– Я видела упоминания об этом в газетах, так что мне об этом известно, – сказала Одрианна. – Однако было очень мило с вашей стороны приехать и предупредить меня.

– С сожалением должен заметить, что об этой истории судачат все вокруг.

– Но это же несправедливо! Впрочем, жизнь вообще вещь несправедливая… Так что я переживу это, как переживала многое в своей жизни. Думаю, и вы тоже.

– Вы слишком хорошо все понимаете.

– Сомневаюсь, что все обстояло бы таким же образом, если бы речь шла о нормальном соглашении между нами. Однако обстоятельства и особенности нашего дела таковы, что нормальные правила тут не подходят.

– Миру все равно, что думаете вы или я, мисс Келмслей.

– Я вдруг поняла, что меня больше не волнует, что обо мне думают другие, поэтому мне все равно, – ответила она на его замечание.

– Это очень смело с вашей стороны, – сказал Себастьян. – И глупо, – добавил он.

Моральное удовлетворение от того, что она поступает правильно, исчезло в мгновение ока. Его место заняло раздражение. Она только что избавила этого человека от неприятностей, а он тут же ее оскорбил.

– Вам бы радоваться моей глупости, а не потешаться над ней, сэр, – заметила она. – Дафна и мама разработали план, по которому с вас следует взять компенсацию. И если бы дело не приняло такой оборот и если бы я не настояла на том, чтобы мы разговаривали с вами наедине, думаю, вы бы уже стали намного беднее.

– Миссис Джойс не добилась бы результата, – заметил Себастьян. – Я не стану платить.

– Разумеется, не станете. Ведь вы ни в чем не виноваты. Так почему должны платить?

Ее взволнованный тон заставил его саркастически улыбнуться.

– Нет, я заплачу, мисс Келмслей, – сказал он. – Расплата будет: в том или ином смысле. Однако выплатить какую-то сумму вам и вашей семье – не самая обещающая альтернатива.

– Что ж, тогда мы пришли к согласию. Будем гордо держать головы, заплатим то, что должны, суду сплетен, и на этом все кончится, – сказала Одрианна. -А теперь давайте вернемся к моей кузине, расскажем ей все и покончим с этим делом.

С этими словами Одрианна повернулась, чтобы идти к дому. Но едва она сделала первый шаг, как твердая рука остановила ее.

– Вы меня не поняли, мисс Келмслей.

Она опустила глаза на руку в перчатке, которая так легко и невежливо контролировала ее движения. В ее памяти всплыло воспоминание о том, как Себастьян сделал то же самое в саду и к чему это привело. Она посмотрела ему в лицо. Судя по тому, что его взгляд на мгновение потеплел, Себастьян подумал о том же самом.

Он отпустил ее руку, но дорогу ей не уступил, поэтому было понятно: они еще не возвращаются к миссис Джойс.

– Пять лет назад… Да что там пять – два года назад я бы поступил так, как вы предлагаете, – сказал лорд Себастьян. – Или сделал бы то, чего хочет ваша кузина. Меня оскорбили, мою честь задели. – Он вынул из кармана лист бумаги. – Вот что я имею в виду.

Одрианна взяла листок и развернула его. Это была грубая и непристойная гравюра. Женщина, весьма походившая на нее, сидела в нижнем белье на кровати, одна ее грудь была почти обнажена. Она отталкивала мужчину, который пытался обнять ее и был похож на лорда Себастьяна. За окном можно было разглядеть вывеску постоялого двора «Два меча». А в нижней части гравюры, освещенные лунным светом, виднелись наполовину закопанные в землю бочонки с порохом.

Одрианна смотрела на изображение обнаженной груди.

– Это чудовищно! Мне известно, что мистер Троттер напечатал что-то вроде этого в музыкальной газете с моей песней, но тако-ое…

Она вернула ему гравюру.

– Возможно, я все же потребую компенсацию, – промолвила она. – Меня изобразили в непристойном виде.

– Это ничего не решит. И лишь послужит подтверждением самых худших сплетен о моей виновности.

– Выходит, положение абсолютно безнадежное, – вздохнула она. – Спасибо за то, что были честны со мной. Полагаю, единственный выход для меня – уехать куда-нибудь. – Она нервно усмехнулась, скрывая собственную тревогу. – Возможно, в Бразилию.

И, ловко обойдя лорда Себастьяна, Одрианна зашагала к дому. Она не хотела больше разговаривать с ним. Представляя гравюру, которую он ей показал, она залилась краской. Одрианна еще не поняла, что такое «хуже этого». Но она опасалась, что ее непристойное изображение уже появилось на тысячах картинок.

Ветки затрещали у нее за спиной.

– Мисс Келмслей, я не собирался приезжать к вам, чтобы привезти плохие новости и оставить вас огорченной.

– Но как я могу не огорчаться? – бросила она через плечо.

И опять рука в перчатке оказалась на ее руке.

– Остановитесь! Выслушайте меня! Позвольте мне сказать, прошу вас.

Он так крепко держал ее, что она не могла не остановиться. Однако поворачиваться к нему Одрианна не стала: она устремила взор на дом. Ей казалось, что она не сможет больше смотреть на лорда Себастьяна, не вспоминая о том, что на гравюре он с вожделением глазеет на нее и ласкает ее нарисованную наготу.

– Мы с вами оба скомпрометированы, мисс Келмслей, – горячо произнес Себастьян. – И оба заплатим за происшествие в гостинице. Но счет будет меньше, если мы поженимся.

На короткое мгновение мир вокруг застыл. Даже сухие листья перестали летать над дорогой. Одрианна не совсем поняла значение его слов. Но уже через миг до нее дошло, что он имел в виду.

Одрианна повернулась к Себастьяну:

– Полагаю, вы шутите.

– Вовсе нет. Это единственное решение, которое приходит мне в голову. И это куда лучше, чем откупаться от вас, как от какой-нибудь доярки с ребенком. Как дочь джентльмена, вы обязаны это сделать. Полагаю, этого ждут от нашей несчастливой истории ваши мать и кузина.

– «Несчастливая история»… – передразнила его Одрианна. – А вы говорите языком настоящего политика, сэр, поэтому слова и звучат так смешно. Гравировочные мастерские без работы не останутся долгие годы.

– Свадьба изменит положение, наша связь уже не будет казаться чем-то неприличным, так что скандал затихнет перед началом сезона, – проговорил Себастьян. – Такая ситуация продолжит историю, рассказанную сэру Эдвину в «Двух мечах». Все поймут, что нас связывают любовные, а не циничные или низменные отношения.

– Как хорошо вы все просчитали, – заметила Одрианна. – Выходит, о вас перестанут сплетничать, потому что выяснится, что вы вовсе не воспользовались ситуацией и не домогались меня, зато я останусь женщиной, которая уступила мужчине до свадьбы. Хуже того, уступила мужчине, доведшему ее отца до могилы. Нет уж, благодарю покорно. Предпочитаю поехать в Бразилию.

Его рука нетерпеливо рубанула воздух.

– Прошу вас быть серьезной! Ни в какую Бразилию вы не поедете. Вы проведете жизнь здесь, опасаясь выехать в город, с трудом переживая презрение местных жителей. Вы не сможете давать уроки музыки, потому что у вас запятнанная репутация, так что вам придется жить исключительно за счет своей кузины. Этот дом станет для вас монастырем, в котором и закончатся ваши дни.

Его жестокие, резкие предсказания, словно пощечины, отхлестали ее по лицу. Одрианне не составило большого труда представить то унылое будущее, которое ее ждет. Ветерок одиночества погасил растущий в ней гнев.

– Вижу, вы играете, чтобы выиграть? – заметила она.

– Да, когда в этом есть необходимость. – Себастьян приблизился к ней. – Пойдемте. Выйти за меня замуж не так уж плохо, – более ласковым тоном промолвил он. – Вы ни в чем не будете нуждаться и заживете, как вам хочется. – Его рука в мягкой перчатке приподняла ее подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза. – И мы хотим друг друга, хотя вам, возможно, эти слова и кажутся странными. Удовольствие проходит долгий путь, чтобы женщина начала терпимо относиться к браку.

Мысль о том, что он понимает, как ее тянет к нему, была ненавистна Одрианне. Как ей хотелось, чтобы его лицо не внушало ей благоговейный страх, а ее сердце не подскакивало в груди, когда она смотрит ему в глаза.