Его дерзость поразила ее. Одрианна украдкой огляделась по сторонам, беспокоясь, что кто-то мог его услышать.

– Ничего не могу поделать с твоим несчастьем, если ты и в самом деле чувствуешь себя не совсем счастливым, – проговорила она. – И коли уж ты хочешь восстановить отношения со мной, давай вспомним, что это ты попросил меня порвать с тобой. И это было очень жестоко.

Внезапно она живо вспомнила произошедшее. Она ждала его возвращения с восторгом, чувством облегчения от того, что они вместе, а он заявил ей, что между ними все кончено. А когда они расставались, он держался официально, жестко и совсем не был похож на человека, который когда-то ее любил. Он уже точно просчитал, каким образом опала отца может повлиять на него. И был весьма нетерпелив, когда Одрианна плакала.

– Да, это так, и я не имею права ждать от тебя чего-либо, кроме жестокости в ответ, – отозвался Роджер. – Но у меня не было выбора. Думаю, тебе это известно.

– Да, известно. Я понимаю, что моя вера в то, что ты лучше окружающего меня мира, была ребячеством. – До сих пор она никогда не испытывала к нему чувства ненависти, хоть и пыталась возненавидеть его. В течение нескольких недель она плакала по своим разбитым иллюзиям и безнадежному будущему. При этом она все прекрасно понимала.

Наклонив голову, Роджер тихо произнес:

– Я никогда не переставал любить тебя, Одрианна. Не переставал и сожалеть о собственной трусости. И теперь, увидев тебя здесь сегодня, я вновь оплакиваю свой поступок. Но я хочу… – Он засмеялся сам над собой и затряс головой, словно для того, чтобы остановить головокружение.

– Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь, – промолвила Одрианна. – Но если ты просишь только о дружбе – хорошо, я готова. И если мы еще будем встречаться, я не уничтожу тебя. А если моя дружба сможет быть тебе чем-то полезной без моего непосредственного участия, я не скажу о тебе ни слова плохого, если кто-то спросит о тебе.

С этими словами Одрианна пошла прочь от него.

Кто это такой, черт возьми?

Рыжеволосый мужчина подошел к Одрианне ближе, чем допускали правила приличия. Вместе с тем по ней было не сказать, что она разговаривает с незнакомцем.

– Ты слышал хоть слово из того, что я тебе только что говорил, Саммерхейз?

– Да, разумеется… Ты сказал, что Томпсоны наняли следователя. – На таком расстоянии было трудно судить наверняка, но ему показалось, что Одрианна покраснела.

– Это я говорил пять минут назад! А сейчас я толковал о том, что этот парень наводил обо мне справки! Их подозрения становятся слишком уж явными, и я склоняюсь к тому, чтобы предъявить им иск за распространение преступной клеветы.

Себастьян наконец-то прислушался к словам Хоксуэлла. Точнее, только к части его рассказа. Потому что почти все его внимание по-прежнему было поглощено тем, что происходит в противоположном конце зала. Если этот тип немедленно не отойдет от Одрианны, он сейчас направится туда и…

И – что? Себастьян понял, что его охватывает гнев. Снова ревность! Необоснованная и неожиданная. Только теперь она была направлена не на брата-инвалида, который утешал его жену, а на рыжеволосого красавца, с которым она разговаривала. Себастьян сам был большим докой в искусстве обольщения, и опыт подсказывал ему, что незнакомец пытается соблазнить его жену.

– Полагаю, они захотят провести еще одно следствие, – промолвил Хоксуэлл. – Но мне не нравится, когда кто-то ставит под сомнение мои слова или пытается обвинить меня в том, что я причинил ей вред.

– Не исключено, что они всего лишь хотят сделать это, чтобы объявить ее умершей, – предположил Себастьян.

– Это невозможно, пока не пройдет по меньшей мере семь лет, – сказал Хоксуэлл. – И всем это известно.

– Да, но они собирают факты и свидетельства, так что, возможно, все произойдет раньше. В прошлом году шаль, в этом году – ридикюль. И если следователь найдет еще что-нибудь, дело наконец закроют.

– Но если он ничего не найдет, можешь обвинить меня, я не против.

– При чем тут я? Он ни в чем не сможет обвинить тебя, так что его усилия сведутся к нулю, если это его цель. Тебе следует игнорировать его.

Одрианна что-то говорила. У нее был такой же вид, как в тот день, когда она впервые отказалась от его предложения. Мужчине это не слишком нравилось. «Правильно! Поставь этого чертова наглеца на место!»

– Да что, черт возьми, с тобой происходит?! – Хоксуэлл проследил за взглядом Себастьяна. – Новый ухажер? Так скоро? Пусть сначала хоть чернила на свидетельстве о браке подсохнут.

– Этот парень пытается приударить за моей женой, – сказал Саммерхейз.

Хоксуэлл снова посмотрел на Одрианну и Роджера:

– Отсюда трудно разглядеть, что там происходит.

– Я уверен.

– Узнаешь знакомые повадки распутника, не так ли?

– Я никогда в жизни не волочился за женщиной, которая вышла замуж меньше недели назад.

Хоксуэлл рассмеялся:

– Ах, вот оно в чем дело! Судя по твоему негодующему тону, он тебя раздражает. Тебя это действительно волнует, или ты – всего лишь один из заевшихся богатых собственников, которые ревнуют ко всем видам своей собственности?

Так ли это? Действительно ли все, что с нею связано, вызывает у него волнение? Или это в самом деле лишь чувство собственника, переживающего за новую покупку? Эти вопросы застали его врасплох.

Хоксуэлл обошел его вокруг, чтобы загородить Одрианну.

– Если кто-то когда-либо заключал брачный союз исключительно из чувства долга, так это ты, Саммерхейз. И вы с ней оба это понимаете. Ты же знаешь, что рано или поздно и ты заведешь себе любовницу, и она – любовника. Думаю, что сначала ты, а потом она. Обычно это происходит именно так.

– Не всегда.

– Да, не всегда. Иногда жена остается верной и обиженной. Так что иди и надавай ему тумаков, чтобы она знала, как это бывает.

В этом не было необходимости. Себастьян снова увидел Одрианну – она шла по комнате. Одна.

– Временами ты бываешь таким мерзавцем, так раздражаешь меня, Хоксуэлл, – проговорил Себастьян.

– Лишь тогда, когда ты ведешь себя как осел, Саммерхейз.

Одрианна вспоминала бал, а Нелли расстегивала ей платье. Все прошло хорошо, думала она. В такой огромной толпе ее незначительность сыграла ей на руку и даже защищала. Несмотря на это, она познакомилась со многими людьми, и ее даже одаривали приветливыми улыбками. Так что, вероятно, в течение нескольких месяцев она не будет чувствовать себя незваной гостьей на подобных сборищах, несмотря на то что на самом деле она все равно будет считать себя там чужой.

Одрианна подняла руки, чтобы снять платье.

– Пока не нужно.

Одрианна удивленно оглянулась. У двери, ведущей в ее спальню, стоял Себастьян. Он оперся плечом о косяк, скрестив на груди руки. Галстук и фрак он уже снял. Свет свечи подчеркивал белизну его сорочки и темные глаза, наблюдавшие за ней.

Если он не хочет, чтобы она снимала платье, она не станет этого делать. Одрианна молча застыла перед мужем. Себастьян сделал знак горничной, чтобы она вышла, и шагнул к жене.

– Ты в этом платье выглядишь потрясающе, – проговорил он. – Все так решили.

– Не думаю, что в этой суете кто-то вообще обратил на меня внимание.

– Я обратил. Я не мог оторвать от тебя глаз.

Себастьян подошел к ней поближе и остановился за спиной. Одрианна шагнула к туалетному столику, но рука Себастьяна обхватила ее и вернула назад. От горячего поцелуя в шею Одрианна судорожно вздохнула.

Его ладони пробежались по шелку платья. По всему ее телу. Одрианна задрожала, чувствуя, как возбужденная плоть мужа прижимается к ней сзади. От этого давления в ней стало подниматься наслаждение. Когда его руки коснулись ее отвердевших сосков, Одрианна выгнулась, чтобы опереться об него, а ее тело уже изнывало от сладостной пытки.

Поцелуи-укусы. Лихорадочные, уверенные, нетерпеливые. Себастьян осыпал поцелуями ее шею и плечи, и Одрианна повернулась к нему лицом, чтобы получить больше ласк.