Они увидели, что четырехмоторный транспортный АН-10, изготовленный в России, включил двигатели и приготовился принять участие в операции по поиску и спасению. Ливийцы теперь активно участвовали в таких операциях, пытаясь вернуться в мировое сообщество, но даже их командование ничего не знало о происшедшем в действительности. Всего несколько телефонных звонков помогли проведению операции, и тот, кто вёл переговоры, знал только, что два самолёта совершат посадку, заправятся и полетят дальше. Через час «гольфстрим» снова взлетел и направился в сторону сирийской столицы Дамаска. Сначала предполагалось, что они вернутся на свой аэродром в Швейцарии, к которому приписаны, но пилот возразил против этого на том основании, что два самолёта, принадлежащие одной и той же компании и пролетающие в одном и том же районе практически в одно и то же время, могут вызвать интерес и ненужные вопросы. Во время набора высоты пилот повернул самолёт на восток.

По левому борту, внизу, в заливе Сидра, они увидели мелькающие огни, причём, к их удивлению, принадлежащие вертолёту. Люди жгли топливо, тратили время — и все напрасно. Эта мысль заставила улыбнуться пилота, когда он достиг крейсерской высоты и расслабленно откинулся на спинку кресла, доверив автопилоту вести самолёт на заключительном этапе длительного рабочего дня.

— Мы уже прилетели?

Моуди повернул голову. Он только что заменил своей пациентке бутылку с раствором для внутривенного вливания. Лицо под пластиковым шлемом отчаянно чесалось от растущей бороды. Он увидел, что сестра Мария-Магдалена испытывает такое же ощущение от своего немытого тела. Первое, что она сделала, когда проснулась, — поднесла руки к лицу и коснулась ими прозрачного пластика.

— Нет, сестра, но скоро будем на месте. Прошу вас, отдыхайте. Я справлюсь сам.

— Нет-нет, доктор Моуди, вы, должно быть, очень устали. — Она попыталась встать.

— Я моложе вас и лучше отдохнул, — остановил её врач. К счастью, Жанна-Батиста находилась под воздействием наркотика.

— Сколько сейчас времени?

— Достаточно, чтобы вы отдохнули. Когда мы прибудем к месту назначения, вы займётесь своей подругой, но меня тогда сменят другие врачи. Прошу вас, берегите силы. Они скоро вам понадобятся.

Моуди знал, что говорит правду.

Монахиня не ответила. Привыкшая выполнять указания врачей, она повернула голову, что-то прошептала — наверно, молитву — и закрыла глаза. Когда Моуди убедился, что она действительно уснула, он прошёл в кабину лётчиков.

— Сколько ещё?

— Сорок минут. Мы совершим посадку немного раньше, чем предполагалось, — нам помогает попутный ветер, — ответил второй пилот.

— Значит, до рассвета?

— Да.

— Чем она больна? — не повернув головы, спросил пилот. Ему так все надоело, что просто хотелось услышать что-то новое.

— Уверяю вас, вам лучше об этом не знать, — заверил его Моуди.

— Она умрёт, эта женщина?

— Прежде чем этим самолётом воспользуются снова, в нём следует провести самую тщательную дезинфекцию.

— Нас уже предупредили об этом. — Пилот пожал плечами, даже не подозревая, какой ужас мог испытать, знай он, что за пациентка находится на кушетке в салоне. А вот Моуди знал это. В пластиковой простыне под нею уже, должно быть, накопилась лужа заражённой крови. При её выгрузке им придётся вести себя исключительно осторожно.

Бадрейн был доволен, что не прикоснулся к алкоголю. Он оказался самым разумным человеком среди всех, находившихся в бункере. Подумать только: десять часов. Они говорили и спорили, как торговки на базаре, уже десять часов.

— Он согласится на это? — спросил командующий национальной гвардией.

— Это вполне разумное предложение, — ответил Али. Пять известных имамов прилетят в Багдад и останутся здесь в качестве заложников, подтверждая тем самым если не добрую волю, то по крайней мере верность своего лидера данному им слову. По сути дела это было надёжнее, чем предполагали собравшиеся здесь генералы. Впрочем, они не проявили особого интереса. Когда эта проблема была решена, генералы переглянулись и кивнули один за другим.

— Мы согласны, — произнёс командующий национальной гвардией, он говорил от имени всей группы. То, что сотни офицеров более низкого ранга останутся здесь и понесут наказание, генералам было безразлично. Во время продолжительной дискуссии этот вопрос не затрагивался.

— Мне нужен телефон, — сказал им Бадрейн. Начальник спецслужбы провёл его в соседнюю комнату. Там всегда была прямая связь с Тегераном. Даже во время войны между Ираном и Ираком она не прерывалась. На этот раз канал связи шёл через микроволновую башню. Дальше связь осуществлялась по оптиковолокнистому кабелю, ведущиеся по нему разговоры невозможно было перехватить.

Под внимательным взглядом иракского генерала Бадрейн, нажав на кнопки, набрал номер, который запомнил несколько дней назад.

— Это Юсуф. У меня новости, — сказал он человеку, который поднял трубку.

— Прошу подождать, — был ответ.

Дарейи, как и всякий нормальный человек, не любил, чтобы его будили так рано, особенно если принять во внимание, что последнее время он плохо спал. Когда на тумбочке рядом с его кроватью зазвонил телефон, он несколько раз моргнул и лишь затем протянул руку к трубке.

— Слушаю.

— Это говорит Юсуф. Все согласовано. Потребуется пять друзей.

Хвала Аллаху за Его милосердие, подумал Дарейи. Для того чтобы созрели эти плоды, потребовалось столько лет войны и мира. Впрочем, нет, возносить хвалу Аллаху преждевременно. Ещё предстоит сделать так много. Однако самое трудное теперь уже позади.

— Когда начнём?

— Как можно скорее.

— Спасибо. Я не забуду твою верную службу. — Теперь Дарейи проснулся окончательно. Этим утром впервые за много лет он забыл произнести утренние молитвы. Аллах поймёт, что работа, направленная на Его благо, должна выполняться быстро.

Как она, должно быть, устала, подумал Моуди, глядя на Марию-Магдалену. Когда самолёт совершил посадку, обе монахини проснулись. Последовала обычная тряска, пока самолёт замедлял свой пробег, и Моуди услышал хлюпающий звук. Это значило, что Жанна-Батиста действительно лежит в луже крови, как он и предполагал. Ничего не поделаешь, по крайней мере он сумел доставить её живой. Глаза сестры были открыты и смотрели на изогнутый потолок салона, хотя вряд ли видели что-то. Мария-Магдалена воспользовалась возможностью и посмотрела в иллюминатор, но все, что она увидела, это аэропорт, а они выглядят одинаково во всём мире, особенно ночью. Наконец самолёт остановился и дверца открылась.

Теперь они тоже поедут в грузовом фургоне. В салон вошли четверо, все в защитных пластиковых костюмах. Моуди расстегнул ремни, удерживавшие пациентку на кушетке, и сделал знак второй монахине оставаться на месте. Четыре армейских медика осторожно подняли прочную пластиковую простыню, держа её за углы, и понесли больную к дверце. Когда они подняли пациентку, Моуди заметил, что немного крови попало и на кушетку, где лежала Жанна-Батиста. Врач покачал головой. Ничего страшного. Лётчикам даны указания, которые повторялись не один раз. Когда пациентку благополучно уложили в кузов машины, Моуди и Мария-Магдалена тоже спустились по ступенькам трапа. Они сняли шлемы, позволив себе наконец вдохнуть свежий прохладный воздух. Врач взял у одного из вооружённых часовых, окруживших самолёт, фляжку с водой и передал её монахине. Сам он тут же взял для себя ещё одну. Они выпили по целому литру воды, прежде чем подняться в крытый кузов. Оба с трудом ориентировались после длительного полёта, особенно Мария-Магдалена, потому что не знала, где находится. Врач обратил внимание на «Боинг-707», видно, прибывший незадолго до них. Это был тот самый самолёт, что доставил груз обезьян, но Моуди не знал об этом.

— За все эти годы я ещё никогда не бывала в Париже — разве только совершала пересадку в аэропорту, — сказала Мария-Магдалена, глядя по сторонам, прежде чем опустился брезент, отрезавший их от внешнего мира.