— Только никаких записей и без магнитофона.

— Согласен, всего лишь для общего описания обстановки. В статье будет сказано «высокопоставленный источник», даже не «высокопоставленный источник из администрации президента».

— И я скажу тебе, где проверить полученную от меня информацию.

— Они знают про операцию?

— Даже в большей степени, чем я, — ответил ван Дамм. — Чёрт возьми, мне только что стали известны важные подробности.

Журналист удивлённо поднял бровь.

— Это пригодится, и на них будут распространяться те же правила. А кто действительно знает об этом?

— Даже президент знает не все. Я вообще сомневаюсь, что кому-то известна общая картина.

Хольцман сделал последний глоток и отодвинул стакан. Подобно хирургу в операционной, он никогда не смешивал алкоголь с работой.

Рейс 534 совершил посадку в Стамбуле в 2.55 по местному времени, пролетев тысячу двести семьдесят воздушных миль за три часа пятнадцать минут. Стюардессы разбудили пассажиров за тридцать минут до посадки и попросили на разных языках поднять спинки кресел в вертикальное положение. Теперь пассажиры с трудом приходили в себя. Авиалайнер плавно коснулся посадочной дорожки, и несколько пассажиров подняли пластмассовые шторки на иллюминаторах, чтобы убедиться, что они действительно находятся на ещё одном безымянном участке земли, освещённом белыми посадочными и синими рулежными фонарями, ничем не отличающемся от таких же аэродромов во всём мире. Те, кто прибыли к месту назначения, вставали и пробирались к выходу, чтобы окунуться в чёрную турецкую ночь. Остальные снова откинули назад спинки кресел, чтобы вздремнуть ещё сорок пять минут, перед тем как самолёт взлетит в 3.40 и начнётся заключительная половина полёта.

Рейс 601 авиакомпании «Люфтганза» совершался на двухмоторном аэробусе А-310 примерно такого же размера и вместимости, как «боинг» голландской компании КЛМ. На борту аэробуса тоже находились пять пассажиров из группы Бадрейна. Авиалайнер взлетел в 2.55 утра для беспосадочного полёта во Франкфурт. Вылет прошёл без всяких происшествий.

— Это прямо-таки сенсационная история, Арни.

— Да. Я познакомился с важными подробностями только на этой неделе.

— Насколько ты уверен в достоверности происшедшего?

— Все детали совпадают. — Он снова пожал плечами. — Не могу сказать, что мне это понравилось. Думаю, что мы все равно одержали бы победу на выборах, но, Боже мой, он просто отказался от борьбы. Представляешь себе, он намеренно провалил собственные выборы, но, — задумчиво покачал головой ван Дамм, — это был, наверно, самый мужественный и великодушный политический поступок нашего века. Я даже не подозревал, что он способен на такой шаг.

— Фаулер знает об этом?

— Я не говорил ему. Пожалуй, нужно рассказать.

— Одну минуту. Помнишь, как Лиз Эллиот подсунула мне подтасованные факты относительно Райана и как…

— Да, здесь все сходится. Джек вылетел в Колумбию, чтобы спасти брошенных там солдат. Сержант, который находился на вертолёте рядом с ним, был смертельно ранен, и Джек с тех пор выполнял данное ему обещание заботиться о его семье. Лиз заплатила за это. Когда в Денвере взорвалась атомная бомба, она разрыдалась и рассказала обо всём.

— Значит, Джек действительно так и поступил… Никто не знает всех подробностей случившегося тогда. Фаулер потерял самообладание и едва не запустил ракету с ядерной боеголовкой, нацеленную на Иран, — ему помешал Райан, правда? Это он остановил пуск ракеты. — Хольцман посмотрел на стоящий рядом стакан и решил сделать ещё глоток. — Как это произошло?

— Джек проник на «горячую линию», — ответил Арни. — Он отключил президента Фаулера и говорил непосредственно с Нармоновым. Ему удалось успокоить русского премьера. Фаулер вышел из себя и приказал агентам Секретной службы арестовать Райана, но, когда они приехали в Пентагон, все уже стихло. В тот раз ему повезло, слава Богу.

Хольцману понадобилась пара минут, чтобы обдумать услышанное, но и в этом случае все совпадало с тем, что было известно ему. Через два дня Фаулер ушёл в отставку, но это был поступок честного человека, который понял, что его моральное право управлять страной исчезло в тот момент, когда он отдал приказ о пуске ракеты с ядерной боеголовкой на город с ни в чём не повинными жителями. Райан тоже был так потрясён случившимся, что тут же ушёл с государственной службы и вернулся лишь после того, как Роджер Дарлинг попросил его об этом.

— Райан нарушил все существующие правила, словно ему нравится это. — Но разве справедливо так говорить? — подумал Хольцман.

— Если бы он поступил иначе, мы сейчас не сидели бы здесь. — Глава администрации Белого дома налил себе виски и вопросительно посмотрел на журналиста. Тот покачал головой. — Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Если ты расскажешь все, как было, это может повредить нашей стране.

— Но тогда почему Фаулер рекомендовал Райана Роджеру Дарлингу? — спросил Хольцман. — Он ненавидел Джека, но всё-таки…

— При всех своих недостатках, а у Фаулера их немало, он честный политический деятель, вот почему. Да, он не любил Райана, может быть, это объяснялось личной антипатией, я не знаю, но Джек спас его, и Фаулер сказал Роджеру… Как это он сказал? «Надёжный человек в критической ситуации», вот, — вспомнил Арни.

— Жаль, что он не разбирается в политике.

— Джек быстро овладевает этим искусством. Ты ещё удивишься.

— Если у него будет такая возможность, он выпотрошит правительство. Я не могу… то есть, я хочу сказать, что мне лично он нравится, но его политика…

— Каждый раз, когда мне кажется, что я понял его, он делает что-то неожиданное, и мне приходится напоминать себе, что у него нет определённой программы, — сказал ван Дамм. — Он просто выполняет свою работу. Я приношу ему бумаги, он читает их и принимает решение. Он прислушивается к тому, что ему говорят, — задаёт разумные вопросы, внимательно выслушивает ответы, — но всегда сам принимает решения, словно ему известно, что правильно, а что нет. Но, черт побери, Боб, почти всегда он оказывается прав! Ты понимаешь, я не могу разобраться в нём. Впрочем, это тоже не так. Иногда я не понимаю, чем он руководствуется.

— Словно пришёл со стороны, — негромко заметил Хольцман. — Но…

Глава администрации кивнул.

— Вот именно — но. Но к нему относятся и пытаются его понять, словно он политический деятель с тщательно разработанной программой действий, которую он скрывает от всех.

— Значит, ключ к загадке Райана заключается в том, что нет никакой загадки… Вот ведь сукин сын! — засмеялся Хольцман. — А правда, что он ненавидит свою работу?

— Большей частью. Но ты бы видел его, когда он выступал на Среднем Западе. В тот момент Джек отдался этому всей душой. Люди, перед которыми он выступал, прямо-таки обожали его, а он тоже любил их, и это было заметно — и тогда он страшно испугался, что не сумеет оправдать их доверия. Никакой загадки? Совершенно верно, никакой. Как любят говорить игроки в гольф, самое трудное заключается в том, чтобы послать мяч прямо к лунке, верно? А тут все ждут от него каких-то хитростей. Да нет этих хитростей, нет совсем.

— Тогда в чём заключается фокус, если нет никакого фокуса? — фыркнул Хольцман.

— Боб, я просто пытаюсь контролировать средства массовой информации, понимаешь? Представления не имею, как ты изложишь это, разве что будешь придерживаться одних фактов, подобно тому как и полагается поступать журналистам.

Хольцману было трудно переварить услышанное. Он провёл в Вашингтоне всю свою профессиональную жизнь.

— Значит, все политические деятели должны быть такими же честными и прямыми, как и Райан. Но они не такие.

— А этот такой, — огрызнулся Арни.

— Но как я скажу это своим читателям? Кто мне поверит?

— Действительно, сложная проблема, — покачал головой ван Дамм. — Я занимался политикой всю жизнь, и мне казалось, что я знаю все. Чёрт возьми, я действительно знаю все. Я один из лучших специалистов в своей области, всем это известно, и тут внезапно в Овальном кабинете появляется этот неотёсанный мужлан и говорит, что король-то голый, и он прав. Никто не знает, что предпринять, разве что утверждать, что это не так. Система не готова для этого. Она способна заниматься только собой.