаю нынешние обстоятельства особенными. Я – ваш слуга, однако, несмотря на это, я еще и адвокат. Мне неизвестна причина, заставлявшая вас искать информацию. Однако если только ваши цели не самые благородные, я советую вам хорошенько подумать, прежде чем потребовать от меня, чтобы я назвал вам это имя.

– Я уверен, что вы должны это сделать.

Даугилл ждал вовсе не такого ответа, однако он хотел услышать и его.

– Ну хорошо… В таком случае я вынужден просить вас, чтобы мое имя не упоминалось ни при каких обсуждениях, когда вы будете говорить об этом деле с человеком, фамилию которого я должен вам назвать. Более того, вы не просто не назовете меня, а даже не скажете, что обращались за помощью к собственному поверенному. Потому что есть люди, которым известно, что в прошлом вы пользовались моими услугами.

Даугилл явно все усложнял, но это только раззадоривало любопытство Себастьяна.

– Разумеется, если вы этого хотите, – пообещал он. – Однако в качестве моего поверенного вы лишь исполняли свои обязанности.

– Да, любой разумный человек стал бы так смотреть на вещи, – кивнул Даугилл. – Однако этот человек разумным не считается. Более того, многие придерживаются о нем прямо противоположного мнения.

– Стало быть, вы его знаете?

– Нет, я только слышал о нем. Он вращается в таких кругах, куда мне доступа нет. Видите ли, он не просто джентльмен, как я предполагал. Он – пэр.

Пространное предисловие адвоката и его опасения постепенно обретали смысл.

– Обещаю, что он никогда не узнает от меня, что вы вели расследование от моего имени, – сказал Себастьян. – И если он каким-либо еще образом узнает об этом, то я сделаю все возможное, чтобы вам не грозили никакие неприятности.

На лице Даугилла появилось выражение молчаливой благодарности.

– Должно быть, вы считаете меня трусом… Но я всегда с удовольствием исполнял ваши поручения… Если бы это был кто-нибудь другой… Он дерется на дуэлях, знаете ли. Это всем известно, и…

– Его имя, мистер Даугилл! – перебил адвоката Себастьян. – Мне хочется услышать его немедленно.

Поверенный вытащил из стопки бумаг один листок. И вручил его Себастьяну.