И все же… Все же Мишу грызло нестерпимое любопытство. Взглянуть, хоть одним глазком взглянуть, что там происходит. Кто явился на остров, сколько людей? Может быть, именно с ними удастся отсюда выбраться? Иначе сидеть на островке можно довольно долго, хоть до белых мух — не такое уж и посещаемое это было место… хотя…

Передернув затвор, молодой человек с осторожностью выбрался на берег, таясь за плакучими ивами, пробираясь вдоль разросшихся камышей. Слава богу, подул ветер, как раз с той стороны, с острова. Не должны бы почуять собаки, не должны…

Не так и много пришлось идти! Миновав отмель и пляж, Ратников сразу же увидал стоявшую за песчаной косой ладью — длинный орденский баркас, с развевающимся на ветру флагом — белым, с черным крестом. Около судна возились кнехты — кто разжигал костер, кто собирал хворост… Что же, выходит, они явились сюда надолго. На день, на два, на наделю? Впрочем, разбитых шатров нигде видно не было, ни на ладье, ни рядом, а, значит, сильно задерживаться крестоносцы на острове не собирались.

Рассудив таким образом, Миша несколько приободрился, и теперь думал, как бы отсюда выбраться. Вот с этой вот оказией и свалить — с тевтонцами. Если возьмут… Нет, взять-то они возьмут — в плен. А вот как сделать так, чтобы…

Чу! Из-за рощицы показалась целая процессия, человек десять вооруженных короткими копьями кнехтов и двое монахов; в общем-то, их лица вовсе не были Ратникову знакомы, что еще ничего не значило — эти наблюдательные средневековые люди могли его видеть в замке, вполне могли и запомнить…

Впрочем, времени на размышления у Миши уже не осталось — выбежавшие из рощицы псы мгновенно сделали стойку и зарычали. Учуяли!

Что ж… Кажется, восставшие эсты уже сегодня намеревались штурмовать бург. Именно об этом говорили ночные гости. Это неплохо, неплохо… Оставить бы при себе браунинг, так, на всякий случай… Впрочем, путь даже и обыщут, заберут — черт с ним, с пистолетом, надобно рисковать, когда еще подвернется удобный случай выбраться отсюда? Ближе к зиме?

Наконец, решившись, Ратников покинул свое убежище и, хлюпая по песку мокрыми парусиновыми туфлями, вышел из-за кустов.

Собаки рванули было… лютые здоровенные псы… по знаку одного из монахов их тут же придержали кнехты. Одинокий незнакомец, одетый пусть несколько странновато, но вполне прилично, вряд ли представлял опасность для дюжины вооруженных людей.

— Гутен таг, братья! — подойдя, молодой человек с улыбкой приветствовал тевтонцев. — Да поможет вам Бог и Святая Дева Мария.

— Мы тоже приветствуем тебя, уважаемый, — учтиво склонил голову один из монахов — высокий, с приветливым умным лицом. — И приглашаем разделить с нами скромную трапезу.

Монах кивнул на костер, где уже закипала похлебка.

— С большим удовольствием приму ваше предложение, — Миша продолжал говорить по-немецки, точнее, на том его диалекте, который был здесь в ходу. Нельзя сказать, что это было для него так уж легко, но тем не менее что-то да вспоминалось.

— Я — Жерар, студент из Парижа, — присаживаясь к костерку, Ратников снова улыбнулся, как можно более светски. — Был у безбожных татар и в Новгороде, сейчас пробираюсь в германские земли а дальше — в Италию. Увы, не повезло — какие-то люди, которых я принял за достопочтенных купцов и напросился в попутчики, ограбили меня и сбросили с ладьи. Едва не утонул!

— Что ж, — с усмешкой кивнул монах. — В здешних местах такое частенько случается… Впрочем — и не только в здешних. Меня зовут — брат Гуго, а все мои спутники — кнехты и монахи — братья ордена Святой Марии Тевтонской. Ты ничего не заметил на этом острове, уважаемый брат Жерар?

— Заметил, а как же! — с готовностью кивнул Михаил. — На осине была повешена женщина. О, несчастная! — молодой человек тут же вскочил на ноги. — Надо ее похоронить по-христиански! Идемте же, я покажу — где…

— Мы уже погребли ее, брат Жерар, — брат Гуго мягко улыбнулся. — Погребли и помолились о ее бессмертной душе. Судя по нательному крестику — несчастная была христианкой.

— Да упокоит Господь ее душу!

— Во веки веков. Аминь.

— Аминь! — Михаил молитвенно сложил руки и, немного помолчав, спросил: — Не возьмете ли вы меня с собой, достопочтенные братья? Я бы, конечно, не осмелился напрашиваться, но… такая оказия…

— Конечно, возьмем, брат Жерар! — усмехнулся монах. — Тем более, мы просто обязаны доставлять в замок всех подозрительных… для приватной беседы. Прошу покорнейше извинить.

— О, ничего, ничего… Я понимаю!

— Так же прошу понять и нас — мы должны произвести обыск.

Ратников пожал плечами — ну, уж куда деваться?

— У меня совершенно нет никакого оружия, имеется лишь одна забавная вещь — монголы ей колют орехи.

Широко улыбаясь, Михаил вытащил браунинг:

— Хотелось бы подарить ее вашему настоятелю… Так сказать — лично, из рук в руки. А то не совсем удобно являться просто так, без подарка. Пусть — безделушка, но… Вполне приятная, хоть и не очень нужная вещь.

— О да, — брат Гуго внимательно осмотрел пистолет. — Вещица и в самом деле изящная. Думаю, она понравится брату Якобу.

— Кому, осмелюсь спросить?

— Брату Якобу Штраузе, баллеймейстеру ордена и коменданту бурга.

Тысяча двести сорок четвертый год. Да-да, именно так — 1244-й. Год, целый год прошел с того момента, как Михаил вместе с шайкой Хеврония и Олексой хорошенько пошумели в замке, едва не спалив его дотла. Не спалили. Да и бург за год уже отстроили — еще бы! Год! Целый год! Ратников ухмыльнулся — неудивительно, что его не вспомнили ни монахи, ни кнехты. Уж наверняка много всего произошло за год, поди тут припомни всех гостей — и званых, и незваных. Ну, герр Якоб Штраузе конечно же Мишу вспомнит… так что не стоит доводить дело до встречи, тем более — браунинг-то — вот он, под рубахой, за поясом…

1244 год от Рождества Христова — именно эту дату с удивлением сообщил брат Гуго в ответ на вопрос Ратникова. С удивлением… впрочем, не с таким уж и большим: мало ли сколько человек странствовал, вполне мог сбиться со счета!

1244 год… С одной стороны — хорошо, мало уже кто из случайных людей вспомнит Михаила, с другой же… Где найдешь теперь того же Олексу? Хеврония? А шайка — люди — ох как нужна! Как, впрочем, и браслетики — именно синенькие, бирюзовые — для тридцать восьмого года. Проникнуть, свалиться, как снег на голову, сжечь на хрен ту Проклятую мызу-клинику. Ишь, что удумали — людей на запчасти красть!

Молодой человек и не заметил, как впереди показался берег — сосновый лес, ельник, причал и за ним — бург, вновь отстроенный замок с высокими башнями, наполненным водой рвом и орденским флагом на донжоне. Надо признать, вид бург имел весьма неприступный, похоже, крестоносцы сделали все необходимые выводы из прошлогоднего казуса.

— Вижу, не ожидали? — усевшись на скамью рядом с Мишей, горделиво ухмыльнулся брат Гуго.

— Да-да, — рассеянно отозвался Ратников. — Такой могучий замок… где-то в забытой Богом глуши.

Монах рассмеялся:

— О, скоро это не будет глушью! Уже сейчас в Ливонии цветут города, а верные вассалы ордена — повсюду. И пользуются немалыми льготами, смею заверить!

— А местные язычники? — осторожно поинтересовался молодой человек. — Я слыхал, будто они вновь подняли бунт?

— У нас есть чем унять бунтовщиков! — резко бросил брат Гуго. — Скоро им всем придется туго.

— Не сомневаюсь! — негромко хохотнул Михаил, внимательно наблюдая за деревянным пирсом, у которого лениво покачивалось около десятка ладей и, если судить по флагам, лишь два корабля из них принадлежали тевтонцам, остальные же явно были движимым имуществом псковских купцов. Впрочем, может, и дерптских…